тюрьме. Чаще всего они их и затевают, но при этом сами уходят в тень.
Многие из них сами хотели бы быть "Иванами", но у них не хватает для
этого необходимых личных качеств.
Третье сословие - "жиганы". Мошенники, насильники, проигравшиеся в
карты и т.д.
Четвертое сословие - "шпанка". У этих в тюрьме не было никаких прав,
одни обязанности. Они вечно голодные и всеми гонимые. Их обкрадывали го-
лодные жиганы, их запугивали и обирали храпы. Случайно попавшие в
тюрьму, они были не способны к объединению, а отсюда и соответствующее к
ним отношение.
В тюрьме каждый заключенный, вне зависимости от сословной принадлеж-
ности, должен был соблюдать "правила-заповеди арестантской жизни", тра-
диции, обычаи, нормы поведения. Любая измена этим правилам влекла за со-
бой кару. Кто "засыпал" товарищей по делу, всех "язычников" (доносчиков)
ожидала неминуемая смерть. Избежать возмездия мало кому удавалось. "За-
писки", указывающие на изменника, направлялись по всем тюрьмам от Киева
до Владивостока и требовали от находившихся там воровских авторитетов
при обнаружении изменника "прикрыть" его дело. Отступника следовало не
только зарезать, но и обязательно провернуть нож в ране.
"Прописка"
Публика в камерах постоянно обновлялась, новичков ждали всегда с
большим нетерпением, чтобы посвятить в "арестантство". Стоило только
надзирателю закрыть за новичком дверь, как в камере начинали раздаваться
возгласы: "Подать оленей!" Тут же находилось двое любителей и станови-
лись плотно спиной друг к другу. Помощники связывали их у пояса полотен-
цем. После этого каждый наклонялся в свою сторону. Их накрывали одеялом,
и "олени" были готовы. Новичку дружно предлагали прокатиться на "оле-
нях". Если он не садился добровольно, то усаживали силой. Как только тот
усаживался, связанные распрямлялись и зажимали его словно в тисках, а
остальные начинали хлестать его скрученными в жгуты полотенцами. Кому
эта забава была известна, те развязывали "оленей", садились на них поо-
чередно и катались по камере. После этого им определялись места и прис-
ваивались клички.
СУДЫ РЕВОЛЮЦИИ
Сначала на волю из тюрем хлынули "птенцы Керенского" - мазурики, фар-
мазоны, жиганы и уркаганы, выпущенные либеральным правительством по слу-
чаю падения 300-летней монархии. А к власти в итоге пришли большевики,
которые не знали никаких нравственных норм и законов, которые не оста-
навливались ни перед чем, добиваясь своих целей.
С первых же дней новая власть стала очень широко применять смертную
казнь, которая санкционировалась и судом и без суда. Расстрелу на месте
без суда и следствия подлежали спекулянты, германские шпионы, контррево-
люционные агитаторы, погромщики, хулиганы. Безграничные права предостав-
лялись ВЧК. Приговоры к смерти, без права обжалования, выносились "трой-
ками", "пятерками" ЧК, которые должны были руководствоваться лишь "рево-
люционным правосознанием".
Уже в 1918 году была практически уничтожена "краса и гордость русской
революции", расстреляны восставшие матросы. Физическому уничтожению под-
лежали дворяне и интеллигенция, студенты и промышленники, литераторы и
мыслители, поддерживавшие в свое время и морально и материально всякого
рода "борцов с деспотизмом" и укрывавшие их от преследования властей...
По стране стала быстро расползаться сеть концентрационных лагерей.
Новая власть жестоко расправилась с ниспровергателями монархии, с
"красой и гордостью революции" - матросами, с красными латышскими стрел-
ками, с либеральной интеллигенцией, революционным студенчеством и прочи-
ми борцами за свободу. Рабочие, ставшие на словах владельцами фабрик и
заводов, превратились на деле в безропотных рабов, крестьяне, жаждавшие
земли, получили ее в краях вечной мерзлоты... Впрочем, об этом много на-
писано.
С первых же дней революции главной задачей большевиков было удер-
жаться у власти и закрепить завоеванные позиции. Нужно было уничтожить
всех возможных врагов, то есть тех, кто мог оказать реальное сопротивле-
ние новой власти. Образованный класс был приговорен изначально, уничто-
жению подлежали также военные, духовенство, помещики, зажиточные
крестьяне... Для этого и была учреждена Чрезвычайная комиссия. О работе
ЧК в первые годы после революции написано очень много как хвалебного,
так и резко отрицательного. Массу потрясающих документальных свиде-
тельств находим в воспоминаниях Н.Д. Жевахова.
В России каждый город имел несколько отделений ЧК.
1-ю категорию обреченных чрезвычайками на уничтожение составляли:
1. Лица, занимавшие в царской России хотя бы сколько-нибудь заметное
служебное положение - чиновники и военные, независимо от возраста, а
также их вдовы.
2. Семьи офицеров-добровольцев (были случаи расстрела пятилетних де-
тей.)
3. Священнослужители.
4. Рабочие и крестьяне, подозреваемые в несочувствии советской влас-
ти.
5. Все лица, без различия пола и возраста, имущество которых оценива-
лось свыше 10 000 рублей.
Ставка на сволочь
По размерам и объему своей деятельности Московская Чрезвычайная ко-
миссия была не только министерством, но как бы государством в госу-
дарстве. Она охватывала собой буквально всю Россию, и щупальца ее прони-
кали в самые отдаленные уголки русского государства. Комиссия имела це-
лую армию служащих, военные отряды, бригады, огромное количество ба-
тальонов пограничной стражи, стрелковых дивизий и бригад башкирской ка-
валерии, китайских войск и т.п., не говоря уже о многочисленном штате
доносчиков и шпионов. Во главе этого учреждения стоял Феликс Дзержинский
с многочисленными помощниками. Во главе провинциальных отделений находи-
лись подонки всякого рода национальностей - китайцев, венгров, латышей,
эстонцев, поляков, освобожденных каторжников, выпущенных из тюрем мок-
рушников. Это были непосредственные исполнители директив, получавшие
плату сдельно, за каждого казненного. В их интересах было казнить воз-
можно большее количество людей, чтобы побольше заработать. Между ними
видную роль играли и женщины, которые поражали своим цинизмом и выносли-
востью даже закоренелых убийц, не только русских, но даже китайцев. В
большинстве своем это были психи, отличавшиеся неистовой развращенностью
и садизмом. Чрезвычайка раскинула свои сети по пространствам всей России
и приступила к уничтожению населения, начиная с богатых и знатных и кон-
чая неграмотным крестьянином.
В течение короткого промежутка времени было убито множество предста-
вителей науки, ученых, профессоров, инженеров, докторов, не говоря уже о
сотнях тысяч всякого рода государственных чиновников, которые были унич-
тожены в первую очередь. Уже к концу 1919 года было уничтожено около по-
ловины профессуры и врачей.
С первых дней революции стали производиться массовые обыски, якобы
для выявления скрытого у населения оружия, затем аресты, заключение в
тюрьму и смертная казнь в подвалах чрезвычайки. Террор был так велик,
что ни о каком сопротивлении не могло быть и речи, никакое бегство из
городов, сел и деревень, оцепленных красноармейцами, было немыслимо.
На первых порах практиковались розыски якобы скрытого оружия, и в
каждый дом, на каждой улице, беспрерывно днем и ночью являлись вооружен-
ные до зубов солдаты в сопровождении агентов чрезвычайки и открыто гра-
били все, что им попадалось под руку. Никаких обысков они не производи-
ли, а имея списки намеченных жертв, уводили их с собой в чрезвычайку,
предварительно ограбив как сами жертвы, так и их родных и близких. Вся-
кого рода возражения были бесполезны, и приставленное ко лбу дуло ре-
вольвера было ответом на попытку отстоять хотя бы самые необходимые ве-
щи. Грабили все, что могли унести с собой. И запуганные обыватели были
счастливы, если такие визиты злодеев оканчивались только грабежом.
Допросы
Чрезвычайки занимали обыкновенно самые лучшие дома города и помеща-
лись в наиболее роскошных квартирах. Здесь заседали бесчисленные "следо-
ватели". После обычных вопросов о личности, занятии и местожительстве
начинался допрос о политических убеждениях, о принадлежности к партии,
об отношении к советской власти, к проводимой ею программе и прочее, за-
тем под угрозой расстрела требовались адреса близких, родных и знакомых
жертвы и предлагался целый ряд других вопросов, совершенно бессмыслен-
ных, рассчитанных на то, что допрашиваемый собьется, запутается в своих
показаниях и тем создаст почву для предъявления конкретных обвинений.
Таких вопросов предлагалось сотни, ответы тщательно записывались, после
чего допрашиваемый передавался другому следователю.
Этот последний начинал допрос сначала и предлагал буквально те же
вопросы, только в другом порядке, после чего передавал жертву третьему
следователю, затем четвертому и т.д. до тех пор, пока доведенный до пол-
ного изнеможения обвиняемый соглашался на какие угодно ответы, приписы-
вал себе несуществующие преступления и отдавал себя в полное распоряже-
ние палачей. Шлифовались и вырабатывались методы, дошедшие в смягченном
виде и до наших дней. Впереди были еще более страшные испытания, еще бо-
лее зверские истязания.
Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к
перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а затем
медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов.
Пулеметчик раздроблял сначала ноги, для того чтобы они не могли поддер-
живать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял
висеть свою жертву, истекающую кровью... Затем он принимался снова
расстреливать до тех пор, пока живой человек не превращался в бесформен-
ную кровавую массу, и только после этого добивал ее выстрелом в лоб. Тут
же любовались казнями приглашенные "гости", которые пили вино, курили;
им играли на пианино или балалайках.
Часто практиковалось сдирание кожи с живых людей, для чего их бросали
в кипяток, делали надрезы на шее и вокруг кистей рук и щипцами стаскива-
ли кожу, а затем выбрасывали на мороз... Этот способ практиковался в
харьковской чрезвычайке, во главе которой стояли "товарищ Эдуард" и ка-
торжник Саенко.
В Петербурге во главе чрезвычайки стоял латыш Петерс, переведенный
затем в Москву. По вступлении своем "в должность" он немедленно же
расстрелял свыше 1000 человек, а трупы приказал бросить в Неву, куда
сбрасывались и тела расстрелянных им в Петропавловской крепости офице-
ров. К концу 1917 года в Петербурге оставалось еще несколько десятков
тысяч офицеров, уцелевших от войны, и большая половина их была расстре-
ляна Петерсом, а затем Урицким.
В изданной Троцким брошюре "Октябрьская революция" он хвастается не-
сокрушимым могуществом советской власти.
"Мы так сильны, - говорит он, - что если мы заявим завтра в декрете
требование, чтобы все мужское население Петрограда явилось в такой-то
день и час на Марсово поле, чтобы каждый получил 25 ударов розог, то 75%
тотчас бы явились и стали бы в хвост и только 25% более предусмотри-
тельных подумали запастись медицинским свидетельством, освобождающим их
от телесного наказания..."
В Киеве чрезвычайка находилась во власти латыша Лациса.
Его помощниками были Авдохин, "товарищ Вера", Роза Шварц и другие де-
вицы. Здесь было полсотни чрезвычаек. Каждая из них имела свой собствен-
ный штат служащих, точнее палачей, но между ними наибольшей жестокостью
отличались упомянутые выше девицы. В одном из подвалов чрезвычайки было
устроено подобие театра, где были расставлены кресла для любителей кро-
вавых зрелищ, а на подмостках, т.е. на эстраде, производились казни.
После каждого удачного выстрела раздавались крики "браво", "бис" и
палачам подносились бокалы шампанского. Роза Шварц лично убила несколько
