ример, выдавать меня за отличника учебы. У меня по трем предметам чет-
верки.
- Твои пожелания для меня закон, - сказал в ответ Хоттабыч и низко
поклонился.
Старик честно выполнил свое обещание. Он даже пальцем не тронул ко-
го-нибудь из работников Центрального экскурсионного бюро.
Он просто устроил так, что когда все три наших героя явились на борт
"Ладоги", их очень хорошо встретили, предоставили им превосходную каюту
и ни разу не поинтересовались, по какому, собственно говоря, праву они
попали в состав экспедиции. Хоттабыч уж так устроил, что этот вопрос
просто ни разу не возникал ни у кого из веселых и дружных пассажиров
"Ладоги".
Зато за двадцать минут до отплытия на пароход совершенно неожиданно
для капитана были погружены сто пятьдесят ящиков апельсинов, столько же
ящиков чудесного винограда, двести ящиков фиников и полторы тонны самых
изысканных восточных сладостей.
На каждом ящике было написано: "Для всех участников экспедиции и всех
членов неустрашимой команды "Ладоги" от гражданина, пожелавшего остаться
неизвестным".
Не нужно быть особенно проницательным, чтобы догадаться, что это были
дары Хоттабыча, который не хотел, чтобы он и его друзья даром участвова-
ли в путешествии на "Ладоге".
И действительно, спросите любого участника экспедиции на "Ладоге"-
все до сих пор с большим удовольствием вспоминают о "гражданине, поже-
лавшем остаться неизвестным". Его дары пришлись всем по вкусу.
Вот теперь, когда читатели более или менее подробно ознакомились с
обстоятельствами, при которых наши друзья очутились на "Ладоге", мы мо-
жем со спокойной совестью продолжать наше повествование.
ХLVII. "ЧТО МЕШАЕТ СПАТЬ"
Погода благоприятствовала "Ладоге". Три дня пароход шел чистой водой.
Только к концу третьих суток он вошел в полосу однолетних и разреженных
льдов.
Ребята как раз играли в шашки в кают-компании, когда туда вбежал,
придерживая правой рукой свою неизменную соломенную шляпу, взбудоражен-
ный Хоттабыч.
- Друзья мои, - сказал он, широко улыбаясь, - удостоверьтесь, прощу
вас: все море, насколько можно охватить его взором, покрыто сахаром и
алмазами!
Для Хоттабыча эти слова были вполне простительны: никогда за свою
почти четырехтысячелетнюю жизнь он не видел ни единой стоящей глыбы
льда.
Все находившиеся в кают-компании бросились на палубу и увидели, как
навстречу "Ладоге" бесшумно приближались мириады белоснежных льдин, ос-
лепительно блестевших под яркими лучами полуночного солнца. Вскоре под
закругленным стальным форштевнем парохода закрежетали и загремели первые
льдины.
Поздно ночью (но светло было и солнечно, как в ясный полдень) экскур-
санты заметили в отдалении группу островов. В первый раз они увидели ве-
личественную и угрюмую панораму архипелага Земли Франца- Иосифа. Впервые
они увидели голые, мрачные скалы и горы, покрытые сверкающими ледниками.
Ледники были похожи на светлые острогрудые облака, крепко прижатые к су-
ровой земле.
- Пора на боковую! - сказал Волька, когда все уже вдоволь насладились
необычным видом далеких островов. - И делать, собственно говоря, нечего,
а спать никак не хочется. Вот что значит не привыкли спать при солнечном
свете!
- А мне, о благословеннейший, представляется, что спать мешает не
солнце, а совсем другое, - смиренно высказал свое мнение Хоттабыч.
Но никто не обратил на его слова никакого внимания.
Некоторое время после этого разговора ребята еще бесцельно слонялись
по судну. На палубах становилось все меньше и меньше народу. Наконец
отправились в свои каюты и наши друзья. Вскоре на всей "Ладоге" остались
бодрствовать только те из команды, кто был занят на вахте.
Тишина и покой воцарились на "Ладоге". Из всех кают доносились мирный
храп и сонное посапывание, как будто дело происходило не на пароходе,
затерявшемся в двух с половиной тысячах километров от Большой земли, в
суровом и коварном Баренцовом море, а где-нибудь под Москвой, в тихом и
уютном доме отдыха, во время мертвого часа. Здесь даже были, так же как
и в палатах домов отдыха, задернуты шторы на иллюминаторах, чтобы не ме-
шал уснуть яркий солнечный свет.
XLVIII. РИФ или НЕ РИФ?
Впрочем, очень скоро выяснилось, что между "Ладогой" и домом отдыха
все же существует весьма ощутимая разница. В самом деле, если не считать
крымского землетрясения, старожилы домов отдыха не запомнят случая, ког-
да их сбросило бы с кровати во время сна. Между тем не успели еще экс-
курсанты по-настоящему уснуть, как раздался сильный толчок, и люди посы-
пались со своих коек на пол, как спелые плоды. В то же мгновение прекра-
тился ровный гул машин. В наступившей тишине послышались хлопанье две-
рей, топот ног экскурсантов, выбегавших из кают, чтобы узнать, что слу-
чилось. С палубы доносились громкие слова команды.
Волька свалился с верхней койки очень удачно. Он тотчас же вскочил на
ноги, потирая рукой ушибленные места. Не разобравшись спросонок, в чем
дело, он решил, что свалился по собственной неосторожности, и собрался
снова залезть к себе наверх, но донесшийся из коридора гомон встревожен-
ных голосов убедил Вольку, что причина его падения значительно серьез-
нее, чем он предполагал.
"Неужели мы наскочили на подводную скалу?" - подумал он, поспешно на-
тягивая штаны, и тут же поймал себя на том, что эта мысть не только не
испугала его, но даже доставила какое-то странное, жгучее чувство тре-
вожного удовлетворения.
"Как это здорово! - пронеслось у него в мозгу, пока он лихорадочно
зашнуровывал ботинки. - Вот я попал в настоящее приключение! Красота! На
тысячи километров кругом ни одного парохода. А у нас, может быть, и ра-
диостанция не работает!.."
Вмиг перед ним вырисовалась увлекательнейшая картина: корабль терпит
бедствие, запасы пресной воды и продовольствия иссякают, но все экскур-
санты и команда "Ладоги" держат себя мужественно и спокойно, как и над-
лежит советским людям. Но лучше всех ведет себя, конечно он - Волька
Костыльков. О, Владимир Костыльков умеет смотреть в глаза опасности! Он
всегда весел, он всегда внешне беззаботен, он подбадривает унывающих. А
когда от нечеловеческого напряжения и лишений заболевает капитан "Ладо-
ги"- Степан Тимофеевич, он, Волька, по праву берет руководство экспеди-
цией в свои стальные руки...
- Какова причина, нарушившая сон, столь необходимый твоему неокрепше-
му организму? - прервал его сладостные мечты позевывавший со сна Хотта-
быч.
- Сейчас, старик, узнаю... Ты только не беспокойся, - подбодрил
Волька Хоттабыча и побежал наверх,
На спардеке, у капитанской рубки, толпились человек двадцать полуоде-
тых экскурсантов и о чем-то тихо разговаривали. Чтобы поднять их ' наст-
роение, Волька сделал веселое, беззаботное лицо и мужественно произнес:
- Спокойствие, товарищи, прежде всего спокойствие! Для паники нет ни-
каких оснований!
- Верно сказано насчет паники. Золотые слова, молодой человек! Вот ты
и возвращайся к себе в каюту и спокойно ложись спать, - ответил ему,
улыбнувшись, один из экскурсантов. - А мы тут, кстати, как раз и не па-
никуем.
Все рассмеялись, и только Волька почувствовал себя как-то неловко.
Кроме того, на воздухе было достаточно свежо, и он решил сбегать в каю-
ту, чтобы накинуть на себя пальтишко.
- Прежде всего спокойствие, - сказал он дожидавшемуся его внизу Хот-
табычу. - Никаких оснований для паники нет. Не пройдет и двух дней, как
за нами придут на каком-нибудь мощном ледоколе и преспокойно снимут нас
с мели. Можно было бы, конечно, сняться и самим, но слышишь: - машины не
шумят, что-то в них испортилось, а что именно, никто разобрать не может.
Конечно, нам придется испытать кое-какие лишения, но будем надеяться,
что никто из нас не заболеет и не умрет.
Волька с гордостью слушал самого себя. Он и не предполагал, что умеет
так легко успокаивать людей.
- О горе мне! - неожиданно засуетился старик, бестолково засовывая
босые ноги в свои знаменитые туфли. - Если вы погибнете, я этого не пе-
реживу. Неужели мы напоролись на мель? Увы мне! Уж лучше бы шумели маши-
ны. А я хорош! Вместо того чтобы использовать свое могущество на более
важные дела, я...
- Хоттабыч, - строго перебил его Волька, - докладывай немедленно, что
ты там такое натворил!
- Да ничего особенного. Просто, заботясь о твоем спокойном сне, я
позволил себе приказать машинам не шуметь.
- Ты это серьезно?! - ужаснулся Велька. - Теперь я понимаю, что слу-
чилось. Ты приказал машинам не шуметь, а работать без шума они не могут.
Поэтому ледокол так внезапно и остановился. Сейчас же отменяй свой при-
каз, а то еще, того и гляди, котлы взорвутся!
- Слушаю и повинуюсь! - отвечал дрожащим голосом изрядно струхнувший
Хоттабыч.
В ту же минуту машины вновь зашумели, и "Ладога", как ни в чем не бы-
вало, тронулась в путь. А капитан, судовой механик и все остальное насе-
ление парохода терялись в догадках, о причине внезапной и необъяснимой
остановки машин и столь же загадочного возобновления их работы.
Только Хоттабыч и Волька знали, в чем дело. но по вполне понятным со-
ображениям никому об этом не рассказали. Даже Жене.
ХLIХ. ОБИДА ХОТТАБЫЧА
К утру "Ладога" вошла в полосу густых туманов. Она медленно продвига-
лась вперед, каждые пять минут оглашая пустынные просторы мощным ревом
своей сирены. Так полагалось по законам кораблевождения. В туманную по-
году корабли должны подавать звуковые сигналы - все равно, находятся ли
они на самых бойких морских путях или в пустыннейших местах Северного
Ледовитого океана, - чтобы не было столкновений.
Сирена "Ладоги" нагоняла на пассажиров тоску и уныние.
На палубе было неинтересно, сыро, в каютах - скучно. Поэтому все
кресла и диваны в кают-компании были заняты экскурсантами. Одни играли в
шахматы, другие - в шашки, третьи читали.
По многу раз перепели хором и в одиночном порядке все знакомые песни,
плясали под гитару и под баян, рассказывали разные истории.
Вдруг снаружи донесся резкий свисток. От неожиданности все вздрогну-
ли, а Женя сострил:
- Безобразие! Кто-то на ходу вскочил на пароход!
Но рассмеяться никто не успел, потому что "Ладога" сильно содрогну-
лась, что-то зловеще заскрежетало под дном судна, и оно вторично за эти
сутки остановилось.
- Опять твои штучки, Хоттабыч? - прошептал Волька.
- Что ты, что ты, о прелестнейший! Клянусь тебе, я знаю о причинах
столь неожиданной остановки корабля не больше тебя...
И точно, на этот раз старик был ни при чем. Заблудившись в тумане,
"Ладога" наскочила на банку.
Высыпавшие на палубу пассажиры с трудом могли различить в тумане бор-
товые поручни. Свесившись над кормой, можно было все-таки заметить, как
от бешеной работы винта пенится темно-зеленая неприветливая вода.
Прошло полчаса, а все попытки снять "Ладогу" с банки, пустив ее об-
ратным ходом, кончились ничем. Тогда капитан судна Степан Тимофеевич
приказал сухонькому боцману Панкратьичу свистать всех наверх.
- Товарищи, - сказал Степан Тимофеевич, когда все обитатели "Ладоги",
кроме занятых на вахте, собрались на спардеке, - объявляется аврал. Для
того чтобы сняться с банки без посторонней помощи, у нас остается только
одно средство - перебункеровать уголь с носовой части судна на корму.
Тогда корма перетянет, и все будет в порядке. Если потрудиться на со-
весть, тут работы часов на десять - двенадцать, не более. Боцман ра-
зобьет вас сейчас на бригады, быстренько переоденьтесь в одежду, которая
похуже, чтобы не жалко было запачкать, - и за работу... Вам, ребята, и
вам, Гассан Хоттабыч, можно не беспокоиться. Эта работа не по вашим си-
лам: ребятам еще рано, а Гассану Хоттабычу уже поздновато возиться с тя-
жестями.
- Мне не посилам возиться с тяжестями?! - свирепо отозвался Хоттабыч.
