терью Святоши странный безнадежный роман; и Эрик, и Святоша об этом зна-
ли и очень сочувствовали Августу.
- Милый,- сказала тетя Ралица грустно,- Августу не это мешает... ме-
шало, мешает и будет мешать... Августу - вовсе не это... Я, кажется, до-
гадываюсь, почему ты отказываешься. Она симпатичная. Я видела вас на
бульваре. Чтоб ты знал: я не навязываюсь тебе в матери. Но комната Анге-
ла с сегодняшнего дня - твоя. Хочешь - живи, хочешь - не живи. Ты меня
понимаешь?
- Спасибо, тетя Ралица,- сказал Эрик.
- Хоронить будем послезавтра,- сказала тетя Ралица.
- Я приду,- сказал Эрик.
- И еще,- сказала тетя Ралица.- Мальчик мой...- Она запнулась.- Ты
шел к Ангелу... тебе было что-нибудь нужно?
- Да,- сказал Эрик.- Я хотел занять немного денег.
- Ты будешь смеяться,- сказала она,- но я так и подумала. Август
всерьез считает меня ведьмой - я умею слышать чужие мысли. Сколько тебе
надо?
- Я у вас не возьму,- сказал Эрик.- Похороны... и вообще...
- На похороны не нужно ничего,- сказала она.- И на поминки. Нас, сла-
вян, здесь не так уж много, и живем мы тесно. Если кто-нибудь умирает,
хоронит его вся община. Ты хочешь что-нибудь купить своей девочке?
- Нет,- сказал Эрик.- Мне нужно съездить в столицу. На один день. Это
насчет моей будущей работы.
- Понятно,- сказала тетя Ралица.- Вот тебе...- Она достала из ящика
серванта деревянную шкатулку.- Вот тебе три сотни. Вернешь, когда ста-
нешь много зарабатывать.
- Верну,- сказал Эрик.- Я скоро верну.
- Ты приедешь послезавтра...
- Да. Рано утром. Я сразу приду, прямо с вокзала.
Что-то опять начинало происходить с головой, будто кто-то чужой из-
нутри небольно, но жестко раздвигал все, что ему мешало, и пытался выб-
раться наружу, и от этих толчков позади глаз стали появляться неяркие,
но обширные, с размытыми краями, световые пятна - гасли и появлялись
снова...
- Что с тобой? - спросила тетя Ралица, наклоняясь к Эрику.Ты болеешь?
Опять было как тогда: он, не глядя специально ни на что, не останав-
ливая взгляд ни на чем, видел все вокруг одинаково четко, хотя - он
только сейчас обратил на это внимание - обесцвеченно, почти черно-бел
о...
- Нет...- выдавил он из себя,- нет, спасибо... все хорошо. Все хоро-
шо. Я пойду, ладно?
- Возвращайся скорее,- сказала она.- Я буду тебя ждать.
Зажав ладонью рот, чтобы не сказать того, что готов был сказать тот,
кто уже почти выбрался из него, Эрик бросился к двери, это было как во
сне - он перебирал ногами, не касаясь пола, дверь приближалась страшно
медленно, потом она открылась сама, распахнулась - он оказался на темной
галерее и полетел над галереей к лестнице, по лестнице вниз - все это
медленно, медленно, мимо белых лиц, обращенных к нему, мимо одинаковых
дверей, которые беззвучно приоткрывались за его спиной и выпускали из
себя кого-то, дыхание этого единого существа, вытекающего из дверей, он
чувствовал всем затылком и знал, что нельзя ни останавливаться, ни огля-
дываться, пролетел под аркой входа во двор и дальше, дальше - в темноту,
в спасение... только когда ноги коснулись земли, он смог остановиться,
он остановился, он упал на колени, скорчился от невыносимой муки утаен-
ной ненависти и закричал сквозь зажимающие рот руки:
- У-у-бью-у! У-у-бью-у! У-у-бью-у!..
Потом стало легче. Казалось, что он разряжается в землю. Последними
расслабились руки. Сердце трепыхалось где-то у самого кадыка. Он медлен-
но встал, отряхнулся, поднял сумку - не забыл ее, не потерял, не бросил,
странно,- медленно побрел к освещенным громадам домов на проспекте. Ка-
кими-то фрагментами он запомнил себя в автобусе: вошел, протянул кондук-
тору смятый бумажный динар, взял билет; уступил место старику с палоч-
кой; "Конечная, господа, конечная!" - вышел из автобуса. Здесь уже пахло
железной дорогой. Специфический запах креозота и железа. У кассы не было
никого. "Один до станции Налль - на ближайший",сказал Эрик. Запутаю
след, подумал он. Они будут искать меня у Меестерса, я меня там не бу-
дет... Кассир тупо прокомпостировал картонный билетик, подал Эрику; сда-
чи у него не хватило, и он сходил в другую кассу разменять сотенную бу-
мажку.
- Поезд отходит в двадцать три сорок,- сказал он.- Не опаздывайте.
Восьмой вагон. Счастливого пути.
На больших часах в зале ожидания было двадцать один десять. Эрик на-
шел себе место, сел, поставил сумку на колени и стал ждать. Наверное, он
задремал, потому что увидел патруль тогда, когда тот был в пяти метрах
от него. Смешанный патруль, два полицейских сержанта и два солдата с ав-
томатами; и еще один патруль у выхода на перрон; и еще полицейские по
углам зала. Это был конец, совершенно не имело смысла дергаться... тело
обмякло, вместо тела был теперь полупустой мешок. Один полицейский брал
документы, второй держал руку на кобуре и пристально смотрел на того,
кого проверяют, солдаты стояли за их спинами. Документы, вяло подумал
Эрик, надо достать документы. Эрик полез в карман, один из солдат это
заметил и тут же поднял автомат. Не дергаться, сказал себе Эрик. Он сде-
лал вид, что не замечает направленного на него ствола. Студенческий би-
лет и водительские права, и то и другое с фотографиями. Вот так и Свято-
ша, должно быть - сделал резкое движение... Эрик протянул документы по-
дошедшему полицейскому, готовый спокойно встать и пойти за ним; поли-
цейский посмотрел на документы, на Эрика, еще раз на документы...
- Билет,- сказал он.- Билет на поезд.
Эрик подал ему билет. Полицейский проверил перфорацию, вернул Эрику
все, козырнул. Второй полицейский сказал:
- Сумку.
Эрик не сразу понял, чего от него хотят; первый полицейский истолко-
вал задержку по-иному.
- Мы просим вас,- на "просим" он сделал сильнейшее ударение,абсолютно
добровольно,- опять ударение,- предъявить нам содержимое вашей сумки.
Облава вызвана достаточно серьезными причинами.
Эрик слабыми пальцами потянул за язычок молнии, распахнул сумку. Оба
полицейских наклонились, заглядывая в нее. Один тронул сумку снаружи,
взвешивая ее на руке.
- Благодарим вас,- сказал первый.- Вы оказали содействие полиции.
Эрик, не глядя на них, застегивал сумку. Молнию заело, он с ожесточе-
нием дергал за язычок. Закрыл. Патруль уже отошел.
- Зря ты им потакаешь,- сказал сосед, мужчина лет сорока.- И так уже
что хотят, то и творят.
- Плевать,- сказал Эрик незнакомым голосом.
Другой патруль кого-то задержал: длинноволосого парня в кожаной курт-
ке. Его поставили лицом к стене и обыскивали. Он что-то сказал полицейс-
кому, тот остановился на секунду, потом круто развернулся и побежал к
выходу. Через минуту загремело радио:
- Господа! Просьба всем немедленно покинуть зал ожидания! Просьба
всем немедленно покинуть зал ожидания! Просьба...
Зал взорвался гулом голосов. Тут же началась давка в проходах, в две-
рях. Эрик встал на скамейку, чтобы лучше видеть. Патрулей, конечно, вы-
несло в первую очередь. Что он такое мог сказать? Ну да, конечно: бомба.
И сам спокойно сидел, ждал, когда она начнет взрываться. Очень мило.
Полфунта спагетти по ушам. Но в дверях - смотреть страшно. Во, и дубинки
замелькали, не могут у нас без дубинок...
Чтобы не слишком выпадать из общего ряда, Эрик подошел поближе к тем,
кто давился у выхода на перрон. Там кто-то сумел открыть вторые двери, и
толпа потекла быстрее. Эрик заметил, что таких же вот неспешащих, как
он, было еще несколько человек - молодые ребята с дорожными сумками и
рюкзаками. Ясненько, подумал Эрик. Хороший ход...
На перроне было неожиданно прохладно, тянул ветерок. В ртутном свете
фонарей лица толпы казались мертвенно-синими. Я такой же, подумал Эрик.
Сквозь толпу, раздвигая ее, двигались патрули, всматривались, кого-то
искали. Каждый раз, когда они оказывались вблизи, Эрик пальцами правой
руки сильно сжимал левую кисть в месте укуса. Там уже начинало болеть
по-настоящему, от боли делалось легче, прозрачнее - как от нашатыря. По-
дали поезд. В помещение вокзала пока не пускали, кто-то скандалил у вхо-
да - нужно было забрать вещи. Наконец вышел полицейский офицер и увел
солдат, охранявших дверь. По трансляции передали, что желающие могут
пройти в зал ожидания и другие помещения. До отхода поезда было еще со-
рок минут. Значит, туалеты в вагоне откроют не раньше чем через час.
Эрик направился в вокзальный туалет.
- Не нашли бомбу? - спросил он туалетного кассира, подавая ему треш-
ку.
- Идиоты,- сказал тот, отсчитывая ему сдачу.- Вот смеху-то было бы...
Возвращаясь, Эрик задержался у телефонов-автоматов. Кассир сдал ему
сдачу двадцатикуновыми монетками. Еще не вполне понимая, что делает,
Эрик подошел к телефону, бросил монетку в прорезь и набрал номер Элли.
Длинный гудок... Эрик повесил трубку и уставился на диск. Сердце как
взбесилось. Он перевел дыхание и опять - пересиливая себя, как входя в
холодную воду,- набрал номер. Трубку сняли сразу же.
- Эрик? - спросила Элли там, на том конце провода. Слышно было, как
она дышит.- Эрик, ты? Не молчи...
Левая рука Эрика дотянулась до рычага и повисла на нем.
Опомнился Эрик на перроне перед открытой дверью своего вагона. Это
ловушка, подумал он. Она сидит и ждет, когда я позвоню, а полиция засе-
кает, откуда позвонили... Ничего, поезд отходит через пять минут, а я
поеду не до станции Налль, а до маленького полустанка без названия, ког-
да-то я был там, поезд приходит туда под утро, и там меня ни одна собака
не найдет... Откуда-то вдруг взялось странное ощущение повторности - не
событий, а так, привкуса событий: запах креозота и мокрого гравия, и
трава - мокрая - под руками, и тело не свое - чужое, легкое... все воз-
никло и пропало, только эхо в голове, как в пещере: коннн... коннн...
коннн... И одновременно - вместе со свистом ветра того, другого, приз-
рачного мира - вдруг возникла рядом Элли, похожая на индианку в своем
странном платье из тяжелого льдисто-белого шелка - такой он ее увидел в
самый первый раз и подумал: восточная принцесса, а она оказалась отлич-
ной девчонкой, хоть и из богатой семьи, тоже студенткой, тоже универси-
тета, хотя и другого, столичного... подошла, потерлась щекой о плечо,
взглянула снизу вверх, шепнула: ты меня вспоминал?.. Эрик стоял оцепе-
нев. Свист в ушах переходил в рев, и что-то подсказывало, что падать ос-
талось всего ничего, вот сейчас - твердь... хотелось зажать уши, обхва-
тить голову и бежать, нет - влететь, как мяч, в ярко высвеченную дверь
вагона, там спасение, спасение, там тепло, безопасно, мягко, там покой
обволакивает тебя всего... но кто-то внутри, полумертвый, приподнял го-
лову и отчетливо прохрипел: Томса, сука поганая, что же ты делаешь? За
ревом ничего нельзя было услышать, и Эрик стоял, завороженный светом,
вытекающим из двери вагона, пока створки двери не закрылись и не отреза-
ли от него этот свет, вагон тронулся, поплыли перед глазами окна с ту-
манными людьми по ту сторону стекол, все быстрее, быстрее, замелькали,-
Эрик, согнувшись, побрел вслед за поездом по перрону, что-то страшно да-
вило со всех сторон, не давало дышать, ноги подгибались, по голове будто
бы молотили тяжелыми мягкими кулаками - по темени, по глазам, по ушам -
ватными пыльными кулаками, и пыль висела перед лицом, не позволяя ни ды-
шать, ни видеть... он повалился на скамейку, откинул голову назад - и
тут же судорожно согнулся - лицом в колени - показалось, что сейчас по-
лоснут ножом по горлу. Но теперь беззащитны были спина и затылок. Сжав
зубы, он заставил себя сесть прямо. Конечно, никого не было.
- Вам плохо? - спросили из пустоты.
Эрик вздрогнул и стал всматриваться туда, откуда пришел голос. Пыль,
освещенная ртутными фонарями, пришла в движение и сгущалась, образуя
что-то оформленное: движущиеся губы, руки, совершающие учтивые жесты, да
