Он трезво понимал, что, обнаружив себя, продержится недолго. Следовало
решить, как лучше себя потратить.
Он связался с эсминцем и предупредил относительно танков и
авиации. Там ответили, что и сами не слепые. После чего капрал засунул
рацию в снег, установил пулемет на нарты и по возможности незаметно,
прячась за застругами, направился к концу взлетной полосы.
Он лежал и видел, как в трехстах метрах от него к "фокке-вульфам"
подвешивали бомбы. Потом в кабины забрались летчики, фонари закрылись,
и обе машины вырулили на старт. Пилоты были опытные, полоса широкая,
самолеты пошли на взлет парой. Андервуд помолился и припал к пулемету:
Ведущий даже не оторвался от полосы: задрал хвост, задымил и
порулил куда-то в сторону, в заструги. Там он и обрел покой. Ведомый
успел поднять машину в воздух, но из полусотни пуль, всаженных
Андервудом почти в упор, штук двадцать оказались счастливыми: Самолет
завис над полосой, развернулся вокруг оси и опрокинулся на спину -
метрах в ста от капрала. Бомбы, к счастью, не взорвались.
Собаки понесли. Эскимосские лайки показали себя как добрые боевые
кони, прошедшие Тридцатилетнюю войну. У капрала осталась одна забота:
не отцепиться от нарт:
Позади взлетали тонны ледяной крошки: корабельные четырехдюймовки
нащупывали танки.
Мы этого не знали и знать не могли. Предполагать же следовало
самое худшее.
Зазуммерил телефон. Я поднял трубку. От нее непонятно и кисло
воняло. Запах напоминал почему-то о Париже. Старом до-еще-той-войны
Париже.
- Первый и второй - в ангар,- сказал в трубке. - Первый и второй.
Поздравляю вас!
- Спасибо,- сказал я. - Первый и второй. Понял.
- Победы вам, герои!
- Что наверху? - спросил я, но мой собеседник уже отключился.
И тут же загудели электромоторы. Стальная дверь начала
раздвигаться.
А мы-то думали, что открыть ее можно только изнутри:
Сейчас все может кончиться.
Морпехи навели стволы.
Тупая морда маленького оранжевого локомотива просунулась в проем.
За ним втянулись две порожние платформы.
Машинист в зеленом комбинезоне поднял руки. Впрочем, Филя к таким
условностям относился легкомысленно:
- Что вы собираетесь делать, Бонд? - спросил Флеминг, когда
увидел, что я присматриваюсь к управлению локомотивом.
- Нам же приказали быть в ангаре,- сказал я. - А для немцев приказ
- дело святое.
- Но как же?..
- Ян, остаетесь за старшего. В крайнем случае, если уж совсем не
повезет - держитесь до последнего. Пока что лучше ничего не трогать,
особенно эти штуковины. Кнопки тоже лучше не нажимать. Кроме вот этой,
видите: "Блокировка дверей"? Когда мы уедем:
- Зачем?
- Да как вам сказать: Надо же выяснить, что здесь происходит. В
жизни немцы значительно умнее, чем в голливудских и советских фильмах.
- А в английских фильмах немцы, наоборот, очень умные,- сказал
Флеминг. - И что из этого следует?
- Следует то, что вам надлежит сидеть тихо, но не позволять себя
убить. Вы еще понадобитесь человечеству.
- Я уже замечал, что вы изумительно уходите от ответов.
- Да? Не замечал: Господи, Ян, мы в окружении, а в окружении есть
лишь две тактики: не обнаруживать себя до последнего или появляться
ниоткуда. Но второе требует специфического опыта. У меня он есть.
- Слушайте, Бонд: Допустим, мы будем сидеть очень тихо: и все-таки
нас здесь нащупают. Должны нащупать. И мы будем держаться: сколько?
Допустим, у врага не будет новых сюрпризов для нас:- он кивнул на
дверь, в которую въехал маленький поезд.- Но патроны имеют свойство
рано или поздно кончаться:
Я помолчал. Флеминг был прав.
- Я не могу отдать вам прямой приказ, Ян. Судя по всему, эти
штуки,- я показал на уложенные в гнезда металлические чушки, - и есть
то самое сверхоружие.
Атомные бомбы, может быть.
- Значит, штурм будет жесточайшим: Что мне с ними делать? Есть ли
способ их: испортить? Взорвать?
- Не знаю, Ян. Но - постараюсь узнать. Остальное - на ваше
усмотрение.
- Бонд! Вы не должны: в такой ответственный момент:
- При возвращении я постучу вот так,- я показал: тук, тук,
тук-тук.
Нас вывезло в длинный низкий ангар, где в два ряда, носами
навстречу друг другу, стояли небольшие безмоторные самолеты странной
формы. На спине каждого, ближе к хвосту, лежали толстые трубы.
- Мать моя женщина:- тихо сказал Филя.- Так это же "Фау-1". Мы их
в
Пенемюнде сотни две целыми взяли.
- Которыми Лондон обстреливали? - решил уточнить я.
- Так точно.
Я внезапно понял, что мы говорим по-русски. Пока ехали, Филя
отчитывался о своем боевом пути в стиле американской казармы, а тут -
на тебе:
- Конь в пальто скачет,- объявил Филя.
Между самолетами неслось нечто в комбинезоне и с черным от
машинной грязи лицом.
- Я приказал что? Я приказал прибыть Первому и Второму, гром,
молния и четыре свиньи вам в жопу! Вы кто такие?
Я поднялся с сиденья и одним движением плеча скинул плащ.
Явление генеральского мундира по эффекту могло быть сравнимо разве
что с ударом конского копыта в лоб. Существо в комбинезоне повисло в
воздухе, хватаясь не то за кобуру, не то за сердце.
- Болван,- сказал я. - Нет, вы хуже болвана: вы паникер. Вы
намеревались израсходовать оружие возмездия на отражение мелкой
неприятельской атаки.
Расстрелять,- кивнул я Филе.
Как-то очень внезапно мы оказались в молчаливом полукольце людей в
таких же грязных комбинезонах и с понурыми физиономиями давно и
безнадежно бастующих английских шахтеров.
- Я: исполнял приказание:- выдавил из себя приговоренный.
- Нюрнбергский трибунал признал, что исполнение преступного
приказа не является смягчающим обстоятельством для подчиненного,-
сказал я.- Всем разойтись по местам. Унтершарфюрер, исполняйте.
Филя взял приговоренного за шиворот и вынул из его кобуры
"вальтер".
Тут под потолком захрипел динамик, и до боли знакомый
пронзительный голос завопил:
- Веркау, что вы там копаетесь? Эскадра уже миновала второй пост!
- Разрешите связаться с начальством, бригадефюрер? - чумазый
Веркау почуял возможность избежать расстрела за преступление, которого
не совершал. - Это директор! Это он приказал! Он меня и после смерти:
- Солдаты! - вскричал я. - В то время как ваши братья в горах
Тироля ведут неравную борьбу с жидо-большевистскими полчищами и
примкнувшими к ним финансовыми олигархиями, вы, окопавшись в
безопасной и уютной Антарктиде, ковали оружие возмездия! И вот в
решающий час, когда осталось всего лишь нанести последний решающий
удар по врагу, поразив его в самое его ядовитое сердце, паникеры в
штабе, пользуясь болезнью фюрера, готовы пожертвовать всем ради
спасения своих жалких потрохов, за которые в базарный день последний
нищий не даст и двух пфеннигов! Это измена! Но мы знаем, как следует
поступать с изменниками! Они будут повешены на собственных кишках, а
вокруг будут летать окровавленные чайки и кричать: "Смерть предателям!
Смерть негодяям!"
Боже, подумал я, а ведь когда-то я был поэт:
Окровавленные чайки: надо же:
- Веркау, - сказал я очень тихо. - У вас есть последняя
возможность искупить вину перед Отечеством. Унтершарфюрер, верните ему
оружие.
- Что происходит, Веркау?! - завизжал из-под потолка Зеботтендорф,
но Филя поднял ствол "шмайсера" и разнес динамик в мелкую пыль. Грохот
очереди всех вдохновил. :Мы неслись по коридорам, обрастая новыми
воруженными людьми.
Воодушевленный Веркау, у которого даже из-под толстого слоя
солидола на лице проступал нездоровый лиловый румянец, бежал впереди.
Я незаметно замедлял шаг, позволяя обгонять себя, покуда мы с Филей не
оказались в арьергарде.
- Налево, - сквозь зубы сказал я ему.
Неосвещеная штольня уходила слегка вниз. Шагах в тридцати от входа
она была перегорожена легким щитом с калиткой. Я отворил ее
потихоньку, и мы вошли в темное холодное пространство.
Лучи фонарей уперлись в матовую черную стену.
Наверное, так крот воспринимает штык лопаты, вонзившейся в почву и
перегородивший спасительный туннель.
- Тупичок,- сказал Филя.- Надо бы назад выгребаться, командир.
- Покурим сначала,- сказал я. - Дадим кризису развиться.
- Если что, - сказал Филя,- можно и как в замке Норенберг. Главное
- чтобы за спиной никого живого не оставалось:
- Посмотрим, - сказал я, доставая портсигар.
Вдали ударили выстрелы, а через несколько секунд у входа в туннель
послышались возбужденные голоса и отрывистые команды.
- Покурили,- сказал Филя и щелкнул зажигалкой. В две затяжки он
всосал в себя "верблюдину" и взялся за автомат.- Главное, командир -
никого за спиной:
И тут именно за спиной раздалось негромкое покашливание.
Мы разом обернулись. Ледяная корочка, покрывавшая нижнюю часть
базальтовой стены, трескалась и осыпалась. Над полом загорелась и
начала расширяться яркая полоска:
Кто-то медленно вынимал лопату.
Было уже совсем не до голосов по ту сторону калитки. Происходило
нечто: Я почему-то ощутил себя куском стекла, по краю которого водили
смычком.
Задвижка поднялась до половины нашего человеческого роста. Свет
из-под нее казался металлическим, ртутным.
- Холодно там,- сказал Филя.
Только сейчас я почувствовал студеность - но не ту, полярную,
которую всю жизнь ненавидел, а запредельную, то ли космическую, то ли
хтоническую, подобную той, что дышала из бездны, над которой мы
проходили в ритуале посвящения.
Я присел и чуть не упал. По ту сторону расстилалась чужая земля!
Не то чтобы какая-то деталь говорила об этом - нет, здесь все было
совершенно нечеловеческое. Черный мох под ногами. Неимоверно
контрастные скалы с чудовищно острыми гранями, ранящими взгляд,
нависали, падали, грозили раздавить, расплющить. Яркий, холодный, не
дающий пощады свет бил сверху.
И лишь через несколько секунд что-то сдвинулось в моих глазах, и я
увидел все это иначе: треугольного сечения коридор уходил вперед, мох
был ковром, заползающим немного на стены, а скалы нарисованы были на
светящихся панелях: Перед нами же стоял толстый четырехгранный столб
со сложным многоглазым навершием.
Позади завозились с калиткой, и мы бросились вперед, в адски
холодное, но не морозящее почему-то, не обжигающее пространство.
- Сюда! - прошипел Филя и толкнул меня в расселину между
нарисованных скал.
Я не увидел, а вот он как-то умудрился рассмотреть узкий - боком
протиснуться - ход. Шага через два ход поворачивал и расширялся
немного. Дальше было квадратное помещение с двумя продолговатыми
дырами в полу.
- Сортир,- уверенно сказал Филя.
- Тихо:
Приглушенные мягким ковром, приближались множественные шаги.
Негромкий разговор доносился отрывочно.
- :группенфюрер в юбке: :ерунда, Герман. Фюрер доказал, что: :мою
очередь в бордель отдал этому несчастному Штрому, ты представляешь?
Что он будет делать в борделе: :если не занята с мальчиком из "ани":
:творя полный половой разврат. Всех отвели и поставили к стенке: :не
верю. С козой, с собакой, но с пингвинихой: :все как у бабы, зато
молчит: :все равно не понимаю, куда смотрит железный: :так вот где
начальство баб держит!..
Радостный вопль и удаляющийся топот.
- Степаныч,- прошептал Филя,- давай-ка выбираться. Не нравится
мне:
Мне тоже не нравилось. Забавы у Зеботтендорфа могли быть самые
