Неревен осмотрел ступеньки лестниц, пощупал за коврами, а потом
завозился с замком у большого ларя. Ларь стерегла птица Цок. Чтобы она
стерегла его целиком, резчик растянул крылья прямоугольником, голову и
хвост завернул на брюшко, а когти и перья усеял десятками глаз. Поэтому-то
Неревен и не боялся варварских богов на ларях: по рисунку было видно, что
не бог - повелитель ларя, а ларь - владелец бога, ишь, растянули, как на
дыбе.
Крышка подалась и растворилась, Неревен стал перебирать содержимое,
потом насторожился.
Ага! Только варвары так шумно ходят по каменным полам. Неревен
выскользнул из комнаты и изогнулся у косяка.
В дверях показался давешний торговец из-за моря с товарищем. Одеты
оба были очень богато. Первый, главный, был широк в плечах, узок в поясе,
белокурый, нос прямой, глаза серые, вид надменный, потому что расстояние
между верхней губой и носом чуть великовато, больше примет нет.
Второй был помельче, чуть сутуловат, рыжий, нос с горбинкой, губы
углами вниз, как у людей мягких и суеверных. Для двух соплеменников они
были решительно непохожи друг на друга. В лицах их, однако, одинаково
недоставало ни решительности горца, ни воспитанности вейца. Белокурый
огляделся, ступил к стене и воткнул что-то в розовый пух ковра.
Неревен осклабился. Он внезапно понял, отчего Даттам не к месту
просил за чужеземцев: у них был приворотный амулет! Точно, - ходили уже
слухи на рынке, что эти люди заядлые колдуны!
Неревен, улыбаясь, показался в проеме. Варвар отскочил от ковра,
будто обварившись кипятком, виновато глянул в глаза.
- Вот, господин Даттам звал нас к полудню... - повертел головой и
добавил: - Глупое строение. Всякая комната - проходная, никакого понятия о
личном уединении. Немудрено, что король от замка по всей стране бегает.
Неревен, склонив голову набок, очень странно смотрел на торговца.
- Это не замок, - сказал Неревен, - а управа. Его строили для
наместника провинции, когда страна была частью ойкумены. А когда король
Ятун брал город, он поклялся, что не оставит в нем ни одной живой
мангусты. Дом наместника они сожгли, а управу оставили, приняв ее за храм
и испугавшись гнева богов.
Белая мангуста вышла из-под занавесей и уставилась на незнакомцев.
Усики у розового носа вздрогнули, короткий толстый хвост часто застучал по
полу.
Рыжий варвар в испуге отступил. Варвары видали, как мангуста всюду
ходит с Арфаррой, и считали, что она-то и есть его бог. Неревен знал, что
это не так: бог был один, а мангуст у Арфарры было две. И сейчас одна
сидела в храме, а другая была с Арфаррой во дворце.
Мангуста подняла на Неревена желтые прозрачные глаза.
- Жителю ойкумены, - прочитал Неревен в глазах мангусты, - плохо жить
в казенных анфиладах, он тоскует без своего угла. Но какое понятие об
уединении имеют варвары? И еще - какой варвар скажет: "к полудню"? Он
скажет: "когда солнце будет плавать над головой", а придет, когда солнце
утонет.
И Неревен мысленно связал в уме первую петельку...
Мангуста пошла в соседний зал, и Неревен повел заморских гостей за
ней. Там он усадил их и велел ждать, пока вернется.
- Как вас представить? - спросил он.
- Сайлас Бредшо, - сказал рыжий.
- Клайд Ванвейлен, - сказал белокурый.
Имена длинные - родовые имена. И ни титулов, ни должностей. Одно
слово - торговцы.
Неревен вернулся в спальню и снова занялся ларями. Он искал письма,
которые Даттам получил сегодня утром от Оско Стрепета. Стрепеты шли пятыми
в золотых списках знати, земли графа обнимали весь северо-восток. Даттам
получил письмо и стал рассказывать, что должен ехать к графу.
Это как понять? Явился к Весеннему Совету, а теперь бежит от греха
подальше? И, стало быть, сам граф не хочет быть на совете?
Поставцы были пусты, а в ларе-подголовнике Неревен нашарил лишь
сборник математических притч.
Послушник поднял глаза. Справа от кровати была ниша, а в нише стоял
мраморный Бужва, страшный бог правосудия и пыток, покровитель сыщиков и
шпионов. Неревен прищурился, и острые его глаза вдруг заметили крошечную и
слишком ровную трещину за ухом великого бога: тайник!
Вскрыть? Бога?! Этого бога?!
На душе стало страшно, но Неревен вспомнил: учитель велит мыслить
логически. Бужва - бог ойкумены. Боги ойкумены извинят все, совершенное на
благо ойкумены. Следовательно, бог обысков и пыток должен извинить, если
Неревен его обыщет.
Неревен поддел ногтем ухо бога, - оно отошло в сторону, обнажив
латунный квадрат с дырочкой для ключа. Неревен выбрал из кармана
подходящую отмычку, - и через минуту голова Бужвы откинулась, как крышка
ларя. Неревен запустил руку внутрь и тут же выдернул ее. В ладони лежало
две монеты-ишевика в спутанной паутине, а по рукаву бежал паук.
Оскорбленный бог убегал из самого себя, а святотатство было напрасным.
Ничего в этот тайник Даттам не клал, и владелец монет, умер, небось, при
штурме города, не успев забрать из тайника последнюю взятку!
Неревен сглотнул и впервые в жизни глянул вблизи в золотой лик
государя Ишевика. Круглая монета, квадратная дырочка: квадратура круга!
Голова закружилась. Соблазн и проклятье! В империи за эти монеты бог в
парчовой куртке ссылает людей в каменоломни, а сам, - сам хранит их в
зобу!
В гостиной снова послышались голоса - кто-то разыскивал Арфарру.
Неревен выгреб из утробы страшного бога еще пять ишевиков и заторопился.
Как не прыгали, однако, мысли у него в голове, - он не забыл, проходя
мимо розового ковра, нашарить и сунуть в рукав приворотный амулет
чужестранцев.
Неревен покинул комнату, и Даттам спросил:
- Зачем вы разорили город Кадум?
Королевский советник скривился.
- Это подвиг графа Ная, а не мой. Об этом знают даже
мальчики-стремянные.
- Мальчики-стремянные знают, что Небесный Океан стоит на четырех
опорах, и вы, кстати, не торопитесь их разубеждать. Граф - просто глупец,
которого вы дергаете за ниточки его глупости.
- Я поступаю так, как выгодно храму. Кадум мешал нашей торговле.
Даттам внимательно смотрел на собеседника.
- Человек стремится к выгоде, - сказал Даттам, - и здешний мир
устроен так, что сеньоры искали выгоды на войне. Они строили замки, копали
рвы и грабили торговцев на дорогах и перевозах. Они хватали тех, кого
считали имущими, коптили мужчин над очагом и поджаривали в масле, и жгли
тряпье, привязанное к пальцам их жен. А теперь, - не в последнюю очередь
благодаря мне, выгодно стало строить города, а не замки... И сеньоры
понимают: либо прибыль с войны, либо сбор от ярмарки. А вы навязываете им
войну. Какая же торговля при войне? Где ж тут выгода храма? Вы, господин
Арфарра, разорили Кадум и убили двух зайцев: уничтожили город, независимый
от короля, и выставили на посмешище графа Ная.
Господин Арфарра передвинул пешку на золотое поле, перевернул водяные
часы. Время потекло вспять.
- Ваш ход, - улыбаясь, указал он.
Даттам потерял интерес к игре.
- Сдаюсь, - махнул он рукой. - Вы слишком хорошо играете в сто полей.
Это-то и опасно.
Арфарра ежился от холода и кутался в плащ, маленький по сравнению с
громовой птицей на спинке кресла. Птица глядела на мир холодными глазами
золотой яшмы, и глаза Арфарры были такими же.
- Сто полей, - продолжал Даттам, - это игра империи, игра умников. А
здесь, в стране аломов, играют в кости. Если род Аманов за вас, то род
Полосатой Иверры против. Шеввины за вас - а Карнаки за ваших врагов.
Чем ближе вы к победе, тем больше сеньоров, встревоженных вашими
успехами, ополчается против вас. Чем чаще вы бросаете кости, тем равнее
количество черных и белых очков.
Арфарра улыбнулся.
- Вы, однако, ладите и с Шеввинами, и с Карнаками.
- Я - торговец, - сказал Даттам. - Товары, как женщины или слова, -
ими меняются и с врагами.
Арфарра расхохотался.
Глаза Даттама слегка сузились. Год назад опальный сановник Арфарра не
хохотал ему в лицо. Год назад он рад был стать монахом и покинуть империю.
Год назад храм получил от торговли с Горным Варнарайном шесть
миллионов. А в этом году вся страна готовится к войне, сеньоры собирают
дружины, дружины хотят подарков... Только на переправах и перевозах Даттам
раздал двадцать три меры золота самозваным защитникам каравана, чтобы те
не превратились в благородных разбойников... И ведь скажут же, скажут:
"Это ваш был совет - исполнить просьбу короля, приставить к королю
советника из храма? Это ваш был совет - упросить господина экзарха
оставить Арфарру в живых? За сколько тогда господин экзарх согласился
пощадить своего верного друга? За все доходы с Верхнелосских гончарен?" А
ведь вам и тогда говорили: не связывайтесь с сумасшедшим.
- Кстати, о торговле, - улыбнулся Арфарра. - Король недоволен
поведением вашего помощника, отца Адрамета. Караван его вез из империи
оружие для короля, - и вот, когда караван прибыл, оказалось, что отец
Адрамет распродал половину этого оружия на северо-востоке.
- Я входил в его резоны, - сказал Даттам, - на северо-востоке за мечи
давали вдвое - цена на оружие возросла.
- Именно этим король и недоволен, потому что он полагает, что ему
придется драться с теми, кому вы продали оружие.
Даттам поднял брови.
- Господин Арфарра, - сказал он, - если в этой стране будет война, то
виноваты в ней будут не торговцы оружием, а кое-кто другой. Зачем вы
рассорили Марбода Кукушонка с королем? Что это за история с конем?
- Я? - сказал Арфарра - Я не ссорил Кукушонка ни с кем. Человек из
рода Белых Кречетов не нуждается в моих услугах, чтобы поссорится с
королем.
- Рад это слышать. В таком случае, вы не откажетесь исполнить то, что
я обещал Кукушонку, - примириться с ним на сегодняшней церемонии. В обмен
он возьмет назад эту хамскую петицию, на которую он подбил знать в Золотом
Улье.
- Нет, - сказал Арфарра.
- Нет, - переспросил Даттам, - нет! - и после этого вы еще будете
обвинять меня в торговле войной?
Арфарра сделал сделал следующий ход.
Даттам уже не обращал внимания на игру.
- Сто лет назад, - сказал Даттам, - последний король из рода Ятунов
пытался укрепить королевскую власть и через единство бога добиться
единства страны. Вам тоже хочется на съедение муренам?
Королевский советник молча улыбался Даттаму, не возражал и не
сердился.
- Зачем вы отстраиваете Ламассу? Это мешает моей торговле. Здесь
сильная коммуна. Городские цеха не любят конкурентов. Зато они обожают
диктаторов. Вы надеетесь, что горожане помогут изменить вам правила игры в
кости. Вы надеетесь уничтожить рыцарей руками горожан, а с горожанами
потом справитесь десятком законов.
- Вы что, полагаете, будто я стремлюсь к власти? - вежливо справился
Арфарра.
Даттам сощурился. "Ну что вы, - хотелось ему сказать. - Это просто
случайность, что те вассалы храма, что готовы были для меня в ладонях
жарить омлет, теперь жарят его для Арфарры".
- Гораздо хуже, - сказал Даттам, - вы стремитесь к общему благу.
Арфарра поджал губы, видимо недовольный цинизмом собеседника.
- И еще, - продолжал Даттам, - вы надеетесь на чудеса, не правда ли?
На то, что здешней суеверной публике покажется чудесами... Вас давно бы
зарезали, если б не помнили, что мертвый колдун гораздо хуже живого. На
собственном опыте могу вас уверить: когда чудеса вмешиваются в политику,
это кончается мерзко. Вы думаете - король вам верит? Что ж. Вы ведь
думали, что экзарх Харсома вам тоже верит! Вам не надоело быть воском в
