четырнадцатого. Потом виделись: за границей. Последний раз в Париже,
он работал таксистом:
Потом я получил о нем весточку из Америки - незадолго до войны. И
все.
- Умер в сорок втором. В конце ноября. Разрыв сердца:
- И что все это значит? Кто-то научился переводить стрелку?
- Какую стрелку?
- Железнодорожную. На путях. Вправо-влево:
- М-м: В общем, да. Одному человеку это удалось. Правда, на пользу
это ему не пошло. Вот, посмотрите еще эти заметки:
Юрий Осипенко
НИКОМУ НЕ ДОЗВОЛИМ !
Михаил Шолохов, "Тихий Дон". Журнал "Дон", NN 1, 2, 3 за 1966 год.
К сожалению, некоторые литераторы , слишком буквально восприняв
призыв
Никиты Сергеевича Хрущова и Александра Исаевича Солженицына "жить
не по лжи", тут же обрушили на отечественную историю поток густой
грязи, которую они заботливо пестовали в своих письменных столах.
Отринув традиции, завещанные нам Буниным, Фадеевым и Алексеем Толстым,
они развернули разнузданную кампанию очернительства и клеветы, к
сожалению, тут же поддержанную некоторыми издательствами и редакциями
литературных, с позволения сказать, журналов. К сожалению, не остался
в стороне и журнал "Дон", до сих пор высоко державший знамя
коммунистической морали.
Особенно нетерпима подобная публикация сейчас, в период, когда
партия обнародовала Моральный кодекс строителя коммунизма, когда
советские люди в едином порыве преодолевают последствия культа
личности, когда на волне огульных "разоблачений" всплывает грязная
пена протаскиваемой тихой сапой буржуазной морали, западных
"ценностей", кулацких "идеалов" и казачьей вольницы.
Должно быть, прошедший недавно по экранам страны фильм "Унесенные
ветром" и был тем творческим импульсом, который подвиг известинского
очеркиста Шолохова взяться за перо и на скорую руку слепить свой, с
позволения сказать, роман, рассчитанный, главным образом, на
неискушенного, но пресыщенного западного читателя, которого не
удовлетворило пресное сочинение господина Пастернака:
- Читайте, читайте, - усмехнулся Фламель.
Игорь Виноградский
ПО ПРАВУ ПАМЯТИ
Михаил Шолохов, "Тихий дон", книга 1. Журнал "Дон", NN 1, 2, 3.
Наше время полно сюрпризов. Вот и журнал "Дон", уже приучивший
своих читателей к благоглупостям сочинителя Шолохова-Синявского,
отважился наконец на публикацию собственно Шолохова, человека,
тернистый путь которого не решились бы описать ни автор "Ивана
Денисовича", ни "Повести о пережитом", ни "Колымских рассказов". И
даже сам автор "Тихого Дона" на вопрос вашего корреспондента, не ждет
ли нас новый роман, в основу которого будет положена его собственная
судьба, ответил, что нет, не ждет, ибо это свыше человеческих сил, и
почти дословно повторил фразу Варлама Шаламова: "Это никому не нужно,
ибо опыт этот не столько страшен, сколько бесполезен".
На эту фразу ссылаются сегодня те, кто хотел бы засыпать ручеек
"лагерной прозы", не понимая того, что партия с болью, с трудом и
великим напряжением преодолевает последствия культа личности не только
в масштабах государства, но и в масштабах каждого отдельно взятого
советского человека. И "лагерная проза" - горькое, однако совершенно
необходимое лекарство, прививка; конечно, как всякое лекарство, его
следует точно дозировать.
Возможно, что солженицынский "Архипелаг ГУЛАГ" можно будет читать
нашим детям и внукам, уже получившим необходимый иммунитет; для нас же
это - операция без наркоза.
Но вернемся к роману Михаила Шолохова:
И еще вырезка...
Абрам Терц
ГЕРОИЧЕСКИЕ ГРЕЗЫ
(К последней литературной сенсации)
Старый лагерник рассказывал мне, что казаков придумал Александр
Серафимович, лежа в тридцать четвертом году на нарах в тифозном
бараке пересыльного пункта номер пятьдесят шесть. Легенда оказалась
живуча:
- Я, видимо, переутомился. Не понял совершенно. Что значит?..
- Да, это подлежит толкованию. И дополнительному пояснению. Начало
простое: прошедший огни и воды человек пишет роман. Такой, какой можно
написать только однажды в жизни. Выплеснуть в него все. Перенести
себя. И вдруг обнаружить, что роман не то чтобы никому не нужен, а как
бы это сказать?.. излишен в этой жизни. Выламывается из всех
отведенных для романов рамок. И вот его не печатают год, два, пять
лет: автор настаивает - и начинает наживать неприятности: Говорят:
исправить вот тут и тут. Вот это слишком кроваво, а вдруг дети
прочтут? А здесь дух эпохи неверно передан, не так все было:
Наконец, провинциальный журнал маленьким тиражом начинает печатать
- и все, статья в "Правде", главного снимают... И тут появляется некий
змей-искуситель.
Не буду приводить всю историю обольщения: это долго и интересно
разве что для психиатров. Но автор вдруг проникается исподволь
подсказанным решением: переправить рукопись: нет, не за границу -
тогда судьба
Пастернака, а он к этому не готов, он изношен, надломлен: Ему
нужна такая слава, чтобы без неудобств. И он переправляет роман себе
самому - молодому.
Понимаете? Начинающий писатель, автор десятка средней руки
рассказов в модном тогда орнаментальном духе. Получает вдруг от
себя-старого гениальное произведение. По-настоящему гениальное. И -
пугается! Пугается всего. Ведь - герой воюет против нынешней власти. А
с другой стороны - очень хочется издать. Соблзн! Несколько лет
борений. И - начинает править роман.
Переписывать. Делать так, чтобы - можно было напечатать. То есть
творить то, на что не пошел старый: И вот - роман выходит. Сенсация,
победа, слава,
Нобелевская, все в рот смотрят: Хоть слово скажи, ждем, изнываем:
А сказать-то больше нечего! Но опять же: слава, деньги, сытость,
власть:
- Да, - сказал Николай Степанович. - Я его видел где-то в начале
шестидесятых.
Он действительно производил впечатление вора. И как странно - ведь
уличить его в воровстве было решительно невозможно - однако же: Итак,
вы сумели меня удивить. Что же дальше?
- Только удивить? Не заинтересовать?
- В моем случае это одно и то же. Демонстрация вашего могущества
была впечатляющей. Как я понимаю, это были не единственные примеры
вмешательства?
- Не единственные - но единичные. Человек, осуществивший первое,
вскоре пал жертвой собственного предприятия. При подавлении
Петроградского мятежа у него погибла вся семья: родители, жена, двое
детей:
- Он обратился к вам?
- Нет, конечно. Но он был талантливым поэтом, причастным многим
тайнам не только поэтического ремесла - а вот эти тайны открыл ему
один из нас. Но много раньше и по другому поводу. В невероятном
потрясении горем он внезапно создал инкантаментум, в итоге
перевернувший мир:
- Надеюсь, это был не я?
- Не вы. Впрочем, не пытайтесь угадать: вы не были знакомы лично,
и имя его вам вряд ли что скажет. В мир поэзии он не вошел - не успел
или не пожелал.
Было напечатано лишь одно его стихотворение: впрочем, это уже
неважно. Он заплатил жизнью за свое искусство и за свой поступок. От
человека нельзя требовать большего.
- Значит, при определенном стечении обстоятельств словом
действительно можно остановить солнце: Я так и думал. Хорошо. Вы
говорите мне, что я могу овладеть всеми этими умениями и применять их
по собственному благорассуждению. Так?
- Совершенно верно. Конечно, это потребует времени, и достаточно
большого - но конечного.
- И все-таки я не понимаю ваших резонов.
- Все очень просто. Мангасы смертны. Золотой дракон тоже... не то
чтобы смертен, но - ограничен временем. Со смертью их пропадут все
знания
Создателей. И людям придется добывать их самостоятельно.
Неизвестно, хватит ли у них времени и сил. Особенно - времени.
- Сейчас меня прежде всех прочих знаний интересуют два мелких
практических вопроса. Первое - что можно сделать с воинством Каина? И
второе - кто и зачем наслал Черный дождь?
- История с Черным дождем - темная. Вам говорит что-нибудь понятие
"Рах"?
- Если я ничего не путаю, в мифах банту так называют бога пауков.
Очень нетипичное для банту имя, поэтому запомнилось.
- Совершенно верно. Как долго может жить имя: Рах - это плод
неудачной второй попытки создать человека. То есть в то время считали,
разумеется, что неудачной была первая попытка. Видите ли, на людей,
вышедших из обезьян, слишком сильное, слишком положительное действие
оказывало содержимое яиц мангасов - и наши аналитики обеспокоились: не
возникнут ли в будущем проблемы: вы меня понимаете.
- Да. Проблемы возникли.
- И еще какие: И тогда решили создать человека заново, из: м-м:
если разрешите, я отпущу подробности.
- Можно отпустить всю историю и прямо ответить на вопрос.
- Хорошо. Рах не есть воплощение абсолютного зла. Но он не
различает добро и зло так же, как дальтоник не различает цвета.
Чрезвычайная его долгоживучесть и высокая неуязвимость: извините. Я
просто: да.
- Ничего.
- Единственный существующий ныне рах на земле вам известен под
именем барона Рудольфа фон Зеботтендорфа. Впрочем, он даже не
настоящий рах. Его создал по древнему синопсису Парацельс. И потом
бедняга Парацельс двадцать лет гонялся за ним по Европе. Но кадавр сам
настиг его в родном Базеле... Вот этот самый барон - чужими руками,
конечно - и произвел необходимые действия:
- С целью уничтожения Пятого Рима?
- Скорее всего. И Союза Девяти. И, разумеется, сателлитных
организаций:
- Всех, практиковавших ксерион?
- Если ксерионом вы называете вещество, содержащееся в яйцах
мангасов и предназначенное для:
- Да.
- Тогда - всех. Однако возникшее в результате этих действий
искажение мировых линий не распространилось на Новый свет и часть
тихоокеанского побережья
Азии.
- Все равно не понимаю, почему это не коснулось меня.
- Скорее всего, вы оказались в мертвой зоне. Но могут быть и
другие объяснения.
- Итак, мой друг барон решил убрать конкурентов?
- Может быть. Другая возможная причина - это то, что рах по
природе своей антагоничен ксериону. Как для него непереносима эта
субстанция, так и сам он непереносим для процессов, в которых
участвует ксерион. Скажем, его дыхание останавливает рождение золота.
Естественно, при раскрытии мировых раковин:
- Чего же он хочет в итоге?
- Это было как раз в той части, которую вы попросили отпустить: Мы
не знаем.
Мы не способны понять логику рахов. Равно как и вы. Именно поэтому
у нас и возникли в свое время осложнения с ними.
- Ясно: Ну, а первый вопрос?
- Все зависит от того, что вы хотите получить. Перехватить
управление?
- Нет. Вернуть этих бедняг в люди.
- Безумно сложная и рискованная миссия. Необходимый инкантаментум
есть в рукописи Сюань-Цзана, а вся процедура изложена в книге
"Джаханнам": нужно взять последние абзацы каждой главы и расположить в
обратной последовательности: Оба источника вам доступны.
- Да, я помню. Хорошо. Спасибо вам: месье Фламель.
- А как же наша основная тема?
- Мне следует подумать.
- Хорошо. Я буду ждать вас здесь же.
По дымному следу. (Антарктика, море Росса, 1947, январь)
Советские дети приучены мечтать о полярных путешествиях, потому
что знают наперед: Африка им заказана. Не ходите, дети, в Африку
гулять, - слышат они еще в колыбели. Лучший детский роман, созданный
