Будто скомканная кошма устилала всю погребальную камеру, собираясь
у дубовой домовины высоким сугробом. И будто кусты из толстой железной
стружки поднимались над грудью и в ногах мертвеца...
Полторы тысячи лет у Аттилы росли ногти и волосы.
Когда я это понял, меня, привычного ко всему, чуть не вывернуло
наизнанку.
Я вдруг очень живо представил себе, как по знаку - что это будет?
петушинное слово? труба архангела? рог Хеймдалля? - Аттила встает,
обламывает ногти, мечом, лежашим в той же домовине, отхватывает себе
лишнюю бороду и власы...
Мы очень мало знали о братстве Белого Быка. Можно сказать, не
знали почти ничего. Тимур постарался на совесть.
Но проклятие древнего знания пало и на него самого. ...Мы не
знаем, будет ли это таким же кошмаром, как вскрытие могилы
Тамерлана, говорил Софроний, наставляя меня; но мы обязаны
предположить худшее...
Я вынул три бутылки с "тьмой египетской", содрал с них
предохранительную оплетку, потом связал их крепко репшнуром - и в
образровавшийся между ними треугольник всунул детонатор с химическим
замедлителем. Потом пассатижами раздавил заключенную в медную трубку
ампулу с кислотой. Примерно через час кислота разъест проволочку,
удерживающую боек...
Путь назад был сложнее. Я уже говорил, что ловушки обращены
преимущественно против того, кто хочет выйти.
Я почти успел добраться до колодца, когда сзади негромко щелкнуло.
На миг меня охватила паника. Я знал, что "тьма египетская" не
распространяется мгновенно и что времени у меня достаточно - и все же
рванулся, зацепился рукавом, потом - чуть не застрял в завале... Я уже
крепко держался за веревку, дергал ее - тащи! тащи! - когда из лаза
вслед за мной пришла тьма.
Фонарик, пристегнутый к поясу, погас. Я подтянулся и, торопясь,
полез к кругу синего с красными прожилками света над головой. И тут
меня накрыло.
Исчезло все. Не просто свет - и звук, и запах разрытой земли, и
понятие верха и низа. Я перестал чувствовать веревку в руках...
Исчезло само время, исчезли удары сердца, дыхание, голос. Конечно, я
кричал. Кто бы не закричал на моем месте?..
Спасло меня то, что волна отхлынула. Мои руки и голова оказались
над тьмой, и я с отчаянием погребенного заживо стал выбираться наверх.
Когда я перевалился через край колодца, сердце колотилось, как после
рукопашной.
- Коминт...- позвал я.
- Не соврал,- сказал чей-то чужой голос.- Правда, пацан.
Глаза снова привыкали видеть. Из множества странных пятен вдруг
сложилось: лежащие лицами вниз Аттила и Коминт, а над ними нависшие
темные фигуры. И еще раз сложение пятен - и с какой-то запредельной
четкостью я вижу лица, различая бородавки, веснушки, шетину, седину в
усах; различаю царапины на зеленых пуговицах с выдавлеными
пентаграммами и нитки, которыми заштопаны дырочки на гимнастерках;
различаю зарубки на ложах автоматов...
- Дяденьки! - выдыхаю я. - Они туда пошли, они все там! Я в стенку
вжался, не увидели, мимо прошли!
- Кто пошел?
- Да американцы же! Мы за ними от самой больницы Эржебет следим!
Они там на кладбище...
- Дугин, Параськин, Азизов, Баркан - вниз! Хоть одного взять
живым!
- Дяденьки, не ходите! - закричал я шепотом. - Там мертвецы
лазиют! Гроб на семи колесиках...
- Щас мы их посчитаем, эти колесики...- усатый лейтенант полез
первым. - Щас там мертвецы раком до самого ихнего Пентагона встанут...
Итак, четверо ушли вниз, а оставшиеся двое принялись соображать,
откуда взялся русский пацан в мятежном Будапеште.
- Ты, вообще, кто? - спросил бородавчатый капитан с шеренгой
золотых коронок по верхней челюсти. - Ты откуда здесь взялся?
- Я - Коля Тихонов. Из Москвы. Постойте. Дядя Коминт... - я встал
на четвереньки и направился к лежащим. - Дядя Коминт...
- Все нормально с ним, - сказал капитан. - Оглушили только.
- Дядя Аттила...
- Ты не смотри,- сказал капитан. - Ну, ошиблись малехо.
- Эх, вы, - сказал я. - Он же за нас. Он же...
- Война, брат,- капитан был суров. - Так что ты тут делаешь?
- За американцами слежу. Они что-то раскапывают здесь, а что -
понять невозможно.
- Что-то раскопали? - спросил второй, лет сорока, тоже с
капитанскими звездочками, только ничего военного в нем не было.
Кое-что другое - было...
- Да. Но я издалека смотрел, не видно ни черта. Что-то длинное
тащили. Потом везли в таких ящиках - метра три длиной, зеленые...
- Постой,- сказал настоящий капитан слегка оторопело. - Я имел в
виду - что ты здесь, в этом бардаке, забыл?
- Ничего не забыл. Жили мы здесь. Пока не началось. Отец в
университете преподавал...
- Почему же не уехали со всеми?
- Так я же объясняю: американцы...
Я встал, подтянул спадающие штаны. Теперь в моих руках было по
ножу.
- Отец раскопками занимался. Американцы его похитить хотели. Ну,
мы и...
Я как бы развел руками. Капитан в изумлении попятился, держась за
грудь, и опрокинулся в колодец. Не-капитан сунулся на колени, потом
упал ничком. Ноги его задергались...
Я оттащил его к колодцу и тоже бросил вниз.
Коминт уже пришел в себя и теперь стряхивал с рук путы. Коминта
связать - это надо стараться неделю.
Аттила был убит ножом в сердце.
- Неплохо разведка работает,- сказал Коминт. - Нюхали пороху
парни...
- Что ж ты не убежал, как я велел?
- Да вот... - он засмущался. - Думал, справлюсь. Да и справился
бы, в конце концов... Сделал, что хотел?
- В общем, да. Теперь бы колодец обрушить...
И тут, словно в ответ, земля вздохнула, пришла в движение и сразу
же успокоилась. Я оглянулся. Каменного кольца не было. На его месте
осталась воронка, как от небольшой фугасной бомбы. И кто-то невидимый
прошел, ломясь, по кустам - и сгинул вдали...
- Неужели все? - сказал Коминт.
Я помолился над Аттилой и встал.
- Да. Вроде бы все.
- Как-то не верится.
- Мне тоже. Но салюта все равно не будет.
До ближайшего рума было две недели пути - пешком и по ночам.
7.
Нужно вредить плохим певцам, разрезая им
глотку, чтобы они не организовывали сборищ.
Атуа Мата Рири
В удлиненные горизонтальные окна, устроенные чуть ли не под
потолком, уже вовсю лился утренний свет, а Каин говорил, говорил и
говорил. Как будто хотел выговориться за многие годы, если не
столетия. Речь его была сумбурна, он заплутал в собственных мыслях, и
потому вынужден был то и дело возвращаться на особо приметные места,
чтобы оттуда двинуться по новой дорожке. ...Сначала вы надеялись
открыть Истину попутно, между делом, рассчитывали, что она сама, по
доброй воле, нечувствительно познается вами, а потом увлеклись ею,
воспылали страстию, как Стенька к персидской княжне, и забыли о своем
предназначении... Враг уже не у ворот, враг давно в городе, и помечает
дома крестами, вырезает караулы на башнях, лезет со свечой в пороховой
погреб... Продажные писаки, художники, лицедеи уже в открытую
навязывают обществу - хуже того, детям - сказку про доброго дракона,
про хорошего ящера, про храбрых черепашек и мудрых удавов. Упорно
внушается мысль, что чужое, уродливое, нечеловеческое обязательно
должно быть милым, дружелюбным и совершенно безопасным. Чтобы детишки,
выросши, не пугались до тех пор, пока их не начнут жрать... И когда
рухнут стены, и маленькие зеленые твари хлынут в дома искать свежей
горячей крови - вот тогда мы сами, со своей свечой, спустимся в свой
пороховой погреб...
Семеновского лейб-гвардии полка отставной поручик Сергей
Илларионович
Бахметьев нынешнее свое прозвище получил еще от собственных
крепостных и дворовых людей не столько за бурую печать посреди
высокого лба, сколько за физиологические над этими самыми крепостными
и дворовыми людьми опыты.
Штудии сии предполагали благую цель - бесконечно повысить их
трудолюбие и плодовитость. Временные неудачи не смущали пытливый ум.
Когда вопли подопытных достигли высочайшего слуха, матушка-императрица
живо распорядилась богомерзкие штудии прекратить, имение забрать в
опеку, а любознательного поручика посадить на цепь в доме скорби. Там
его, в свою очередь, тоже присмотрели для опытов. Екатерина Романовна
Дашкова, посетившая заведение на Пряжке, прониклась интересом к
возвышенному образу мыслей достойного сына века Просвещения.
Пресловутого маркиза в ту пору никто не читал - оттого, должно быть,
что он еще ничего и не написал.
Многоученая княгиня забрала несчастного к себе в дом, где и
поселила вместе со своими длиннохвостыми питомцами в каменном подвале.
Ему было предложено продолжать прерванные опыты - но на ином, более
благодарном материале.
С годами Сергей Илларионович выяснил, что крысы - вовсе не то, за
что они себя выдают. Что они, как и люди, делятся на варваров и
эллинов, причем эллины - отнюдь не язычники, поскольку почитают
единого создателя и подчиняются апостолам его. Обращены господа пасюки
в свою катакомбную ересь были еще в Александрии двенадцатого века все
тем же безумным арабом
Аль-Хазредом. Ад представлялся крысам в виде бесконечного,
лишенного стен и крыши амбара со сплошным каменным полом, по которому
бродят на бесшумных лапах тощие египетские кошки; рай же имел форму
большого кожистого яйца, оболочку которого следовало прогрызть.
Не все, но многие "эллины" находили в те года дорогу в свой
парадиз.
Всего за два века была создана подземная империя, простиравшаяся
от Тихого океана до Атлантического. Передовые отряды конкистадоров уже
готовы были к броску в Новый свет, но люди еще не проложили туда
дорогу. И тут грянула беда.
Чума, собственно говоря, была нацелена неведомым врагом прежде
всего на крыс. Их потери были гораздо выше людских, и даже высокая
плодовитость уже не спасала. Европа была потеряна полностью, в
Передней Азии сохранились едва тлеющие очаги цивилизации. Пришло время
варваров... Темные века тянулись бесконечно.
Самым мудрым, наконец, стало ясно, что без помощи людей не выжить
и в рай не попасть.
В рукописях Аль-Хазреда цветистым арабским слогом расписывалось
возвращение на Землю людей-змей и людей-крокодилов. Екатерина
Романовна и Сергей Илларионович, склонившись щека к щеке над рыжим
пергаментом, проникались грядущей опасностью. Сердца их отныне бились
во имя спасения человечества.
Именно Екатерина Дашкова и представила своего фаворита Брюсу. Яков
Вилимович поразился тайным знаниям и превеликому жару отставного
поручика.
По прошествии необходимого срока и должной подготовки (школы на
Мадагаскаре тогда еще не было, обучение проходило в ските на
высоком берегу
Тобола), новик был допущен к малым тайнам. Что интересно, о крысах
он никогда и ни с кем не говорил.
В рядах Пятого Рима Каин пробыл недолго - до наполеоновского
нашествия.
Последний раз его видели в горящей Москве... ...Каждый раз, как
доходило до дела, ваш драный орден бросал все и начинал делить еще не
захваченные трофеи. И ничего ему не нужно было, кроме мирской власти -
что бы там ни врал ваш монашек. Вы уже прибрали к рукам Грозного - но
перестарались, и он просто спятил, а в моменты просветления пытался
вас же истребить. Вы навели морок на всю Русь и заставили ее
отступиться от умницы Годунова только за то, что он отринул вас. И эта
