ватое обращение, рванул дверь: "Иди ср..." Через мгновенье он отдыхал на
холодном полу с пустой кобурой. Тюремная охрана царской России любила
носить револьверы как по двору, так и в коридорах. Поэтому оружие и ста-
новилось первой добычей беглецов и бунтовщиков. Опустошив кобуру, отоб-
рав ключи и покрепче затянув узлы на грустящем надзирателе, арестант по-
шел не в сортир, а в соседний коридор. В самом конце на табуретке сидел
второй охранник и, шевеля губами, читал газету. Дочитав интересную за-
метку, он сложил листы и увидел перед собой строгий ствол револьвера.
Бесшумно отстегнув связку и сдав табельное оружие, он лег на пол и дал
себя связать. И вновь смелый узник пошел не к параше, а к камере-одиноч-
ке, чтобы выпустить напарника. Потом он переоделся в форму охранника и
вместе с напарником двинулся к прогулочному дворику, где по кругу ходили
десятка два заключенных. Арестант, повернувшись спиной, стал в дверном
проеме, поманил рукой охранников и быстро зашагал к карцеру. Растерянные
охранники, на ходу вытаскивая револьверы, заспешили за ним. Когда их по-
дозрения усилились, было уже поздно. В карцере их ждала неожиданность:
удар по голове. С надзирателей сняли недостающие ключи и пошли к желез-
ным дверям, за которыми тянулась вверх лестница в башню. Через пять ми-
нут Котовский уже пожимал руки своим освободителям. А еще через минуту
мчался по лестнице вниз и во всю глотку взывал к бунту. Во дворе он но-
сился с газетой и кричал о манифесте, который якобы амнистировал всех
арестантов. "Все свободны, выходите! - кричали котовцы, открывая дверь
за дверью. - Крушите стены, ломайте ворота".
Вскоре во дворе толпились сотни заключенных, выпущенных бандитами из
камер. После непродолжительной призывной речи орлы Котовского пошли на
штурм первых ворот. Они поддались удивительно легко. Привратника, кото-
рый имел неосторожность открыть окошко и выглянуть во двор, схватили за
уши и держали до тех пор, пока он не отдал ключи. Дальше стройный план
дал крен, завершившийся полным провалом. Организованного бунта не полу-
чилось. Узники бегали по двору и каждый норовил побыстрей скрыться. Трое
из них уже успели смастерить лестницу и перемахнуть через стену. Часовые
на стенах засуетились и открыли пальбу. Раздались первые стоны. Двор за-
беспокоился, многие заспешили обратно в камеру. Котовский, видя, что все
к чертям рушится, носился в толпе и призывал развалить вторые и третьи
ворота. Повинуясь магическому кличу, десятки плеч навалились на железные
ворота, кто-то уже нес лом. Ворота сдались только через десять минут,
когда у входа уже кучковался наружный караул. Раздалась короткая коман-
да: "Гтовсь!", защелкали затворы, пристегнулись штыки. Чуть дальше зады-
хались от лая сторожевые собаки.
Видя ощетинившиеся штыками стволы, бунтовщики попятились. Солдаты
пошли в атаку, орудуя штыками и прикладами. Котовский, действующий в
первых рядах, едва уклонился от тычка в голову. Удар пришелся в плечо.
Зажимая рану, зачинщик беспорядков отступил и смешался с толпой. Озве-
ревшие от криков и крови солдаты загнали арестантов обратно во двор и
начали рассекать толпу на несколько частей. Задние разбежались по каме-
рам. Заспешил в свою башню и Григорий Иванович. Сжимая по револьверу в
каждой руке, он несся лестничными пролетами к верхнему этажу. В камере
он забаррикадировался крепкой мебелью, которую снес из подсобной кладов-
ки. Когда дверь загудела под напором солдат. Котовский взревел и для
острастки пальнул в потолок:
- Не входить - убью. Поубиваю тех, кто войдет первым.
- Сдавайся, - ревели за дверью. - Отдай револьверы, Котовский.
- Отдам, если бить не будете.
- Еще чего! Готовься.
- Тогда палить буду. Пусть приедет губернатор и пообещает, что бить
не будете.
Губернатор в Кишиневскую тюрьму приехал. Как и всякий отец губернии,
он сторонился скандалов и глупых жертв. Он уговорил Котовского сдаться и
смиренно дожидаться суда. Разбойник-анархист в бессильном гневе топал
ногами и орал: "Бездари! Иваны! Шпана! Вам место в вонючей тюрьме, а не
на воле!". Эти обидные слова относились не к надзирателям, которые таки
успели отвесить Григорию Ивановичу пару тумаков, а к сообщникам, успешно
провалившим гениальный план. Десять дней Котовский простоял в сыром кар-
цере, глубоко и надолго задумавшись. Даже невооруженным глазом было вид-
но, что затевалось новое дело. Кто не знал бессарабского бандита, тот
мог сказать: "Котовский подавлен и сломлен. Он жалок". На самом деле все
та же голова вынашивала новый план. Он был менее дерзок, но великий уз-
ник решил не выкобениваться, а просто покинуть тюрьму. Но без сенсаций
вновь не обошлось.
Однажды в тюрьму явилась светская дама, супруга известной администра-
тивной особы Кишинева. Столь необычное посещение женщина объяснила
праздным любопытством. Начальник тюрьмы с готовностью провел ее в свой
кабинет, трижды повторив: "Чем могу служить?" Гостья робко интересова-
лась местным укладом, историей замка, обещала внести пожертвования в ад-
рес допра и похлопотать перед супругом о карьере начальника тюрьмы. Это
окончательно растопило сердце строгого администратора. Любуясь произве-
денным эффектом, дама, опустив веки, спросила:
- Это правда, что у вас сидит сам Котовский, этот ужасный бандит и
проходимец?
- Сидит, голубчик. Скоро вешать будут.
- А можно взглянуть на него одним глазком? Уж больно колоритная фигу-
ра.
Начальник отрицательно замотал головой, но на него смотрели голубые
взволнованные глаза. Он кашлянул, потер нос и вежливо поинтересовался:
- Хотите в глазок или как-с?
- Или как-с. Мне бы хотелось с ним переговорить и передать ему молоко
и хлеб. Это не только моя прихоть. Этот реверанс нужен моему мужу для
политических игр. Надеюсь, вы умеете держать язык за зубами.
Глава допра щелкнул каблуками и велел конвою из пяти человек отвести
гостью в высокую башню. Дама кратко поблагодарила за любезность и граци-
озно тронулась лестничными пролетами. Схожая ситуация (лет через семьде-
сят) наблюдалась в польском фильме "Вабанк - 2", однако в 1906 году тю-
ремный побег развивался гораздо круче. Переступив порог камеры, где по-
лулежал Котовский, закованный на время свидания, дама повернулась к кон-
вою:
- Благодарю вас, господа. Оставьте нас наедине, но дверь не закрывай-
те и глядите в оба. За мою жизнь вы отвечаете головой.
Надзиратели переминались с ноги на ногу и уходить не спешили: внут-
ренние правила свиданий уже нарушались полностью. Наконец они вышли в
коридор и уставились на Григория Ивановича, который, казалось, был пол-
ностью безучастен к визиту прекрасной дамы. Он демонстративно зевал и
почесывал пятку.
- Вы тот самый Котовский? - строго спросила дама.
- Хм. Ничего особенного. Надеюсь, вы знаете кто я? Вам передали хлеб
и папиросы, но я отдаю вам все это без удовольствия. Если бы не ваша по-
пулярность... Впрочем, вам этого не понять. И все же я рассчитываю на
благодарность с вашей стороны. До свидания, знаменитый Григорий Ивано-
вич. Надеюсь, мы больше не встретимся.
Женщина, стоявшая к дверям спиной, положила хлеб и пачку папирос на
пол. Затем повернулась и пошла к дверям.
- Будьте добры, проследите, чтобы он все это съел и выкурил, - обра-
тилась она к охране.
- Не беспокойтесь, госпожа. Будем кормить и заставлять курить его на-
сильно. Все будет в лучшем виде. До свидания. Всегда рады видеть вас у
нас. Жри свой хлеб, бандитская рожа!
Б папиросной пачке Котовский нашел крошечную записку: "Крайняя справа
- с опиумом. Вечно ваша С. К. " Буханка хлеба таила в себе клубок длин-
ной шелковой веревки. Арестант нащупал под мышкой нагретый дамский брау-
нинг и пилку, которые С. К. незаметно передала ему во время встречи.
Весь вечер Котовский курил, выпуская дымные ароматы в сторону дверей. В
коридоре завистливо покашливал надзиратель Бадеев, заядлый курильщик.
Всю жизнь он курил самокрутки и о дорогих папиросах мог лишь мечтать.
Наконец он не выдержал и подошел к дверям одиночки:
- Котовский, дай закурить.
- Не могу, Бадеев. Не накурился еще. Вот докурю пачку - тогда и дам.
- Поговори мне. Хочешь, чтобы я отобрал папиросы?
- Не имеешь права. Буду жаловаться.
- Котовский, дай закурить! В последний раз прошу.
Григорий Иванович что-то недовольно пробурчал и бросил в приоткрывшу-
юся кормушку папиросу. Кормушка не закрывалась. Пришлось кинуть вторую.
Бадеев повеселел, сел на привинченный табурет напротив камеры и закурил.
Вскоре его глаза начали слипаться. Он попытался встать, но не смог. Над-
зиратель все глубже и глубже окунался в мягкую дремоту. Наконец послы-
шался глухой стук: Бадеев свалился с табурета. Котовский приступил к по-
бегу. Почти три часа перепиливал две оконные решетки. Потом осторожно
вынул их и поставил под стену. Размотав шелковый клубок, разбойник зак-
репил конец веревки в камере и тронулся в путь. Стояла лунная ночь. Де-
журивший во дворе часовой заметил бледную фигуру, скользившую вниз по
тюремной стене. Сомнений быть не могло. Он в панике попятился назад, но
Котовский уже успешно приземлился и сделал шаг в сторону надзирателя:
- Кто здесь? Ты, Москаленко?
- Я, Григорий Иванович, - дрожа, зашептал Москаленко, в лоб которого
смотрел браунинг. - Вы меня застрелите?
- За что же мне тебя стрелять, если ты не шумишь. А тем более, сейчас
поможешь мне еще и лестницу к стене прислонить. Во сколько тебя сменят?
В два? Ну вот. Попробуй докажи, что при тебе бежали. Ага, чуть не забыл.
Затвор-то мне свой дай. А то еще пальнешь с перепугу.
Котовский положил затвор в карман и потащил к стене деревянную лест-
ницу. Вдвоем с Москаленко они поставили ее у стены, и беглец спокойно
пополз вверх. Наверху он повернулся и бросил вниз винтовочный затвор.
Через полчаса часовой Москаленко сменился. Побег зафиксировали только
ранним утром. Котовский разбойничал до конца ноября 1906 года. Подослав
к нему провокатора, полиция схватила бесстрашного анархиста и вновь бро-
сила в Кишеневскую тюрьму. Однако уже не в стражную башню, а в спецкори-
дор, где, как правило, уже ожидают виселицы. Секретное крыло смертников
находилось в темном полуподвальном помещении, а окна камер наполовину
выходили в тюремный двор, на котором маячил десяток часовых. Здешние уз-
ники пребывали под круглосуточным визуальным надзором. Бежать отсюда
никто даже не пытался. Никто, кроме Григория Ивановича.
Используя тюремную азбуку, Котовский отстучал смертникам свое предло-
жение сделать подкоп. Тем терять было нечего. Два месяца три десятка
арестантов копали землю ложками и ладонями. Два месяца сантиметр за сан-
тиметром углублялась яма. Но вскоре все дело запорол стукач, точнее,
провокатор по фамилии Рейх. Солдаты ворвались в камеры, засыпали проход
и принялись разминать затекшие ноги на хитрых узниках. Неунывающий Гри-
горий Иванович передал по соседним камерам новую затею: поднять бунт. Но
измученные узники отказались и через неделю пошли на виселицу, Котовский
начал готовить тюремную заварушку в одиночку. Он даже ухитрялся подку-
пать часовых. С воли в тюрьму поступали взятки, угрозы, обещания. Руко-
водству тюрьмы приходилось постоянно менять часовых, дабы они не успели
стать сообщниками в очередной катавасии. Параллельно вынашивался план и
тайной казни Котовского еще до суда. То его намеревались убить шайками
во время банной помывки, то сорушить на него камерный потолок, то во
время прогулки забросать его камнями. Григория Ивановича спас суд, кото-
рый приговорил его к десяти годам каторжных работ. Начался этап в Си-
бирь, на Нерчинскую каторгу.
В дороге к бессарабскому разбойнику притерся одесский головорез Пашка
Грузин и предложил уменьшить этапную колонну на двоих человек. Котовский
