выстрелил. Белов умер мгновенно. Убийца преспокойно продолжил путь, до-
шел до Александровской тюрьмы и сдался надзирателям. Он рассказал о
выстреле и о том, где можно найти труп Белова. Вскоре Клименко был пове-
шен.
Если узник Сахалина задумал сбежать, остановить его уже невозможно.
Характер окружающей среды, надзор, внутренняя дисциплина и расхлябан-
ность солдат - союзники беглеца. Возможность покинуть тюрьму предостав-
ляется практически ежедневно. Арестант может незаметно проскочить через
открытые тюремные ворота или же скрыться во время общих работ в тайге,
где за десятками каторжников присматривает один-два солдата. Бежать тя-
жело лишь из карцеров, кандальных и рудников (рудник постоянно оцеплен
часовыми, которые имеют право стрелять без предупреждения). Хотя для
опытных узников вообще не существует никаких преград. Они бегут из тех
же карцеров и рудников.
Любопытна арестантская доля Соньки - Золотой Ручки, знаменитой пи-
терской воровки. Она гастролировала по лучшим отелям России и Европы,
бессовестно обчищая номера богатых постояльцев. Настоящее полное имя
Соньки удивительно по своей сложности и важности - Шейндля-Сура Лейбова
Соломониак. Прибыльные гастроли Золотой Ручки оборвались в 1880 году,
когда ее арестовали и приговорили к ссылке в Сибирь. В Красноярском крае
питерская знаменитость трудилась всего четыре года, а затем исчезла. Ее
след обнаружили в Смоленске. Беглянку вновь "упаковывают" в тюремные
стены. В Смоленском допре все еще красивая и элегантная Сонька влюбляет
в себя местного надзирателя Михайлова и вместе с ним 30 июня 1886 года
убегает.
На свободе беглая авантюристка пробыла четыре месяца. Беглянку зако-
вывают в кандалы и отправляют не куда-нибудь, а на остров Сахалин, по-
дальше от центральной части России. Из Одесского порта в плавучей тюрьме
Сонька отправилась в Александровск. В Александровской ссыльно-каторжной
тюрьме она ухитрилась добыть солдатскую шинель. То ли украла, то ли вы-
манила у влюбчивого служивого. Переодевшись солдатом, она почти открыто
вышла из ворот тюрьмы и направилась в тайгу. Беглянку ловили лишь сутки.
За это время в Александровском посту кто-то убил местного лавочника и
похитил у поселенца Юрковского 56 тысяч рублей. Следствие доверилось
своей интуиции, которая чувствовала в этих злодеяниях руку Золотой Руч-
ки.
На следующий день разбойница уже лежала на отшлифованной лавке и с
визгом принимала порцию плетей. После чего Золотую Ручку заковали в руч-
ные кандалы и заперли в одиночной камере, где она прожила почти три го-
да. Этот срок здоровья ей не прибавил. Сахалинская каторга окончательно
стерла былую красоту и обаяние. Выйдя из тюрьмы, Сонька - Золотая Ручка
оседает на Александровском поселении. Под конец своих дней она решается
на свой последний побег, который скорее напоминал робкую отлучку. Из
Александровского поста больная, выцветшая Сонька побрела в тайгу и через
три километра рухнула на землю. Охрана нашла ее уже мертвой.
Три рубля и десять суток
Вечный и вездесущий дух аферизма коснулся побегов еще во времена ка-
торги. Старый арестант, закаленный не только суровым климатом, но и де-
сятками побегов, искал среди ссыльных новобранцев богатого (относи-
тельно, разумеется) каторжанина и уговаривал его пуститься в бега. Но-
вички почти всегда имели деньги и теплые веши. Они еще не успевали про-
садить и те, и другие за картами.
Неопытный арестант соглашался, подписывая этим свой смертный приго-
вор. Вырвавшись в тайгу, опытный беглец убивал доверчивого спутника, за-
бирал его скромное имущество и со спокойной совестью возвращался обратно
в тюрьму. Он не ложился под плеть и не получал прибавку к сроку, ибо он
пробыл на свободе всего сутки.
Осталась нераскрытой судьба арестанта Лагиева, который в конце прош-
лого века убил ректора Тифлисской семинарии. На Сахалине Лагиев служил
учителем, но очень недолго. В пасхальную ночь 1880 гола он, некто Ни-
кольский и еще четверо бродяг пустились в бега. Через несколько дней по
сахалинской каторге прошел слух, что троих беглецов, уже переодетых в
гражданское, видели на берегу у Муравьевского поста. Лагиева и Ни-
кольского среди них не было. Многие считали, что оба были убиты. Деньги
и гражданское одеяние (Никольский был сыном местного священника) - стоя-
щая причина для убийства.
Часто афера проворачивалась с целью выманить из местной казны три
рубля, которые причитались солдату за поимку беглеца. Бывало, что арес-
тант и охранник заключали тайную сделку. Первый уходил в тайгу или к мо-
рю, второй же этому не препятствовал. Через деньдва, когда по следу бег-
леца пускали отряд солдат, беглый узник и служивый встречались в огово-
ренном месте. Они возвращались в тюрьму, солдат получал премию и делился
с напарником. Доход от аферы, согласитесь, небольшой. Поэтому охрана
сманивала бежать сразу нескольких арестантов. Сценарий "поимки" был тот
же. Только теперь вооруженный винтовкой солдат вел сразу троих-четверых
беглецов, получая за свою расторопность в три-четыре раза больше.
Доходило и до абсурда. Конвоир приводил из дремучей тайги сразу семе-
рых бродяг, которые выглядели далеко не дохляками. А однажды худосочный
местный житель, вооруженный только длинной палкой, вернул в тюрьму сразу
одиннадцать беглецов. И получил за это тридцать три рубля. Вероятно, се-
бе он оставил лишь половину.
Каторга отошла в прошлое, а вместе с ней - и денежная премия. Созда-
тели и хранители ГУЛАГа посчитали, что финансовый интерес пагубно влияет
на идейный конвой. На смену трехрублевке пришел внеочередной отпуск. Ес-
ли солдат пленял или убивал беглого зека, то на десять суток отправлялся
домой. Уставный "беговой отпуск" стал весомым стимулом для лагерной ох-
раны, которая в основном состояла из солдат срочной службы. А какой сол-
дат не мечтает стать отпускником? Легендарные "десять суток" нашли свое
место и в песенном блатном наследии. Примером может служить одна из пос-
ледних песен на эту тему, нашумевшая (в прямом смысле) в середине 1997
года. Ее автор Иван Кучин в стихотворной форме изложил судьбу зека-бег-
леца, уходившего от погони и рвущегося через заснеженную тайгу:
И ефрейтор один тоже мать вспоминал,
Среди черных осин все бойчее шагал.
Десять суток цена. Кто назначил ее?
Вот мелькнула спина, и поднялось цевье.
Сухо щелкнул затвор. Оглянулся зека.
"Сука!" - выдохнул он и взглянул в облака.
А вверху пустота, лишь вдали по кривой
Покатилась звезда, словно в отпуск домой.
И все же побег как предмет аферы все еще продолжал и, возможно, еще
продолжает существовать. Подбить заключенного на "рывок", то есть на
трехлетнюю прибавку к сроку, в теперешней зоне невозможно. Но появился
иной способ спровоцировать побег. Мой знакомый, в прошлом начальник кон-
войной роты, вспоминал характерный случай.
В 1972 году в одном из лагерей Казахстана сорокалетний урка во время
перехода в промзону успел переброситься двумя-тремя фразами с младшим
сержантом. В конце недели сержант должен был заступить на ночное де-
журство на седьмую вышку. Зек это знал и предложил охраннику сделку: "Я
убегу через твою зону. Ты ничем не рискуешь. Ты просто на минуту отвер-
нешься. Если я уйду, братва передаст тебе сто рублей". Охранник немного
подумал и сказал: "Беги". Дождавшись, когда знакомый сержант заступит на
седьмую вышку, зек подобрался к проволочному заграждению и прокусил про-
ход. Затем пересек контрольную полосу и подбежал к последнему загражде-
нию. Урка закинул веревку со стальным крюком на стену и, подобно альпи-
нисту, стал шагать наверх. В это время "вертухай" действительно смотрел
в другую сторону и, казалось, не замечал беглеца. Но едва тот подобрался
к краю забора и ухватился за него руками, сержант резко повернулся,
вскинул автомат и начал целиться. Выждав секунду-другую, он нажал на
спуск. Длинная очередь скосила зека, упавшего по ту сторону заграждения.
Устав караульной службы уже много десятилетий рассматривает последнюю
полосу препятствия (обычно высокий бетонный забор) как грань между по-
пыткой побега и побегом, границу между жизнью и смертью. Упади зек по
эту сторону забора - хлопот не оберешься. Возникает масса вопросов, пер-
вый из которых: почему не было предупредительных выстрелов? Но беглец
лежал вне колонии, вне закона, который еще охраняет его жизнь.
Младший сержант внутренних войск в отпуск таки отправился. Хотя смер-
тельно раненый зек, уже будучи в больнице, не поскупился на эпитеты в
адрес подлого охранника (перед тем, как навсегда потерять сознание,
подстреленный в голову и спину беглец кратко изложил суть "сговора"),
никакой реакции, в том числе и эмоций, это не вызвало.
Лагерная братва даже не пыталась отомстить коварному сержанту за
смерть доверчивого зека. А может, просто не сумела.
"Дождик капал на рыло и на дуло нагана"
Возвращаясь к блатному песнопению, стоит заметить, что оно уже давно
увековечило тему тюремно-лагерных побегов. Рифмованные оды побегам, ве-
роятно, возникли вместе с тюрьмами. И писали их, естественно, не законо-
послушные граждане. Скажем, старая тюремная песня, которую так любил на-
певать Григорий Котовский, сидя в кишиневском допре, появилась еще в по-
запрошлом столетии, якобы в стенах Владимирской тюрьмы:
Не ваше дело, часовой.
Вам на часах должно стоять.
А наше дело удалое,
Как бы из замка убежать.
Многострадальные герои блатных песен гибнут под пулями часовых и кон-
воя, раздираются собаками, дерутся с хищниками в таежной глуши, замерза-
ют в буреломах или же, в конце концов, уходят от погони (к примеру, за-
цепившись среди тундры за курьерский поезд "Воркута-Ленинград"). Мотивом
"рывка" обычно выступает умирающая мать или же негаснущая любовь к даме
зарешеченного сердца. Тот же Иван Кучин в той же песне о безымянном зеке
и коварном ефрейторе мать упомянул уже в начале песни:
Мать прислала письмо: "Захворала, сынок.
Знать, готовить белье уж приходит мне срок.
Только прежде, чем в путь, мне хотя бы разок
Перед смертью взглянуть на тебя бы, сынок.
Потеряла покой, все одно: как ты там?
Неужели с тобой уж не свидеться нам?
Я б примчалась к тебе, да подняться не в мочь".
И на дерзкий побег он пошел в ту же ночь...
Из воровской рифмованной классики в начале 80-х давила слезу песня,
щедро напичканная уменьшительными формами речи:
Вот стоит избушечка, ветхая, печальная.
Белая акация во дворе цветет.
У окна старушечка, лет уже не мало ей.
С Воркуты далекой мать сыночка ждет.
Вот однажды вечером принесли ей весточку,
Сообщили матери, что "в расцвете лет,
Соблазнив приятеля, ваш сыночек Витенька
Темной-темной ноченькой совершил побег".
Он ушел из лагеря в голубые дали,
Шел тайгой дремучею ночи напролет,
Чтоб увидеть мамочку и сестричку Танечку.
Шел тогда Витюшеньке двадцать первый год.
Вот однажды Витенька постучал в окошечко,
Мать, увидев сына, думала, что сон.
"Скоро расстреляют, дорогая мама".
И, прижавшись к стенке, вдруг заплакал он...
Или же: ...И на широкой груди, Лаская родную старушку, Я сказал: "Ма-
ма, веди, Веди ты в родную избушку". За круглым семейным столом Полней
наливайте бокалы. Я пью за родные края, Я пью за тебя, мать родная. И
пью я за тех матерей, Что сына ТУДА провожают И со слезами в глазах Дитя
на пороге встречают. "Сын мой родной, дорогой, - Ты вся в слезах прокри-
чала. - Сын мой вернулся домой, И жизнь моя радостней стала"...
Вологодский конвой шутить не любит
"Мертвые не возвращаются с погоста". Так любили говорить каторжане,
намекая на свое пожизненное заключение. В царской России каторжные рабо-
ты были сопряжены с поселением в Сибири навсегда. Арестант выбрасывался
