взбунтуются! А разве, бунтуя, они требуют свободы? Нет, им довольно
своеволия! За триста лет непокорства они не догадались испросить законов,
гарантирующих их права! О нет, они бунтовали так: если король не вел их
слишком долго на противника и если король хотел их вести на противника
слишком сильного.
Государь!
Прекратив самоуправство, вы восстановите право, прекратив своеволие,
возродите свободу.
Король вглядывался в лунную ночь.
Люди с хохлатыми алебардами прохаживались по стенам, разделявшим
двор. На одной из стен сохранился кусок сада, - непременной принадлежности
вейских управ. Соснам в саду было уже двести лет, в каменном пруду,
некогда именуемом "Серединным океаном", квакали лягушки, и под самой
стеной, там, где когда-то первый человек провинции сеял жареное зерно в
первую борозду провинции, начинались огороды замковых слуг.
Король отвернулся от окна и увидел, что Арфарра совсем продрог.
- А каков, вы говорили, советник, парк в Небесном Городе?
- Восемь тысяч государевых шагов.
- У потомков Амара сады - больше моих поместий, - скривившись,
проговорил Варай Алом. - А империя опять прогнила, иначе бы не вышвыривала
таких слуг, как вы. Оскорбление государя!
Король захлопнул окно так, что с рамы полетела золотая чешуя, и
закричал:
- Я не хочу быть государем Варнарайна! Я стану государем Великого
Света! В мире может быть только один государь! И мои воины, с которыми вы
хотите меня поссорить, не помешают мне, а помогут! А править - править мне
поможете вы, потому что вы правы: нет смысла завоевать империю, чтобы
раздать ее в лен. - Король внезапно остановился и засмеялся: - Клянусь
божьим зобом! В эту ночь придется выбирать не только Кречетам, но и вам,
советник! Где гороскоп, который вы мне обещали? Вы уж месяц, как его
составили, а все молчите о лучшем дне для следующей войны.
Советник сидел неподвижно, только на лбу выступили капельки крови -
это с ним бывало от чрезмерного волнения.
- Гороскоп не окончен, - оправдываясь, проговорил он.
- Берегитесь, советник, - сказал король. - Это женские басни, что
чародеи предсказывают будущее. Они делают его. Если вы хотите, чтобы я
завтра покончил с Марбодом, вы должны забыть, что вы - подданный империи,
вы должны помнить, что вы - слуга короля.
Как известно, в мире живут два клана людей: живые и покойники.
Покойникам полагается спать днем, когда солнце выходит из-под земли. Живым
же - ночью, когда солнце заплывает под землю. Этой ночью, однако, многие
живые спали плохо или не спали вовсе.
К замку Белых Кречетов пришла городская чернь и сожгла перед ним
чучело Кукушонка. Киссур Ятун, однако, не велел их гнать, а надел свою
лучшую одежду, оседлал любимого коня, завернулся сверху суконной епанчой и
поехал с тремя людьми искать какого-нибудь места, где встречаются боги и
люди.
И действительно, нашли через час постороннего: сидит мужик на берегу
реки, недалеко от Арфарровой дамбы, ловит рыбу и свистит в желудевую
свистульку, а на ногах у него, что называется, башмаки без подошвы и без
голенища, а куртка - внучка накидки и правнучка плаща.
Стали спрашивать о роде и племени, - действительно, ни роду, ни
племени - посторонний.
Тут Киссур и знатные господа отняли у постороннего желудевую
свистульку, сели с ним рядом на берегу в шитых плащах и рассказали обо
всем. Киссур хотел вести его к старой женщине, чтобы гадать, кинул ему
соболий кафтан. Тут бродяга развязал веревочку на своей куртке, а куртка
держалась только веревочкой и развалилась. Киссур ужаснулся про себя и
спросил:
- Что у тебя с левой рукой?
Посторонний говорит:
- А раздавило, когда строили Арфарре дамбу. Лекарь сказал: либо я
тебе руку отниму, либо ты весь сдохнешь.
Тут Киссур Ятун лег на землю и стал плакать, потому что бог ему,
значит, велит отречься от Марбода, как постороннему этому - от руки.
Спутники же его очень удивлялись, чего это Киссур Ятун разговаривает
со старым пнем у реки, пока Киссур им все не пересказал.
Даттам так рано прогнал храмовую плясунью, что девица обиделась:
- В прошлом году, - сказала она, - только моя пляска исцелила засуху.
Много ли равных мне даже в империи?
- В империи, - усмехнулся Даттам, - засуху умеет прекращать каждый
брюхоногий чиновник.
Подарил, впрочем, красавице хрустальный ларчик.
Даттам лежал и думал о том, что Марбод и Арфарра обманули его. Марбод
просился на церемонию, чтобы полюбоваться на свою проделку с кречетом. А
Арфарра это, вероятно, знал. И Арфарра выманил у Даттама бумагу о городе
Ларре и выставил Даттама на посмешище, а сам прекрасно знал, что из
присутствия Кукушонка на церемонии выйдет только лишний скандал. И после
этого Арфарра еще утверждает, что заботится о торговцах!
Да, прилюдно он с Арфаррой пока не ссорился. Однако, если предъявить
королю на утверждение договоры, заключенные Даттамом по пути в Ламассу, -
скандал будет неминуем, дик и страшен. Еще он думал о купцах с Западного
Берега.
А король Варай Алом лежал и думал о великой стране, где государев
дворец доходит до неба, в государевых парках бродят золотые павлины,
чиновники ездят на медных лошадях и деревянных быках, а с неба не сходят
благоприятные знамения. Подле Серединного Океана живет черепаха Шушу, и
Дерево Справедливости покрывается золотыми плодами, когда на него глядит
государь.
Король - не государь. От его взгляда не цветут деревья. Что в том,
чтоб застроить Ламассу, как хочет Арфарра? Мало ли в королевстве городов?
Они так же непокорны и наглы, как сеньоры, и вдобавок лишены рыцарской
чести. В Горном Варнарайне нельзя стать государем, потому что в мире может
быть только один государь!
Наконец король заснул, и ему приснилось, как он бросает под ноги
советнику голову нынешнего государя и голову наследника престола, экзарха
Варнарайна, предавшего своего вассала Арфарру. Арфарра радостно улыбался -
во сне было ясно, что советник необычайно мстителен, как и полагается
благородному человеку.
Неревена напоили настойкой, растерли и закутали. Он, однако, не мог
заснуть от боли и страха. Он лежал и думал о печальном мире за толстыми
стенами, мире, в котором земля по ночам покрывается ледяной чешуей, а его,
Неревена, жизнь стоит вдвое меньше жизни горожанина и в шестнадцать раз
меньше жизни Марбода Кукушонка.
Он думал о том, что в его отсутствие тюфяк и укладку кто-то потрошил.
Ничего, разумеется, не нашел, но сдвинул волоски, уложенные между клубков
и коклюшек.
Неревена, храмового послушника, сам экзарх Варнарайна послал в страну
ложных имен следить за королевским советником. Взглянул своими мягкими
глазами в глаза Неревена, махнул нешитым рукавом, шепнул: "Все для общего
блага!" - приворожил, как всегда умел привораживать, и послал.
А королевский советник не спал, как обычно, потому что со
студенческих лет привык ночами читать и наблюдать за звездами, а во рту
держать камешек, чтобы почувствовать зубами, когда засыпаешь. Наука эта
весьма его занимала, хотя он считал ее совершенной химерой и полагал, что
множество предсказаний не совершилось бы, не будь они предсказаны.
И сейчас гороскопа на его столе не было, а были чертежи дамбы.
Закричала далекая сова, вздрогнули зеркала. Стало одиноко и страшно.
Советник встал и, нагнувшись, прошел в темный чулан, где поскуливал на
тюфячке Неревен. Стал осторожно гладить мальчика по голове; в конце
концов, ближе никого не было, мангусту убили...
Неревен повернулся: два человека пожалели его сегодня - советник и
чужеземец.
- А про людей из-за моря рассказывают, - сказал Неревен, - что они
накрываются ушами, как лопухом, и ноги могут отстегивать.
- И про Горный Варнарайн то же рассказывают, - сказал учитель. - Ты
приехал, однако, и увидел, что люди с виду такие же, однако общество -
одноногое, одноглазое и накрывается - лопухом. Народ всегда прав. Все
басни истинны - но не прямо, как язык богов, а в переносном смысле.
- А эти купцы, - сказал Неревен, - они глупые. Зачем этот торговец
вступился за меня, если не умел драться? Что они за люди?
- Не знаю, - сказал Арфарра. - Триста лет назад было такое на
западной окраине моря. Явился корабль с торговыми людьми и отплыл с
товаром. А вскоре эти люди увидели, что империя слаба, и разорили своими
набегами всю провинцию. Ведь пиратство прибыльней торговли, а дикие народы
ужасно склонны к прибыли.
- А-а, - сказал Неревен, - вы думаете, что эти люди приведут за собой
пиратов? Поэтому и приказали их арестовать?
- И пиратов, - сказал Арфарра, - и неизвестные болезни. Так уж
повелось, что в мир приходит гораздо больше дурного, чем хорошего, и как я
осмелюсь видеть в этих людях хорошее, если Марбод Кукушонок лазит с ними
за волшебным мечом, а Даттам видит в них собратьев по плутням?
- Учитель, а вы правда наколдовали так, что меч Марбода разлетелся на
части?
- И как это было?
- О, это было чудесно, - ответил Неревен, - морды на эфесе меча
торговца вздыбились и закричали, а клинок перешибло светом...
Арфарра улыбнулся. Неревен был вот уже третий человек, который
рассказывал ему эту историю. Было просто удивительно, как много
несуществующего видят люди, особенно если возбуждены... Перешибло
светом... Арфарра-советник, автор двух трактатов об оптике, двадцати лет
попавший за них императорскую академию, лучше других знал, отчего это
невозможно. Поджечь паклю? Запросто. Перешибить клинок? Исключено.
- Нет, - сказал Арфарра, - это был не я, но рассказывать об этом ты
будешь именно так.
Арфарра еще долго сидел за чертежами дамбы и новым разделом
уголовного уложения. Разрубленный клинок не шел у него из головы, и в
советнике понемногу просыпалось любопытство ученого, почти начисто
уничтоженное заботами политика, пустившего многие из сделанных храмом
открытий на мелкое государственное колдовство.
Как бы посмотреть на этот клинок? Любопытно, что именно с ним
случилось: говорят, старые ламасские мечи действительно вот так могут
внезапно сломаться, - усталость в металле, напряжения между слоями... Это
могло бы быть любопытно для тех, кто делает новое оружие...
Но Марбод унес рукоять с собой, а другой обломок куда-то утащили его
дружинники...
Советник Арфарра положил про себя разыскать клинок, если у шпионов
его будет к тому возможность. Впрочем, - подумал он, - завтра суд, и что
случилось с клинком, вероятно, выяснится на суде.
7
С утра король послал людей к Золотой Вершине. Судя по следам, ночью к
отвесным скалам подскакали семнадцать всадников и пропали. Возвращались
другим путем, а другого пути нет. Хаммар Кобчик, понизив голос, сказал:
- У Золотого Государя на скале, однако, пропала печать с пояса.
О, Шакуник! Как же - пропала, когда выскользнула и осталась - там!
Еще нашли следы заморского торговца, Бредшо. Он, действительно,
непонятно с чего, бродил в Мертвом Городе, а потом бежал тысячу шагов к
храму Виноградного Лу, хотя никак не мог услышать с такого расстояния
крики, если только у него не были заколдованы уши.
В час, когда сохнет роса, король с советниками сошел в серединную
залу: золотой гранат, набитый зернами людей, и сел творить суд. Совершили
возлияния; знамения были для правосудия благоприятны.
Самоличный суд всегда был одной из главных обязанностей королей
аломов, но те ей, увы, частенько пренебрегали.
