С предупреждением Филя запоздал, как доктор Зорге. Под его
многоэтажный мат трое эсэсовцев подошли к краю обрыва и шагнули в
пустоту:
Я развернулся и дал барону по морде. Под кулаком что-то хрустнуло.
Но это уже ничего не могло изменить.
Попытки образумить или напугать "черных рыцарей" такой мелочью,
как стрельба поверх голов, были тщетны. Только потом, когда уже добрая
половина из них отправилась, распевая "Оду к радости", на дно, морпехи
догадались валить недавних противиков на лед и связывать чем попало.
Но слишком неравны были силы. Удержать при жизни удалось тридцать
шесть человек из всего гарнизона. Среди них был, конечно,
Зеботтендорф, которого к обрыву вовсе не тянуло, и четыре Гитлера,
причем один из них говорил только по- венгерски:
- Интересно, барон, - сказал я, - а если вам привязать к ногам
колосник горелый и ржавый, да утопить в глубоком месте - тоже
воскреснете?
- Так ведь веревка-то перегниет, - сказал барон. - Рано или
поздно. Топили. Не один вы такой мудрый.
- Мистер Флеминг так сердит на вас, что наверняка изыскал бы
какой-нибудь способ. Рудольф, а вас бросали в расплавленный металл?
- Мистер Флеминг не станет рисковать своей карьерой, - резонно
заметил барон.
- За меня с него снимут шкурку, набьют чучело и будут сжигать
каждый год за компанию с Гаем Фоксом:
Дверь адмиральской каюты распахнулась, как от удара, и появился М.
Таким я его не видел никогда. Так мог бы выглядеть доведенный до
белого каления
Будда.
- Прошу вас, джентльмены, - проговорил он медленно. - Ник, я хотел
бы потом поговорить с вами еще раз. Ян, а вы можете заняться своими
текущими делами.
- Да, сэр, - Ян с трудом поднялся и пошел вдоль по коридору. Филя,
стоя по стойке смирно с автоматом на груди, проводил его глазами.
- Пожалуй, Николас, мне пора в отставку, - сказал М. - Впрочем,
пойдемте, адмирал ждет.
- Он хочет поблагодарить нас за отлично проведенную операцию?
- Он охотно бы вас расстрелял, но Конгресс его не поймет: И зачем
вы только приволокли сюда эту гнилушку? - М. кивнул на барона. -
Теперь американцы вытянут из него, что захотят.
- Тянули некоторые, - мрачно сказал барон. - И где они все?
- Привык я к нему, - сказал я. - Сколько лет в одни бирюльки
играем:
Адмирал был зол и не скрывал этого.
Вся документация по немецкой антарктический военной базе,
доставшаяся в свое время союзникам, состояла из трех полуобгоревших
страниц, чудом уцелевших в груде бумажного пепла. Бумажки эти больше
года пролежали где-то среди малозначащих документов Нюрнбергского
трибунала, пока не попались на глаза - совершенно случайно - ребятам
Донована, которые сумели извлечь из них кое-что существенное. В
частности, сведения о наличии таинственного супероружия и планах его
применения. Под это дело и была экстренно организована экспедиция
Бирда. И вот вместо желаемой и искомой базы - след применения
желаемого и искомого сверхоружия: обширный - с Онежское озеро - залив
в море Росса, вода в котором все еще кипит в центре и вряд ли остынет
в ближайшие несколько лет:
- Хотите, я назову этот залив вашим именем, Бонд? - спросил
адмирал сквозь зубы. - По праву, так сказать, первооткрывателя?
Он явно ожидал, что я отвечу "нет", и я ответил:
- Нет, сэр. Я не настолько честолюбив.
- Отлично, - сказал он. - Тогда я назову его именем своего шурина:
- Наверное, редкая сволочь, - сказал я, повернулся и вышел.
10.
Не следует складывать все
яйца в одну мошонку.
Чак Норрис.
Ворота закрылись. В морозной темноте подземелья дыхание было
громким и искаженным - как из телефонной трубки. Луч фонаря дрожал.
- Пойдем? - неуверенно сказал Николай Степанович.
Гусар молча потрусил вперед. Оглянулся, оскалив зубы. И Николай
Степанович вдруг понял, что Гусар идет налегке.
Что-то мигнуло в сознании.
Нет, вторая связка бутылок аккуратно уложена в рюкзак. А Гусар нес
на спине проглота. Непонятно, как это соотносилось с грубой
действительностью, но из квартиры можно было взять все: пачку любимых
турецких папирос "Эльмалы", их в Москве почему-то не достать,
неоткупоренную бутылку "мартеля" - и проглота, который вдруг взбесился
в террариуме и без которого Гусар уходить отказался.
И вот теперь Гусар шел налегке:
- Ты его оставил в усыпальнице?!
- Грр.
- С ума сошел! Он же вымахает с кита!
- Грр.
- То есть ты уже все решил, да? И все понял? Что нас покупают, что
мы зачем-то нужны? И даже догадался, зачем?
- Грр.
- А ведь, с другой стороны - разрешаются миллионы проблем.
Наверняка - долой болезни, долой быструю смерть, проблемы пищи,
энергии - все уходит. Что они еще там могли? Создавать новые миры,
отличные от старого или такие же в точности?
- Грр.
- А мы, значит, гордые: Я знаешь когда вздрогнул? Когда про
Шолохова услышал. Ведь мне, в сущности, предложили то же самое -
только не роман гениальный, а - судьбу России переделать. Не меньше.
Ведь знали, кому предлагать и что предлагать: Ч-черт! Ведь только
правду говорил он, только правду!.. А сложилось все в такую приманку:
- Грр.
- Сами мангасы не могут дать нам свою премудрость. Не позволяет
тот могучий инстинкт. Только Золотой дракон, который в сущности - что?
Библиотека? Нет, больше. Средоточие премудрости, информационный
снаряд: исполинский вирус: Он может делиться сведениями с кем угодно,
без ограничений - потому что кто же еще, кроме Спящих, обратятся к
нему, запертому вместе с ними? И тогда возникает - как бы само собой,
случайно, без конкретного умысла - решение: создать новых мангасов. Из
людей. У которых не будет внутреннего запрета: Их начинают отбирать -
способных к роли; потом гонят по лабиринту:
Нужна тысяча лет? Какие проблемы: И вот - финиш! И - главный приз!
Должность господа Бога вакантна - просим, просим!..
- Грр.
- Вот именно. И я соблазняюсь ею и начинаю творить добро. И через
меня в мир потоком идут древние знания. И мы медленно и незаметно для
себя начинаем превращаться в Великих Древних: Не знаю, изменимся ли мы
внешне, а уж внутренне-то - всенепременно:
- Грр. Грр-грр:
Они вышли к месту перехода в румы. Девять широких полукруглого
сечения колонн окружало плоский камень. Николай Степанович поставил на
камень связку бутылок, две свечи и две карты. Зажег свечи. Поставил
карты так, чтобы тени на нужной колонне совпали:
- Иди,- сказал он.
Гусар нырнул в тень.
Николай Степанович шагнул следом, доставая "узи", обернулся. Из
тени все было видно, как через тонированное стекло. Он дал короткую
очередь и во вспышках огня успел заметить, как брызнули в стороны
кусочки стекла и непроницаемой тьмы:
Шестое чувство (Париж, 1968, октябрь)
- Внутри "роллс-ройс" гораздо больше, чем снаружи, уверяю вас,
Ник. Дорогие машины не похожи на дешевые.
- Вы правы, Билл. Потому что они стоят дороже.
Маленький буксир волок по Сене огромную баржу. На барже шла своя
жизнь, совершенно отдельная от береговой. Там висело белье, бегали
дети и собаки.
- Пойдемте, Билл, - сказал я. - Во-он там есть еще одно славное
кафе.
Атсон устроил мне экскурсию по Парижу моей юности. Верно сказано,
никогда не следует возвращаться туда, где тебе было хорошо. Мы уже
побывали и на бульваре Сен-Жермен, 68, и на рю де ля Гет, 25, и на рю
Бара, 1, и на рю
Бонапарт, 10, и на рю Камбон, 59. Дома казались другими, и сам
себе ты казался другим, и только Париж был прежним. У Мишо подавали
устриц с легким белым вином, у Жако - все ту же пулярку, а старый
Бриганден, конечно, давно умер, и в его заведении хозяйничал сын -
тоже старый Бриганден. А может быть - внук. И тоже старый Бриганден.
Один я был молодым в этом древнем городе.
- У французов хватило ума не устраивать драку на улицах, - сказал
Атсон, когда мы двинулись вдоль набережной. Атсон был в дешевых
бумажных синих штанах, в пиджаке с замшевыми заплатами и какой-то
залихватской вельветовой кепчонке. Я облачился в джинсы и свитер
грубой вязки. Я сейчас походил на студента Сорбонны - но не прежнего,
1909 года образца (тогда мы косили под апашей), а нынешнего, одного из
тех, что в недавнем мае переворачивал машины и швырял в ажанов
булыжники. Ажаны косились на меня с подозрением.
Черный "роллс-ройс" Атсона тихонько катил следом за нами,
терпеливо ожидая у дверей различных забегаловок, ни одну из которых мы
старались не пропустить.
День был ясный и тихий.
- Никогда не представлял, что этой кислятиной можно так набраться,
- сказал
Атсон и полез в карман пиджачка за фляжкой, памятной мне еще с
Атлантики.
- Уберите виски, Билл, - сказал я. - Пить виски в Париже
невообразимая пошлость.
- Тогда ведите меня туда, где есть коньяк, - сказал Атсон.
И мы пошли туда, где был коньяк, и я сказал Атсону, что настоящий
"мартель" содовой отнюдь не разбавляют.
- Учите, учите меня, - проворчал Атсон. - Будто я в Париже не
бывал. Только тогда, в двадцатых, мы сами устанавливали свои порядки,
потому что у нас были доллары. Представить страшно, сколько тогда
можно было выпить на один- единственный доллар... Гарсон, два абсента!
- Билл, - сказал я. - Опомнитесь. Абсент давным-давно запрещен и
изъят из обращения. Ученые определили, что он вызывает необратимые
изменения в мозгу.
- Ученые ничего не понимают в выпивке, - сказал Атсон. Французский
его был чудовищен, как некогда у меня.
- Теперь нужно что-нибудь проглотить, - сказал я. -Гарсон, две
foie de veau!
- Это что за зверь? - изумился Атсон.
- Неужели вы забыли? - ответно изумился я. - Старая добрая телячья
печенка.
Молодая.
К печенке полагалось божоле в высоких стаканах. Заведение было
недорогое и не rafinee, но очень приличное. Нас сперва даже не хотели
пускать, но телохранитель Атсона пошептался с хозяином, и все
устроилось.
- Да, раньше все здесь было по-другому, - сказал Билл. - Здесь
сидели художники со своими шлюхами, бандиты, поэты. Я не понимал ни
слова по- французски, но чувствовал, что нахожусь среди полубогов.
- Да, - сказал я. - Тогда можно было просидеть здесь полдня за
чашкой кофе, а первый попавшийся оборванец мог прочесть тебе лекцию об
искусстве Египта
Второй династии.
- А теперь тут одни разбогатевшие проходимцы вроде нас, Ник, -
сказал Атсон. -
И толкуют они исключительно о биржевых курсах, если не о методах
ограбления банков. Один был настоящий мужик на всю Францию, де Голль,
и того они спровадили на пенсию. И все они тут герои Сопротивления...
Он поймал за бок проходившего мимо господинчика в серой тройке,
подтянул к себе, и, наморща лоб, довольно грамотно спросил:
- Месье - герой Сопротивления, не правда ли?
Герой, не сопротивляясь, подтвердил свое участие в этом
замечательном движении. Атсон притянул его ближе, чмокнул в лоб и
милостиво отпустил.
Месье одернул пиджак и ускоренным шагом направился к выходу.
- Знаете, Билл, - сказал я. - В Белоруссии я сидел в болотах со
своими людьми и стрелял в немцев. И сидели мы в болотах два года.
Поэтому здешний Резистанс представляется мне скаутским пикником.
Представьте себе - в миленький, уютный домик la belle France врывается
