Очень мало нельзя, очень много тоже плохо, нужна стабильность. Я думаю,
без регларен... регмалер... регламентации не обойтись. Давайте прямо
сейчас решим, как это все будет в будущем. Забота о будущем - вот что
должно двигать нами.
- Разумеется, - с воодушевлением подхватил Клерк. - Я предлагаю
следующее: теперь, после введения нового порядка, начнут родиться...
рождаться дети. Надо, чтобы Министерство Продления Рода создало
выбраковочную комиссию. Все слабые, болезненные, хилые должны
уничтожаться. Особенно мальчики. Следует добиться того, чтобы уже в
следующем поколении число мужчин было раз в десять меньше числа женщин. И
так постоянно. Что это даст? Главное - это улучшение человеческой породы.
Второе, и тоже главное - позволит поддерживать численность населения на
одном уровне без ограничения рождаемости. Наоборот, пусть рожают как раз
больше, будет из чего выбирать. Наконец, создание совершенно нового
общества, в котором мужчина будет самой природой поставлен над женщиной!
- Что-то вроде гаремов, - с пониманием кивнул головой Полковник.
- Вот-вот! Мусульмане понимали толк в жизни! Так что давайте, за
оставшиеся девять месяцев как следует подготовиться и во всеоружии...
Н-да, не подумал... А ведь не все нас поймут, народ не приучен мыслить
государственными категориями, тут такое может начаться... Хорошо, что
заговорили о подготовке. Может быть, имеет смысл заняться выбраковкой уже
сейчас? Зачем позволять оставлять потомство таким законченным алкоголикам,
как Художник? Или таким мозглякам, как ваш Мастер - не пойму, почему вы
так хорошо к нему относитесь?
- И что вы предлагаете, убивать их, что ли?
- Да не обязательно. Можно стерилизовать, а можно просто изолировать.
Пусть живут. Пока.
- Ладно, подумаем. Сейчас они никому не мешают.
- Сложный вопрос: мешают или нет. Посудите сами: пользы от них новому
обществу никакой, а вред всегда может быть. Неприятные они люди.
Скользкие. И Пастор этот... Не люблю его. Да, о подготовке... Может быть,
имеет смысл, хотя бы на первое время, разделить вообще всех мужчин и
женщин? Хотя нет, смысла не имеет. А вот детей - так точно надо сразу
отнимать у родителей и растить по отдельности. Воспитывать в новом духе.
Иначе ничего не выйдет. И Художника надо простимулировать, пусть там в
своей картине как надо историю отражает, а то потомки посмотрят - а
предки-то не так жили... Все должно иметь смысл. Все должно подчиняться
одной идее. И если будем ее придерживаться неуклонно, все вещи обретут
свой смысл, и к цели мы придем непременно... Коньяк весь уже?
- Нет, еще есть.
- Надо срочно заняться выбраковкой. И начинать с этих... с
интеллигентов. На кой черт они нужны? Очкарики и мозгляки. Человек
будущего должен быть здоровым, сильным, красивым! А они-то сопротивляться
начнут. Они чу-уют! Каких только слов не напридумывают! И культура, мол, и
знания, и те-те-те!... Вроде как без них и не проживешь! Проживем,
прекрасно проживем, вы еще завидовать будете. Мнят о себе много, а толку
от них... Так что мы и начнем: потихоньку, по одному, чтобы без паники...
А то и поработать заставим, пусть пещеру порасширяют да поблагоустраивают.
Привыкли бездельничать. Где у нас там список? А, вот. Смотрите:
архитектор, сорок шесть лет. На кой черт на него жратву переводить? Или
вот этот: писа-атель! Надо еще узнать, что он там пишет. Может, он такое
пишет... Антрепренер... это что за чушь? Полковник, вы не знаете, что
такое антерпринер? Я что-то слышал этакое, но не помню. Ладно, разберемся.
А, впрочем, чего там разбираться, всех их под корень...
- Ну, вы что-то размахнулись.
- Только так и надо. Я, если хотите знать, нутром чую - надо их
убирать. Потому что тут или-или: или мы их, или они нас. Убирать
беспощадно. Это и в наших интересах, и в интересах будущих поколений.
Всегда от них был один вред и смута; пока нужны они, их еще можно терпеть,
а теперь не стоит. Опасно.
- Да какая от них опасность, что вы...
- Вы уж мне поверьте, я знаю, что говорю.
- Можно, конечно... В конце концов, мы ничего не теряем.
- Вот именно.
- Прозит!
- Прозит!
- Потомки нам не простят, если мы сейчас не воспользуемся ситуацией и
не заложим основы идеального общества.
- И будут правы, если не простят. Во имя будущего!
- Во имя!
Первое и единственное покушение на Полковника было совершено утром
следующего дня: подросток, сын одного из расстрелянных, метнул в
Полковника нож. Полковник получил не опасную, но болезненную рану правой
грудной мышцы. Мальчика схватили, и Клерк куда-то увел его. Никто не
знает, что с ним стало.
- С Принцессой творится что-то страшное, - говорил Пастор, расхаживая
по мастерской. - От этой истории с ее согласием воняет самым неприкрытым
шантажом, но я ума не приложу, на чем ее держат. Главное, сама она молчит.
Хоть бы намек какой... Или задумала она что-то? Она ведь отчаянная девица,
от нее всего можно ожидать. Понимаете, страха я в ней не чувствую.
Наоборот, решимость какая-то. Но ведь наломает дров девчонка, а то и
хуже... Давайте вместе подумаем, что делать будем?
- У нас нет материала для думанья, - сказал художник. - Надо
попытаться разузнать подоплеку этого дела.
- Пожалуй, да, - сказала Физик. - Попробую-ка я с ней поговорить -
как женщина с женщиной. А вы что думаете по этому поводу, Мастер?
- Не знаю, - сказал Мастер. - Меня это как-то выбило из колеи...
Видимо, это действительно шантаж, но действовать вслепую нельзя.
- От вас я ждал более свежей мысли, - сказал Пастор.
- Не могу отвечать за ваши несбывшиеся ожидания, - неожиданно резко
сказал Мастер.
- Не можете - не надо, - сказал Пастор. - Тем более что этого я от
вас и не требую. Просто теперь нам действительно придется думать и
действовать быстро и безошибочно. Время собирать камни прошло, наступает
время бросать камни...
(Дорогая, он действительно так сказал - слово в слово. Я абсолютно
уверен, что он вполне мог бы подыскать готовую цитату, подходящую в данной
ситуации - у того же Екклезиасте, - но он взял эту, всем известную, и на
глазах публики ввернул ее наизнанку...)
Все - Мастер, Физик, Художник - посмотрели на него, и ни один не
сказал вслух, но подумал про себя каждый, что прошло время жить и
наступило время умирать.
Знаете, дорогая, я уже не первый раз встречаюсь с подобным
психологическим феноменом: вокруг человека происходят самые бурные,
необыкновенные и даже грозные события, и человек реагирует на них, но
как-то отвлеченно - до тех пор, пока кто-то, очень знакомый, не совершит в
русле этих событий какого-нибудь поступка или хотя бы не заговорит
непривычным тоном; только после этого чувствуешь себя по-настоящему
вовлеченным в действие. Разница примерно такая же, как если бы наблюдать
за уличным шествием из двери дома - или примкнуть к нему. Но для этого
часто надо, чтобы кто-то рядом шагнул первым.
Первым, как ни странно, шагнул Пастор.
Художник всегда работал необыкновенно быстро, а на этот раз его
многое подгоняло. Еще позавчера он загрунтовал и разметил гладко
обтесанную каменную стену в большой пещере. Картина получалась
внушительной: четыре на два, - но он рассчитывал управиться за неделю, тем
более что поначалу это замышлялось не как произведение искусства, а, как
догадалась Физик, "акция гражданского неповиновения". Потому что главной
темой были зверства первопоселенцев - данные общим планом, - и страдания
узников концлагерей и рудников времен так называемого "военного
правления"; это и было главной темой картины и отражалось на первом плане.
Художник знал, что Полковник будет крайне раздражен выбором темы; потом
ему пришло в голову, что соскребать краску никто не станет и картину,
скорее всего, просто закрасят - и она получит шанс сохраниться для
потомков; и, хотя в существование потомков Художник верил слабо, в нем
проснулось вдохновение. Он никогда не произносил это вслух - кроме как с
иронией или сарказмом, - но всегда тайно верил в него и прятал эту тайну
от других. Примерно так взрослые люди тайно верят в свою способность
летать, смутно помня детские сны...
Мастер, завернув в брезент, вынес солнце в большую пещеру и здесь
выпустил его. Оно медленно-медленно стало подниматься, дрожа и
переливаясь, как огромный мыльный пузырь; по-прежнему оно слабо светилось
и мерцало, и только приблизив к нему лицо, можно было почувствовать тепло.
Солнце поднялось под свод пещеры и замерло там, а Мастер долго стоял под
ним с пустым брезентом в руках, потом перебросил брезент через плечо и
пошел в мастерскую, где его ждала Физик.
- Выпустили? - спросила она.
- Да, - сказал Мастер. - Дурацкая затея.
- Надо делать бомбы, - сказала Физик.
- Да, - сказал Мастер. - Сейчас начнем.
- Вы очень расстроились?
- А вы?
- Не знаю. Кажется, не очень. Я ожидала этого.
- А я вот нет. То есть знал, но не верил. Не верилось.
- Надо знать людей.
- А вы знаете?
- Боюсь, что да.
- Почему боитесь?
- Ну что вы спрашиваете? Ведь это же так понятно...
- Да, конечно.
- А впрочем, ни черта я не знаю. И вы не знаете. И никто не знает,
один Пастор думает, что знает, но это у него возрастное... Извините.
- За что?
- Просто так... Будем сегодня работать или не будем?
- Обязательно будем.
- Не расстраивайтесь так, ладно?
- Постараюсь.
- Потому что я тоже расстраиваюсь.
- Хорошо я не буду.
- Сегодня надо хотя бы начать...
- Вы разговаривали с Принцессой?
- Нет, она не захотела.
- Как странно.
- Действительно, странно. Такое впечатление, что она что-то задумала
и боится, как бы ей не помешали.
- Она же совсем еще ребенок.
- Ну что вы! Ей шестнадцать лет. Думаю, она хочет отравить
Полковника.
- Недоставало только ее еще впутывать в эту историю!
- Эта история - История.
- А хоть бы и так. Неужели...
- Послушайте, Мастер. Девочка - умница, всем бы нам такими быть. Она
реально может сделать то, на что мы едва ли решимся, а если решимся, то
вряд ли сумеем. Ни в коем случае нельзя мешать ей.
- Но это просто низко - взрослым людям прятаться за спиной девочки!
- О том, чтобы прятаться, речи еще нет. Кстати говоря - будем мы,
наконец, делать сегодня бомбы или не будем?
Этой ночью стали пропадать люди. Клерк и с ним двое-трое парней из
добровольных помощников (которые отныне именовались ДИС - сокращенно от
"Добро И Справедливость") врывались в комнаты и уводили с собой мужчин -
никто не знал куда. В первую ночь увели троих, произвольно отмеченных в
алфавитном списке. Наутро было объявлено, что в Ковчеге вызревал страшный
заговор, который удалось раскрыть буквально в последнюю минуту.
На утренней поверке Полковник построил всех в одну шеренгу и
несколько раз медленно прошелся вдоль строя, пристально вглядываясь в лица
стоящих навытяжку мужчин и женщин. На четверых он показал зажатым в руке
стеком, их тут же уводили. Люди оцепенели от ужаса. Потом им приказали
стоять "вольно", но не расходиться. Стояли до обеда. Обед прошел в жутком
молчании. Стояли после обеда. Увели еще семерых. Потом остальным приказали
расходиться.
- Мне кажется, получилось неплохо, - сказал Клерк. - В заговор, я
думаю, все поверили. Только я так и не понял, как вы выбирали тех, первых.
