стоящее на более высоком уровне, чем человек?
Артем пожал плечами:
- Бог, наверное. Один, Зевс, Саваоф, Агуро-Мазда, Юпитер... Если вам
действительно все равно, я буду звать вас Юп - это верховное божество у
древних римлян.
"А также человекообразная обезьяна у Жюля Верна", - подумал он про
себя.
Незнакомец важно склонил голову, в знак согласия.
- Запас продуктов питания будет, как и прежде, обновляться ежедневно.
Чего еще вам не хватает?
- Дела.
- О, мы только хотели дать вам отдохнуть после дороги. Чуть подальше
по этой дорожке, в двух кабинах, вы найдете звукозаписывающие аппараты. Мы
просили бы вас подробно диктовать все, что вам известно о жизни на Земле -
прежде всего о себе самих, о семье, детстве, воспитании... Не пытайтесь
что-либо систематизировать - диктуйте в том порядке, как вам будет легче
вспоминать.
- А аппаратуры, записывающей мысли, у вас разве нет?
- Для инопланетных существ - нет.
- Что ж так слабо? Создайте. Построили же вы корабль.
- Этот корабль был создан много тысячелетий тому назад. Мы давно уже
ничего не создаем...
Наступила тяжелая пауза. Понемногу становилось ясно, для чего этим
"богам" потребовалось отыскивать различие между собой и нормальными
людьми.
- Кажется, проснулась Дениз, - проговорил Артем. - До завтра, Юп.
- До завтра.
Прозрачная пленка, о которой до сих пор можно было догадываться
только по приглушенности голоса Юпа, стала непрозрачной, лиловатой,
лиловой, исчерна-лиловой - и растаяла. Дорожка была пуста.
Он пошел к домику, зная, что Дениз действительно проснулась, но не
встает, а свернулась под клетчатым пледом в зябкий комочек и чутко
прислушивается. Ей страшно, она одна. Когда он не видел ее перед собой, он
мог думать о ней совершенно спокойно, как о девчонке-десятикласснице.
А потом он находил ее каждый раз совершенно не такой, какой помнил, и
это выбивало его из колеи. Приходилось делать над собой усилие, чтобы
выдавить какую-нибудь нейтральную фразу.
- Еще ты дремлешь, друг прелестный? Пора, красавица, проснись! - Дай
бог, чтобы для нее, воспитанной на Лафонтене и Ростане, эти чудесные
строки не прозвучали так нестерпимо банально, как для него самого.
Она смотрела на него не мигая, как смотрят на чудо. Наверное, именно
так он сам смотрел на нее в первый их вечер.
- Что с тобой? Тебя кто-нибудь напугал?
- Нет. Но я проснулась одна, и вдруг поняла, что вас никогда не было.
- А я есть. Вот беда-то!
- Не беда. Не надо так. Но я теперь должна снова привыкать к вам.
- Тогда начнем с завтрака. Потом приведем себя в порядок. Держала
когда-нибудь в руках утюг? Нет? Гм, это хуже. Придется мне все взять на
себя: гладить, стирать, носик вытирать...
- Артем, что вы хотите от меня скрыть?
- Ровным счетом ничего. Просто у нас сегодня первый нормальный
рабочий день. Садись, ешь. Абрикосы тебе еще не осточер... Кхгм! Не
поднадоели?
- Что буду делать я?
- То же, что и я, - вспоминать и диктовать. Тому, кто пригласил -
будем называть это так - нас сюда, требуются наши интимные воспоминания.
Пеленки, детский сад, школа. Как у тебя там было с историей?
- Совсем неплохо.
- Ого, мы недурно друг друга дополняем. Так вот, в наше распоряжение
предоставлены звукозаписывающие аппараты. Постараемся вспомнить, с чего
начинала наша матушка-Земля. Издалека и поподробнее. Хронология может быть
примерной. И постарайся пока ограничиться древнейшими временами. О Карле
Великом и Пипине Коротком тоже можно. И кто там еще был в это время в
Англии? А, Тюдоры.
- Ох... - сказала Дениз.
- Не давись, я тебя предупредил. Это естественный средний уровень
серого инженера. Слушай внимательно. О Бертольде Шварце уже не надо. Это
им неинтересно. Поняла меня?
- Да, - кивнула Дениз. - Я хорошо поняла. Их интересует только
история.
- Собственно говоря, их интересует все. Но лучше начать с истории -
это безобиднее. Что касается географии, то они, наверное, догадались
сделать несколько снимков Земли, когда прилетали за нами...
Он запнулся, но было уже поздно. Надо было быть последней дурой,
чтобы после этих слов не догадаться, что к чему. Но догадалась ли она?
Дениз сидела, не подымая головы.
- Посмотри на меня, Дениз. Пожалуйста. Дело в том, что мы не на
Земле.
- Да, - ответила она спокойно, - да, здесь легко, слишком легко,
летать можно...
Он ошеломленно уставился на нее.
- Ты что же... догадывалась? С самого начала? Но ты же ничего мне об
этом не говорила...
- Тогда мне было все равно.
- А теперь?
- Мне и теперь все равно, где мы есть.
Она умудрялась так строить фразы и делать такие многозначительные
паузы, что после каждой из них так и тянуло броситься к ее ногам а-ля
полковник Бурмин.
- Помой-ка посуду, - сказал Артем. - Нам пора на работу.
Крытые беседки, обвитые диким виноградом, уже дожидали их по обеим
сторонам тропинки, на которой сегодня утром он разговаривал с Юпом. Внутри
каждой беседки был установлен прибор, отдаленно напоминающий гелиевый
течеискатель. Возле пульта - низкое вращающееся кресло и одноногий столик
с неизменной банкой абрикосового компота и пачкой сухих галет.
"Просто счастье, - подумал Артем, устраиваясь в кресле, - что мне
достался на воспитание такой мудрый ребенок. Заметить, что тут другая сила
тяжести, надо же! Разница ведь едва уловимая. И это царственное
спокойствие... Другая ревела бы день и ночь напролет, вспоминая маму,
набережную Сены и голубей на площади... как там у Ремарка?.. на площади
Согласия. А действительно, почему она ни разу не вспомнила о доме?
Вернемся к предположению об "Интеллидженс сервис"... Чушь собачья. Я же не
лез к ней с воспоминаниями о своей единственной тетушке Полине Глебовне, в
самом деле! А если бы я начал ей петь про гранитные набережные и
полированные колонны Исаакия с осколочными щербинами - это был бы сплошной
завал. Непрошеная откровенность хуже незваного гостя. Так почему же то,
что совершенно естественно для меня самого, кажется мне неестественным в
ней? Может быть, это просто интуитивное желание найти в ней какую-то
фальшь, за неимением других пороков, - желание, диктуемое элементарным
законом самосохранения... от чего? Ну-ну, признавайся, никто не слышит, и
эти машины не записывают мыслей - ведь ты боишься ее, правда?.."
Он давно знал, что это правда. И не ее он боялся - себя. Знал, что,
если начнет его заносить, - тут уже трезвому инженерному разуму будет
делать нечего. Поэтому он не позволял себе смотреть на Дениз иначе, как на
девчонку-школьницу. Не время и не место. Делом надо заниматься. Он
наклонился над "течеискателем".
- Древнейшим очагом цивилизации на нашей планете был, по-моему,
Египет, - начал он, и разноцветные лампочки суетливо замерцали на панели
прибора. - Уже в пятом тысячелетии до новой эры... черт, как бы объяснить,
что такое новая эра, не забираясь в историю христианства? Ну, ладно, о
новой эре после. Высшим правящим лицом был в Древнем Египте фараон...
Единственными фараонами, которых он помнил, были Аменхотеп IV и
Эхнатон. Правда, примешивалось сомнение, что это одно и то же лицо. И еще
какой-то жрец Херихор. Ну, и, естественно, Нефертити. А, так вот на кого
похожа Дениз. Та же спокойная, непробужденная нежность, то же устремление
всех черт от выреза верхней губы к вискам, словно по уже вылепленному лицу
осторожно провели влажными ладонями, и оно навсегда сохранило это
прикосновение сотворивших его рук...
- Правящих династий там насчитывалось, что-то около двадцати, если не
больше, - проговорил он, встряхиваясь. Лампочки снова забегали по пульту,
словно только и дожидались звука его голоса. - Могущественной силой,
противостоящей власти фараона, были жрецы...
В полдень к нему забежала Дениз.
- Я немножечко охрипла, - сообщила она. - А вы?
- Дошел до Эхнатона с Херихором.
На лице Дениз отразился неподдельный ужас:
- Это сразу, вместе, да? А вы не забыли сказать, что жена Эхнатона
была королева... нет, не так - царица Савская?
Артем наклонил голову и посмотрел на серьезную рожицу Дениз. У него
медленно возникло подозрение, что над ним издеваются.
- Между прочим, жены великих людей к истории не относятся и таковой
не делают. Как и сами великие люди. Историю творит народ, пора бы помнить
из школьной программы.
Дениз скорчила жалостливую гримасу:
- Бедная история! - Она уселась на пороге, ноги наружу - свешиваются
со ступенек, не доставая до земли, голова - вполоборота к Артему;
киногеничный такой диалог с репликами через плечо. - Если бы история без
женщин - какой ужас! Любое дело без женщин - обязательно гадость. Вот
война. Вот пьяно... пьянство. Вот полиция. Вот политика...
- История и политика - вещи разные.
- Ну конечно! Политику делают мужчины, а историю... мужчины делают ее
так, - Дениз плавно повела руками вперед, словно изображая медленно
текущую реку. - А женщины... - она быстро закрутила кистями рук, как это
делают, взбаламучивая воду.
- Ничего себе моделирование исторических процессов! Ну а при чем
здесь царица Савская?
- Царица Савская не могла делать историю, у нее ноги были, - о, плюш,
как медвежонок. - Дениз оперлась руками о порог и, вытянув вперед
маленькие свои ножки, сделала вполне приличный "угол". Спортом она
занималась, это несомненно, отсюда и выносливость, а туфельки на босу ногу
(и как только держатся - едва-едва кончики пальцев прикрывают) - старые,
видно, не очень-то сладко живется семейству средних переводчиков.
- Царица Савская, - продолжала щебетать Дениз, - никто не жена. Даже
Соломона...
- Послушай-ка, а тебе никто не говорил, что ты похожа на Нефертити?
- О, конечно. Говорил. Мсье Левэн, вы его не знаете. Это сейчас
говорят всем красивым женщинам!
Гм, сколько скромности - "всем красивым женщинам"!
- А Нефертити... - Дениз пожала плечами: ничего, мол, особенного;
сложила пальцы щепоточкой и провела вертикально снизу вверх, словно
ощупала тоненькую тростинку. - Сушеная рыбка... Вобель, что, не так?
- Вобла, - автоматически подсказал он.
- Плечи - о, так вот, прямо, полотенца сушить. А ноги? Так и так (в
воздухе была нарисована кочерга), вот тут (скинута туфелька, на пороге -
маленькая гибкая ступня. Дениз шлепает по ней ладошкой и потом показывает
на пальцах нечто, протяженностью соответствующее сороковому размеру) - тут
сухая, плоская деревян... деревяшка.
Просто беда с этими бабами - до чего развита элементарная пошлая
зависть! Ведь только из пеленок, а уже шипит на ту, что царствовала три
тысячи лет назад, и не потому, что та лучше, - нет, как бы это ни звучало
невероятно, Дениз еще прекраснее, и страшно подумать, что еще дальше
будет, годам к двадцати пяти; но сейчас ей нестерпимо завидно, потому что
Нефертити знает весь мир, а ее - только папа с мамой и еще какой-то мсье
Левэн.
- М-да, - произнес он вслух, - у меня вот к ней меньше неприязни и
больше сострадания - Эхнатон-то как-никак, ее бросил.
Дениз удивленно вскинула брови, - она часто делала это, словно
спрашивая: правильно я говорю? Вопросительные интонации возникали у нее
тоже слишком часто и неожиданно - где-нибудь посередине совершенно
эпической фразы. она сомневалась в правильности своих слов и одновременно
извинялась за возможную ошибку. Это получалось очень мило, но если бы она
хоть немного хуже говорила по-русски - эти скачущие интонации делали бы ее
