- Лежи, нужен ты...
- А Руммера что - тоже они? Я же говорю...
- ...они до этого комбината давно добираются, в позапрошлом году еще
бомбу на территории нашли - не взорвалась...
- Надо попробовать. Там недалеко от забора есть такая хитрая цистер-
на...
- А ты хоть знаешь, что в этой цистерне? Там, может, такое, что весь
город... того... без глаз останется?
- Да, но надо же что-то делать...
- А если высоковольтную линию гробануть?
- Как ты ее гробанешь?
- Есть одна мыслишка. Дельтаплана ни у кого нет?
Эрик осторожно сдал назад. Любители, черт бы их побрал... Главное,
что смысла в этом меньше, чем в старой подметке. Можно взрывать трубоп-
роводы и цистерны, валить дымовые трубы, забрасывать высоковольтные ли-
нии медной проволокой с дельтапланов - бесполезно, бесполезно... Все
бесполезно. Его охватывало отчаяние. Все - бесполезно, все на свете...
не переломить, не сдержать хода, не отскочить в сторону - вырубят и сож-
гут леса, загадят море, сожгут воздух,- ничего не поделать, к этому
идет, к этому шло всегда и теперь продолжает идти, только все быстрее и
быстрее, и потом, когда мы будем выходить наружу в резиновых плащах и
противогазах, чтобы отоварить талоны на дистиллированную воду... пахну-
щую железом и резиной... Сзади донесся негромкий, но приближающийся звук
мотора, возник под ногами рыскающий свет фары: кто-то медленно ехал на
мотоцикле по тропе. Эрик отступил в сторону, прижался к стволу дерева,
слился с ним. Мотоциклист был один. Он ехал чуть быстрее пешехода. Эрик
пропустил его мимо себя - почему-то вдруг накатил страх, что-то помере-
щилось, когда увидел на фоне освещенной листвы черный силуэт с круглой,
непомерно большой головой,- и в следующий миг Эрик прыгнул по-рысьи на
спину мотоциклисту и вырвал его из седла, мотоцикл упал рядом, коротко
взревел и заглох, человек лежал неподвижно, и Эрик трясущимися пальцами
стал дергать застежку шлема, сорвал шлем - и вдруг, подхваченный непо-
нятно чем, вскочил, прижимая шлем к животу, и бросился в темноту - как в
спасение, как в рай, добежал, опустился на колени, благоговейно, бережно
расправил ремни, пригладил волосы, не торопясь надел шлем, застегнул ре-
мень и улыбнулся навстречу чему-то такому долгожданному, к чему, оказы-
вается, стремился все это время... но ничего не происходило - секунду,
другую, третью... десятую... ну же! - ничего не происходило - это было
невыносимо, невыносимо долго... что-то должно было произойти, что-то
очень хорошее, но не происходило, и вдруг в глазах поплыли огненные пят-
на, а рот наполнился криком - ярости и муки,- и Эрик покатился по земле,
воя от смертной тоски и обиды, а потом в голове засверкали белые вспыш-
ки, а потом почти ничего не было - несло куда-то, несло...
Он пришел в себя в воде, в море - плыл куда-то, руки привычно работа-
ли, и уже начинали ныть плечи, ноги были босы - разулся, подумал он и
вспомнил, как разувался: стоя в воде по колено, лихорадочно дергал мок-
рые запутанные шнурки, потом порвал их к чертовой матери... над морем,
справа, стояла круглая луна, огромная, белая, и ее пересекало пополам
узкое подсвеченное облачко. Эрик погрузился в воду и поплыл, потому что
на суше ему не было места. Теперь он устал и замерз, хотя и не снял ру-
башку - плыть она не мешала, а тепло берегла. Он огляделся по сторонам.
Не было ни луны, ни огней, ни черта. Была абсолютная чернота кругом. Он
лег на спину и почувствовал, что голову держит на воде что-то, потрогал
- шлем. Так и плыл в шлеме. Он лежал и смотрел в небо, а на небе не было
звезд. Он висел посреди бесконечной черноты. Потом, много времени спус-
тя, море начало раскачиваться. Лежать стало невозможно. Эрик опять поп-
лыл. Чувствовался ветер. Волны перехлестывали через голову, несколько
раз Эрик по-настоящему захлебывался. Потом он приспособился плыть на бо-
ку, так, чтобы волны приходили со спины. Укачивало. Мутило от качки и от
проглоченной соленой воды. Чувство пространства пропало окончательно.
Руки и ноги перестали чувствовать и чувствоваться, если он касался рукой
туловища, то это было как прикосновение постороннего предмета. Когда его
больно ударило волной обо что-то большое и твердое, он никак не мог пот-
рогать то, обо что его било. Наконец это ему удалось. Обросшая водорос-
лями и мидиями шершавая стена, уступ шириной в ладонь, арматура - слава
богу, не торчит, загнутая... он поймал прут рукой, держась за него,
встал на выступ, скользко, но стоять можно, можно стоять, выпрямился -
немыслимая боль между лопатками, как ножом полоснули! - постоял, перево-
дя дыхание, пошарил свободной рукой - и нашарил верхний край стены. Поп-
робовать?... Если бы не так устал, то и не раздумывал бы... Пальцы, ка-
жется, держались крепко. Эрик наступил одной ногой на арматурину, за ко-
торую держался, второй рукой ухватился за верхний край стены, подтянулся
- внутри все зазвенело - и лег грудью на шершавое неровное ребро, поша-
рил руками перед собой, за что бы ухватиться, ухватиться было не за что,
тогда, обдирая локти, дернулся несколько раз - и повис, теперь край сте-
ны был под животом. Перевел дыхание, отдохнул, попробовал закинуть ногу
- резануло в паху, нога не поднималась. Снова пришлось ползти на локтях,
потом, ворочаясь с боку на бок, подтягивать ноги... на суше телу прихо-
дилось куда тяжелее, чем в воде... Ветер был холодный, пронизывающий,
Эрик свернулся в калачик спиной к нему - и провалился куда-то.
Во сне он страшно мерз, поэтому ему снился то снег, то лед - будто он
вморожен в лед и не может шевелиться.
Проснулся он от яркого света, бьющего в глаза. Солнце взошло над мо-
рем. Эрик с огромным трудом оторвал голову от бетона - каждое движение
давалось через боль - и огляделся. Бетонный островок, десять на десять,
рядом - что-то вроде геодезического знака из толстых ржавых труб высту-
пает из воды, и берег - далеко, боже мой, как далеко берег и город на
нем - и лодка, нет, катер - идет сюда... Снова он очнулся в катере - ле-
жал на чем-то мягком, укрытый одеялами, рядом сидел человек, человек
что-то спросил, Эрик услышал слова, но не понял их смысла. Потом - на
берегу, его несли, и ветви деревьев проплывали над ним. Потом - на кро-
вати, тепло, сухо, не качает, ничего не болит, кто-то в белом сидит ря-
дом.
- Как вас зовут?
- Эрик,- говорит Эрик и не узнает своего голоса.
- А фамилия?
Эрик силится вспомнить, наконец вспоминает:
- Томса. Эрик Томса, улица Капитанская, дом семь, квартира девятнад-
цать. Студент университета, факультет естественных наук.
- Что с вами случилось?
- Я шел с вокзала... что-то случилось? Ничего не помню. Где я?
- В больнице. Вас сняли спасатели с волнолома. Вы много времени про-
вели в воде. Вы помните это?
- Нет.
- У вас на голове был мотошлем. Вы ехали на мотоцикле?
- Я не помню,- говорит Эрик беспомощно.- Я шел с вокзала... и все.
- Понятно,- говорит человек и встает.- Хотите спать?
- Наверное,- говорит Эрик.- Хочу.
- Спите,- говорит человек, и Эрик засыпает.
Пошел дождь, перестал и опять пошел - мелкий, злобный, холодный. От
него никак нельзя было укрыться, Эрик ерзал, ворочался, наконец проснул-
ся. Капли били по дребезжащему подоконнику. Был уже, кажется, вечер.
Сразу засосало под ложечкой - и от голода, и от чувства, что что-то ос-
талось несделанным. Эрик осторожно встал. Ноги держали, хотя и ломило во
всех суставах, да и мышцы гудели, как провода под ветром. В палате была
еще одна койка - пустая, даже без матраца. Туалет был здесь же: туалет,
умывальник и даже душ. Эрик стянул с себя пижаму и пустил самую горячую
воду. Струи проникали до самой селезенки, вымывая из организма последние
воспоминания об утреннем холоде. Он растирался шершавым полотенцем, ког-
да дверь палаты открылась.
- Больной! - сказал чей-то полузнакомый голос.- Ты куда пропал?
- Иду! - откликнулся Эрик.
Он влез в пижамные штаны и, запахивая куртку, вышел из душа. На не-
застеленной кровати сидел худощавый, не слишком молодой - за сорок - че-
ловек с запоминающимся лицом: огромный выпуклый лоб, переходящий в лыси-
ну, живые глазки за очками, слегка приплюснутый нос, светлые усы и бо-
родка - светлые, редкие и не слишком обязательные, а потому, наверное, и
неухоженные. Была на нем светло-серая рубашка с короткими рукавами и
застиранные до белизны джинсы.
- Полное выздоровление? - поинтересовался он, и Эрик вспомнил этот
голос: когда он просыпался, голос задавал вопросы.
- Вы доктор? - спросил Эрик.
- Да,- сказал тот.- Про вас я уже все знаю. Меня зовут Леопольд Пет-
цер, я доктор медицины, психоневролог. Мы сейчас находимся в больнице
Общества спасения на водах - я у них изредка консультирую, сегодня, в
частности. Пока вы тут спали, я попытался восстановить события вчерашне-
го вашего дня... Эрик! Слушайте, можно говорить вам "ты"? Так лучше...
Значит, дела обстоят... м-м... есть одно обстоятельство, я скажу еще ка-
кое, которое заставило меня тобой заинтересоваться. Так вот: все, что я
делал, я делал по собственной инициативе, и только. Что бы я ни узнал -
дальше меня дело не пойдет. Без твоего, разумеется, согласия. Ни поли-
ция, ни сам господь бог не узнают от меня ничего. Можешь мне не верить,
можешь запираться - тогда я тебе не сумею помочь. А тебе нужна помощь,
не так ли? Ладно, ты пока думай, а я буду говорить. Значит, по порядку:
в седьмом часу вечера Эрик Томса вышел из дома, одетый несколько теплее,
чем того требовала погода. За два часа до этого девушка Эрика Томсы выш-
ла из его квартиры в весьма расстроенных чувствах. В восемь часов Эрик
приходит к матери своего близкого друга и узнает от нее, что друг погиб,
а через десять минут выбегает вон. Наконец, в двенадцать часов ночи его
видят на вокзале, он чем-то расстроен, говорит, что провожал подружку, и
уходит куда-то. Наконец, в семь часов утра его снимают с того, что назы-
вается волноломом,- на самом деле это конец одной из канализационных
труб, но сейчас это неважно,- так вот, его снимают с этого волнолома в
километре от берега, снимают в бессознательном состоянии, причем на го-
лове у Эрика Томсы шлем, принадлежащий некоему Алексу Ференцу, без опре-
деленных занятий, который ночью подвергся - я говорю об Алексе - нападе-
нию банды неизвестных подростков и получил легкие телесные повреждения.
Наконец, в найденной на берегу сумке обнаружены документы на имя Эрика
Томсы и железнодорожный билет на поезд, отходивший в двадцать три соро
к... денег вот, к сожалению, не оказалось... Далее: поскольку Эрик Томса
был, так сказать, слегка заторможен, то черепно-мозговая травма у него
не исключалась, и ему был сделан рентгеновский снимок черепа... и вот,
Эрик, увидев этот снимок, я, мягко говоря, опупел...
Эрик чувствовал, что внутри у него все натягивается, натягивается - и
вот сейчас лопнет, и тогда уже не будет ничего. Доктор же совершенно
спокойно взял с кровати черный конверт и извлек из него пленку: два чер-
ных снимка, череп анфас и в профиль, и - Эрик не сразу понял, что это
касается его,- в черепе ярко-белый паучок: округлое тельце, отдельно -
головка на тонкой шейке, и два десятка стрельчатых ножек, коротеньких и
длинных, очень длинных...
- Это... я? - выдавил из себя Эрик.
- Ты, парень,- сказал доктор.
- А - это?..
- Вот и я хотел бы знать...- сказал доктор.- Я так понимаю, что для
тебя все это... м-м... слегка неожиданно, так?
- Мягко говоря...- Эрик вдруг почувствовал, что темнеет в глазах, и
вцепился в спинку кровати.- О, черт... доктор...
- Воды дать?
- Ладно... сам... не девочка...
- Сиди. Сейчас.
Доктор принес воды, Эрик стал пить и услышал, как зубы стучат о край
стакана. Гадость какая...
- Ложись-ка,- сказал доктор.- Ложись, ложись. И не вставай. Так и бу-
