разбираясь с манускриптами на дворцовом языке и обнаружив, что буквы
алфавита Понго созданы на основе редкоупотребляемых иероглифов
константного ряда. Теперь совершенно по-новому читались некоторые стихи,
обрели иной смысл географические названия, имена. Но особенно преобразился
календарь. И если буквы, составляющие слово "Ринь" - имя одного из древних
пророков Терксхьюм - прочесть как иероглифы, то получится
"жертвоприношение младенца"...
До принятия христианства - то есть еще тридцать лет назад - в этом
месяце, бывающим раз в четыре года, в Священных Рощах Игрикхо приносились
в жертву все новорожденные. На пне свежеспиленного дерева Игри крошечное
тельце разрубали на шесть частей ударами кривых ритуальных мечей из синего
железа. Акт жертвоприношения длился шесть с половиной минут: от момента,
когда солнце коснется горизонта, и до его исчезновения с небосвода. Каждый
дротх - группа из трех служителей низшего ранга и одного Посвященного -
успевал за это время умертвить до пятнадцати младенцев. К утру на пнях не
оставалось даже пятен крови: Игрикхо уносили, выскребали, вылизывали все.
И так - до дня восемнадцатого, когда пни-алтари обкладывали смолистыми
поленьями и сжигали... дымом горящего, вернее, тлеющего дерева Игри
пропитывались одежды всех, толпами стоящих вокруг костров, и дым этот был
таков, что прикосновение его сохранялось до зимних месяцев, и носящий эту
одежду обладал многими привилегиями, о которых и помыслить не мог рядовой
подданный Императора О. Это странно, поскольку местные жители не
распознавали запахов; ни в одном из языков не было даже самого понятия
"запах"...
Шестнадцать лет назад Великим Указом Императора О человеческие
жертвоприношения были приравнены к убийствам. Но никто не рискнул бы
сказать, что они прекратились.
В остальное время Священные Рощи тоже не пустовали: многочисленные
паломники бродили по тропам, размышляя, и многие предавались медитации у
деревьев Игри, на которых, как огромные серые морщинистые груши, висели
Игрикхо. Юл бывал в Рощах - и с Филдингом, и до него, - и каждый раз
приходилось тащить себя туда за шиворот, а потом еще подгонять пинками;
даже залив ноздри тетракаином, чтобы анестезировать обонятельные
рецепторы, и вставив фильтры, нельзя было полностью защититься от
прожигающего насквозь, как нашатырь, запаха Игрикхо; запах этот, кажется,
впитывался порами кожи, вцеплялся в глаза, оставался на языке... Потом не
спасали ни горячая вода, ни самые сильные дезодоранты - неделю, а то и две
недели смрад преследовал, настигая в самые неподходящие моменты: например,
когда отбираешь в оранжерее мастера Аллюса цветы для Кэтрин и хочешь
понюхать незнакомую орхидею... Юл встал и начал одеваться. Жаль, не успел
познакомить Петрова с Аллюсом - обоим было бы интересно. Мастер Аллюс,
известнейший ювелир - поставщик Дворца, меценат, книжник, с немалым риском
достававший для Юла древние тексты, стихийный естествоиспытатель,
подвергший сомнению догматы обеих религий в монографии "Презумпция
непрерывности", - очень настойчиво просил своего друга Юлия Седых при
первой же возможности познакомить его не только с работами земных
ученых-естественников, но и с самими учеными, как только они ступят на
землю Империи О. Сделать это было очень непросто - по разным причинам. На
памяти Юла Петров был первый естественник, который появился здесь не под
маской гуманитария; что-то сработало - или не сработало? - в недрах
канцелярии Малой Прихожей Дворца. Юл натянул брюки, сунул ноги в сандалии
и уже почти вышел из комнаты, когда боковым зрением уловил движение за
окном. Возвращались... так... действительно, окхрор, лицо знакомое, видел
где-то на церемониях... и с ним - вот это да! - иеромонах отец Никодим,
офицер безопасности российского представительства... Интересно, подумал
Юл, отступая в темноту комнаты, он-то что тут делает? Не к добру... Хоулх
перестроился и принял окхрора в себя. Развернулся и заскользил к выходу.
Отец Никодим, подумал Юл. Он же Григорий Федорович Костерин, сорок четыре
года, бывший полковник Охраны, переведен сюда с глаз долой после громкого
скандала: убийства при попытке похищения сотрудницы Сибирско-Балтийской
торговой компании Тамары Сунь. Замять скандал не удалось, Конфедерация
требовала выдачи преступников, и в результате тот, кто стрелял, получил
двадцать пять лет строгой изоляции и покаяния, а тот, кто организовал
акцию, отправился на новое место службы - по иронии судьбы, на корабле той
самой "Сибатко". Сейчас он стоял, весь в черном, и по мере удаления хоулха
все более сливался с темнотой...
Кэтрин спала. То, что болезнь поражала переводчиков чаще, чем кого бы
то ни было, объяснялось просто: они - пять-семь человек - контактировали с
местным населением больше, чем все остальные земляне, вместе взятые.
Местные же буквально фонтанировали летучей органикой. Болезнь была, в
сущности, атипичной аллергической реакцией на какой-то конкретный, хотя и
неустановленный антиген. При необходимости человека можно было за два-три
дня поставить на ноги, используя общие иммунодепрессанты. Но этого
предпочитали не делать: снижать напряженность иммунитета в здешних
непростых условиях было рискованно. Больной же от болезни не страдал,
скорее, наоборот: возвращаясь из многодневного сумеречного полусна, он
рассказывал о чрезвычайно ярких и насыщенных событиями снах - еще более
ярких, чем онейропии... или не рассказывал. Кэтрин шевельнула рукой,
что-то пробормотала; под веками двигались глаза. Ей предстояло пробыть в
таком состоянии самое малое две недели. Колокольный звон поднимет ее, она
приведет себя в порядок, поест - все это автоматически, никого не замечая;
когда запас простейших действий исчерпается, она снова ляжет в постель. Юл
провел рукой. Юл провел рукой по ее волосам и вышел, плотно прикрыв дверь.
Остановился на галерее, ловя лицом потекший из щелей в куполе предутренний
ветерок. Потом заскрипела лестница, Юл хотел обернуться, но догадался, кто
это, и оборачиваться не стал.
- Здравствуйте, Юлий Владимирович, - сказал отец Александр, встав так
же, как стоял Юл: опираясь локтями о перила, - и на таком расстоянии,
будто между ними стоял невидимый третий. - Как ночевали на новом месте?
- Здравствуйте, Александр Михайлович, - сказал Юл. - Ночевал?
Спасибо, нормально. Жарко только - отвык.
- Ваш сосед спит совершенно безмятежно, - сказал отец Александр. -
Завидное здоровье.
- Завидное, - согласился Юл. - Мы куда-то идем?
- Идем, - сказал отец Александр. - Сейчас будет готов завтрак... - он
вздохнул. - Этой ночью Игрикхо похитили, самое малое, четырнадцать
детей... наверняка больше, потому что из многих мест сообщения еще не
пришли. Попыток похищения было около сотни. И в двух случаях похитителей
удалось захватить.
- Игрикхо? - удивился Юл.
- Представьте, нет. В одном случае - бродяга, в другом - служители
Рощ. Сейчас мы с вами направимся на Круг Посвященных. Туда их и привезут.
- Кто привезет - Терксхьюм?
- Нет, крестьяне, прихожане отца Филарета - помните его?
- Помню, - сказал Юл, - отчего же...
- А почему вы решили, что Терксхьюм?
- Просто для них это такой подарок, - Юл замялся было, продолжать или
не продолжать, и решил продолжать, - что они вполне могли бы преподнести
его себе сами.
- Такое предположение, - начавшим звенеть голосом произнес отец
Александр, - просто оскорбительно!
- Возможно, - согласился Юл. - Но оно логично. И вообще: у вас не
возникает впечатления, что готовится нечто большее, чем просто принятие
мер безопасности для детей? Не может быть, чтобы у вас такого впечатления
не возникало...
- Юлий Владимирович, - сдерживаясь, сказал отец Александр, - а не
кажется ли вам, что вы... м-м...
- Переступаю черту? - подсказал Юл.
- Что вы разговариваете со мной, как богатый дядюшка с нищим
племянником? Да, мы бедны, а вы богаты, да, мы целиком зависим от вашего
благорасположения - да, да, да! Но не забывайте, что мы ступили на этот
путь сознательно, имея целью сохранить Господа нашего Иисуса Христа в
душах... извините.
- Это вы меня извините, - сказал Юл. - Поймите, я встревожен не
меньше вас, и когда чувствую, что от меня что-то скрывают...
- Да не скрывают, - поморщился отец Александр. - Просто пока ничего
достоверно не известно. Слухи, обрывки слухов... может, сейчас, на
Кругу...
Но и на Кругу ничего стоящего узнать не удалось. Из трех захваченных
Служителей один умер по дороге, а двое были без сознания. Посвященные
утверждали, что преступные Служители таковыми не являются, поскольку давно
изгнаны из рядов. Терксхьюм утверждали обратное. В подчеркнуто корректных
репликах, которыми обменивались стороны, содержалось множество мутных
намеков и ссылок на скользкие обстоятельства. Юл переводил, пытаясь
ухватить все смысловые пласты, часто не успевал за разговором, отец
Александр переспрашивал, и это еще больше сбивало темп. Своего "жучка" Юл
настроил на передачу, информация шла в посольство, и после полудня, уже на
обратном пути, Юла вызвал Лейкунас, офицер безопасности. Он сказал, что
посольство окружено многотысячной толпой и в толпе замечены лица, имевшие
отношение к "Купели". Одновременно поступают сведения, что большинство
активистов "Купели" покинули столицу. С "Европы" сообщают, что замечено
движение нескольких пеших колонн в направлении Долины Священных Рощ.
Лейкунас просил Юла принять меры к тому, чтобы до наступления темноты
разместить группу Филдинга на территории миссии; посол уже обратился к
архиепископу с соответствующей просьбой. Компьютерное моделирование
ситуации, произведенное на "Европе", дает восьмидесятипроцентную
вероятность религиозного мятежа, "варфоломеевской ночи" в местном
антураже: физическое уничтожение Служителей Священных Рощ совместными
усилиями Терксхьюм и "Купели" при сочувственном нейтралитете Дворца. Из-за
условий рельефа эвакуация группы Филдинга и прочих незаинтересованных
землян непосредственно на "Европу" практически невозможна. Планы эвакуации
прорабатываются.
Та-ак... Юл почувствовал, как заломило между лопаток. Ах, черт...
думать, приказал он себе. Думать. Он вызвал Филдинга и передал ему
распоряжение Лейкунаса. Филдинг сказал, что он уже в курсе и пусть Юл не
занимает частоту. Юл сунул крокодильчика в карман и ускорил шаг, нагоняя
отца Александра. Солнце стояло в зените, небо было белое, дорога тоже была
белая, и мягкая белая, как мука, пыль лениво поднималась над дорогой на
высоту колен и так и висела, не оседая. Под ногами нервно дергалась черная
клякса тени. И черная, гордая, как знамя, фигура отца Александра шагах в
ста впереди, отделенная от Юла дрожащим маревом, была совсем из другого
мира.
На хозяйственном дворе миссии оживленно обсуждались утренние события.
Оказывается, Петров сумел, объясняясь когда на пальцах, когда в пределах
той сотни русских слов, которыми владели подчиненные завхоза, монаха отца
Сергия, - сумел очаровать их и, каким-то образом пролавировав между
ритуальными запретами, взять у всех пробы крови, соскобы кожи и слизистой,
и даже - совершенно невероятно - слюну и волосы. Оставив прислугу в
состоянии приятного, приподнятого обалдения, он с садовником, прихваченным
в качестве толмача и проводника, отправился в монастырь Бойбо... Юл
выслушал все это, покрутил за цепочку "жучка", забытого Петровым в
комнате, и пошел к отцу Сергию выпрашивать мотоцикл. Разумеется,
