сот людей, предварительно втиснутых в ящик, на верхней площадке которого
было проделано отверстие для головы. Но стрельба в цель являлась для
этих девиц только штучной забавой и не возбуждала уже их притупившихся
нервов. Они требовали более острых ощущений, и с этой целью Роза и "то-
варищ Вера" выкалывали иглами глаза, или выжигали их папиросами, или за-
бивали под ногти тонкие гвозди.
Негр-Тимофей
В Одессе свирепствовали знаменитые палачи Дейч и Вихман с целым шта-
том прислужников, среди которых были китайцы и один негр, специальностью
которого было вытягивать жилы у людей, глядя им в лицо и улыбаясь своими
белыми зубами. Здесь же прославилась и Вера Гребенщикова, ставшая из-
вестной под именем "Дора". Она лично застрелила 700 человек.
Среди орудий пыток были не только гири, молоты и ломы, которыми раз-
бивались головы, но и пинцеты, с помощью которых вытягивались жилы, и
так называемые "каменные мешки", с небольшим отверстием сверху, куда лю-
дей втискивали, ломая кости, и где в скорченном виде они обрекались спе-
циально на бессонницу. Нарочно приставленная стража должна была следить
за несчастным, не давая ему заснуть. Его кормили гнилыми сельдями и му-
чили жаждой. Здесь главными были Дора и 17-летняя проститутка Саша,
расстрелявшая свыше 200 человек. Обе были садистками и по цинизму пре-
восходили лаже латышку Краузе.
В Пскове все пленные офицеры были отданы китайцам, которые распилили
их пилами на куски. В Благовещенске у всех жертв чрезвычайки были вон-
зенные под ногти пальцев на руках и ногах грамофонные иголки.
В Симферополе чекист Ашикин заставлял свои жертвы, как мужчин, так и
женщин, проходить мимо него совершенно голыми, оглядывал их со всех сто-
рон и затем ударом сабли отрубал уши, носы и руки... Истекая кровью,
несчастные просили его пристрелить их, чтобы прекратились муки, но Аши-
кин хладнокровно подходил к каждому отдельно, выкалывал им глаза, а за-
тем приказывал отрубить им головы.
В Севастополе людей связывали группами, наносили им ударами сабель и
револьверами тяжкие раны и полуживыми бросали в море. В Севастопольском
порту были места, куда водолазы долгое время отказывались спускаться:
двое из них, после того как побывали на дне моря, сошли с ума. Когда
третий решился нырнуть в воду, то выйдя, заявил, что видел целую толпу
утопленников, привязанных ногами к большим камням. Течением воды их руки
приводились в движение, волосы были растрепаны. Среди этих трупов свя-
щенник в рясе с широкими рукавами, подымая руки, как будто произносил
ужасную речь...
В Пятигорске чрезвычайка убила всех своих заложников, вырезав почти
весь город. Заложники уведены были за город, на кладбище, с руками, свя-
занными за спиной проволокой. Их заставили стать на колени в двух шагах
от вырытой ямы и начали рубить им руки, ноги, спины, выкалывать штыками
глаза, вырывать зубы, распарывать животы и прочее.
В Крыму чекисты, не ограничиваясь расстрелом пленных сестер милосер-
дия, предварительно насиловали их, и сестры запасались ядом, чтобы избе-
жать бесчестия.
По официальным сведениям, а мы знаем, насколько советские "офици-
альные" сведения точны, в 192021 годах, после эвакуации генерала Вранге-
ля, в Феодосии было расстреляно 7500 человек, в Симферополе - 12 000, в
Севастополе - 9000 и в Ялте - 5000. Эти цифры нужно, конечно, удвоить,
ибо одних офицеров, оставшихся в Крыму, было расстреляно, как писали га-
зеты, свыше 12 000 человек, и эту задачу выполнил Бела Кун, заявивший,
что Крым на три года отстал от революционного движения и его нужно одним
ударом поставить в уровень со всей Россией.
После занятия прибалтийских городов в январе 1919 года эстонскими
войсками были вскрыты могилы убитых, и тут же было установлено по виду
истерзанных трупов, с какой жестокостью большевики расправлялись со сво-
ими жертвами. У многих убитых черепа были разможжены так, что головы ви-
сели, как обрубки дерева на стволе. Большинство жертв до их расстрела
имели штыковые раны, вывернутые внутренности, переломанные кости. Один
из убежавших рассказывал, что его повели с пятьюдесятью шестью аресто-
ванными и поставили над могилой. Сперва начали расстреливать женщин. Од-
на из них старалась убежать и упала раненая, тогда убийцы потянули ее за
ноги в яму, пятеро из них спрыгнули на нее и затоптали ногами до смерти.
В Сибири чекистами, кроме уже описанных пыток, применялись еще следу-
ющие: в цветочный горшок сажали крысу и привязывали его или к животу,
или к заднему проходу, а через небольшое круглое отверстие на дне горшка
пропускали раскаленный прут, которым прижигали крысу. Спасаясь от муче-
ний и не имея другого выхода, крыса впивалась зубами в живот и прогрыза-
ла отверстие, через которое вылезала в желудок, разрывая кишки, а затем
вылезала, прогрызая себе выход в спине или в боку...
Вся страна была превращена в громадный концентрационный лагерь.
Нельзя удержаться от того, чтобы не привести некоторые отрывки из статьи
Дивеева, напечатанной в 1922 году за границей. Автор живописно изобража-
ет нравы, воцарившиеся в то время. "С полгода тому назад привелось мне
встретиться с одним лицом, просидевшим весь 1918 год в московской Бу-
тырской тюрьме. Одной из самых тяжелых обязанностей заключенных было за-
капывание расстрелянных и выкапывание глубоких канав для погребения
жертв следующего расстрела. Работа эта производилась изо дня в день.
Заключенных вывозили на грузовике под надзором вооруженной стражи к Хо-
дынскому полю, иногда на Ваганьковское кладбище, надзиратель отмерял ши-
рокую, в рост человека, канаву, длина которой определяла число намечен-
ных жертв. Выкапывали могилы на 20-30 человек, готовили канавы и на мно-
го десятков больше. Подневольным работникам не приходилось видеть
расстрелянных, ибо таковые бывали ко времени их прибытия уже "заприсыпа-
ны землею" руками палачей. Арестантам оставалось только заполнять рвы
землей и делать насыпь вдоль рва, поглотившего очередные жертвы Чека..."
Нарастание жестокости достигло таких громадных размеров и вместе с
тем сделалось столь обыденным явлением, что все это можно объяснить
только психической заразой, которая сверху донизу охватила все слои на-
селения. Перед нашими глазами по лицу Восточной Европы проходит волна
напряженной жестокости и зверского садизма, которые по числу жертв дале-
ко оставляют за собой и средневековье, и французскую революцию. Россия
положительно вернулась к временам средних веков, воскрешая из пепла до
мельчайших подробностей все их особенности, как бы нарочито для того,
чтобы дать историкам средних веков, живя в XX столетии, одновременно пе-
реживать и исследовать самодурство и мрак средних веков.
Арест в двадцатых годах
К середине двадцатых годов всенародные расстрелы в Советской России
прекратились или стали так редки, что являлись скорее исключением. Со-
ветские правители при своих кровавых расправах решили избегать гласнос-
ти... Ночью подъезжает к дому грузовик. Раздается звонок, обитатели дома
поспешно одеваются и осторожно подходят к двери. Трое или четверо воору-
женных людей спрашивают имя того, кто стоит за дверью. Изнутри следует
ответ. "Так и есть, - говорят вооруженные, - идемте с нами". - "Боже ми-
лостивый, куда же это?" - слышно из-за двери. "Так, пустяки, вас подоз-
ревают в занятии спекуляцией, вас требуют к следователю". - "Следует мне
взять с собой что-нибудь, доказательство моей невиновности или вообще
еще что-нибудь?" - "Ничего не надо, только не ломайтесь, через несколько
часов будете дома!" На улице потревоженного от сна человека ожидает гру-
зовик, на котором из сколоченных досок устроено закрытое помещение. Отк-
рывают дверку и арестованного вталкивают в темное помещение, откуда не-
сутся ему навстречу визги, стоны, рыдания и мольбы... Вновь пришедшего
окружают дрожащие фигуры. Грузовик тотчас срывается с места. Спустя нем-
ного времени грузовик снова останавливается на какой-то улице и опять,
на этот раз после упорного сопротивления, вталкивают какогото несчастно-
го. Так повторяется несколько раз. Затем, после продолжительного безос-
тановочного переезда, грузовик наконец останавливается. Сидящие взаперти
слышат извне громкие, повелительные голоса: их вооруженные спутники уже
не говорят больше шепотом, как в городе. Дверь отворяется. "Товарищ Пет-
ров, слезайте", - раздается грубый голос. Дрожащие, плачущие люди, за-
пертые в грузовике, все сразу затихают, и из рядов своих товарищей по
несчастью с трудом, медленной, боязливой походкой протискивается ма-
ленький, слабенький человечек, с растерянным выражением на лице. Нес-
частный слезает. Кругом глубокий снег и сосновый лес. Всякий хорошо зна-
ющий Москву сразу узнал бы, что он находится в Сокольниках, в городском
сосновом лесу. Маленький слабый человечек дрожит на морозе. Но не давая
ему опомниться, товарища Петрова обхватывают несколько сильных рук и та-
щат его в глубь леса. В воздухе кружатся легкие снежинки, и порой из-за
туч выплывает полный месяц. Но для бедного товарища Петрова красота при-
роды уже не существует. "Зачем же это, голубчики, что я вам сделал?" С
несчастного человека срывают его черное чиновничье пальто. "Оставьте,
ради Бога, - умоляет несчастный, - мне холодно". - "Смирно, молчать!" -
кричат ему. Вслед за этим немедленно раздается выстрел. Товарищ Петров
лежит на снегу с лицом, залитым кровью, и его холодеющие руки сводит
предсмертная судорога. "Сейчас кончится", - невозмутимо говорит красно-
армец другому. Несколько секунд царит полная тишина. "Васильев!" - раз-
дается внезапно у двери грузовика, и опять из машины вылезает человек,
который через несколько минут будет мертв. Так следуют один за другим.
Когда со всеми покончено, убитых раздевают догола, платье и сапоги скла-
дывают в грузовик, а трупы поспешно зарывают...
"Вышка" или "мокруха"?
Ночь. Заключенные в Чека спят тревожным болезненным сном, который не
приносит отдыха. Вдруг отворяется дверь камеры, и чекист с фонарем в ру-
ках громким, грубым голосом окрикивает: "Встать, собрать вещи! Всех сей-
час переводят в другую тюрьму. Во дворе построиться!" Все поспешно укла-
дываются и выходят во двор. Среди двора грузовик. Арестованным приказы-
вают построиться. "Тут, вдоль стенки, я буду вызывать поименно", - гово-
рит чекист. Из темноты двора выступают другие чекисты, и каждый из них
занимает место против одного из арестованных. "Ходу!" - громко командует
комиссар, и немедленно поднимается оглушительный шум. Комиссар подает
знак, раздаются выстрелы, заглушаемые ревом мотора. Мертвых и полумерт-
вых волочат по земле и сваливают один на другого в грузовик. Нагруженный
автомобиль выезжает с тюремного двора, и трупы зарывают где-либо непода-
леку за городом. К утру грузовик возвращается весь залитый кровью. Его
тщательно моют и чистят для того, чтобы с первыми лучами солнца он,
блестящий и чистый - как символ коммунистической чистоты, - мог выехать
и развозить по городским улицам тюки прокламаций, предназначенных для
советских подданных и вещающих о любви и взаимном уважении.
А вот другая картина. В главной тюрьме города Николаева в нижнем эта-
же устроен длинный, постоянно ярко освещенный переход, в боковых стенах
которого нет ни одной двери, но проделаны небольшие отверстия, достаточ-
ные для того, чтобы вложить в них дуло револьвера. В одном конце перехо-
да имеются двери в тюремный двор. В один прекрасный день одному из при-
говоренных, не знающему, что он приговорен к смерти, говорят: "Ступай
вниз во двор, погуляй полчаса". Заключенный, которому до сих пор еще ни
разу не было дозволено выйти из камеры, радостно хватается за шапку и
стремительно спускается в проход, чтобы выйти на тюремный двор. Никто
