вал, как "хозяин" извиняющимся тоном просил зеков проявить терпение, не
бузить из-за почти полного отсутствия в пище жиров и сахара; все деньги,
мол, потрачены на крупы; обождите, граждане зеки, вот продадим продукцию
- и сахар с маслом заработаем.
В тюрьме и зоне, как и на свободе, хорошо живет тот, у кого есть
деньги. А деньги есть у того, кому помогают из-за колючки. В зоновских
магазинах пользуется спросом дешевый товар: консервы рыбные, повидло,
маргарин, сигареты типа "Прима". Однако могут наполнить прилавок такой
дорогостоящей дрянью, что никакого "лицевого счета" не хватит... Бывают
кризисные периоды, когда та или иная зона испытывает сильнейший дефицит
курева, чая и прочего. Начинается всеобщее волнение, могущее при опреде-
ленных условиях перерасти в бунт.
Зеку положена передача или посылка: это тоже важное подспорье лишними
калорями (оговорился: совсем-совсем не лишними). Чесночок, сало, сигаре-
ты, карамель какая-нибудь - вот достойный джентльменский набор "мужицкой
дачки" - от матери, от жены, от вольного кента.
Иногда вечерний "базар" после чифира соскальзывает на воспоминания о
деликатесах "свободной жизни". Так, например, в один зимний вятский ве-
черок Саня Малыш поведал о посещении им дорогостоящего московского рес-
торана; Буня припомнил ломящиеся от жратвы столы собственной свадьбы;
Жора Лемех на воле объедался черной икрой - потому что браконьерил в Та-
ганрогском заливе... Вдруг заскрипела шконка второго яруса, и слово поп-
росил старый бомж Тихоныч: "А я, пацаны, тоже... ел однажды... макароны,
белые... промытые... с маслом..."
Наступила короткая пауза, после которой компания "мемуаристов" зака-
тилась дружным хохотом... Хотя и было это все грустно...
Нельзя, по тюремно-лагерным понятиям, ничего покупать в пищеблоке.
Повар не в магазине покупает мясо, а кроит куски от общего стола; он от-
нимает калории, а значит, и здоровье у того, с кем ты делишь тяготы ка-
торжанского бытия.
Если вернуться к проблеме большой и маленькой пайки, то можно припом-
нить "кишкометов-проглотов" (обжор) в зоне общего режима, собиравших со
столов "шлюмки" с остатками каши и вываливавших ее в свои. Хотя, конеч-
но, были и легендарные зоны, в которых хлеб ставился на столы в нарезан-
ном виде, без нормы, в больших тарелках. Большое количество его и оста-
валось после еды. Это - сытая зона. В такой зоне можно пообедать с до-
бавкой, но все равно - умный зек не станет злоупотреблять, зная, что пе-
ремены к худшему могут произойти неожиданно, а привычка к большому коли-
честву пищи останется надолго и причинит невыносимые муки.
С едой, как и с азартными играми, связаны многие проблемы тюрьмы и
зоны. Еда, пища, хавка и как следствие - крысятничество, голодовки, по-
вышенная смертность, бунты и убийства.
Проблема, однако, может быть решена одним только способом - разумным
воздержанием. Погоня за все большим количеством поглощаемой пищи ни к
чему хорошему в местах лишения свободы еще не приводила.
На грустные размышления наводят, правда, сообщения о нормах на пита-
ние в тюрьмах Запада. От зека к зеку давно уже передается байка о бунте
в какой-то американской тюрьме: мол, к завтраку им подали черствые бу-
лочки и холодный кофе... Зажрались, однако, господа..
А наши родные условия и нормы хорошо иллюстрируются анекдотом.
В одной из тюрем баландер раздает баланду. Плескает черпак и подает в
камерную "кормушку".
3 е к (удивленно глядя в шлюмку): Эй ты, рожа! Ты чего плеснул сюда?
Мне мясо положено.
Баландер (равнодушно). Положено - ешь.
3 е к (снова заглядывая в шлюмку). Так не положено ведь...
Баландер (так же равнодушно). Не положено - не ешь...
"Феня" с "пальцами" на корточках
В тюрьме и в зоне говорят, конечно, на русском языке, дополняя его
словами и выражениями из языка блатного - т.н. "фени". Не будем касаться
происхождения этого языка - оно закономерно вытекает из необходимости
тайны в любом преступном ремесле. Нынче же блатной язык, воровской жар-
гон проникает во все сферы жизни, и никого уже не удивляют слова "кры-
ша", "штука", "стрелка", "разборка" из уст диктора НТВ или прави-
тельственного чиновника. Не говоря уже о деятелях культуры и ис-
кусства... В общем, смычка сфер происходит на языковом уровне, а это
улика посильней любой судебной.
Именно по языку угадывают опытные зеки своего собрата, определяют его
принадлежность к тому или иному режиму. Отсидевший чуть больше года пер-
воходочник, нахватавшись верхушек, уже сыплет направо и налево блатными
оборотами. Однако использует он их там, где надо и не надо. Напротив,
зек с двумя-тремя ходками (и тем более - "полосатик с особого режима")
вставляет блатные слова очень и очень точно, не злоупотребляя остроумной
и опасной лексикой: за всякое неверное слово зек отвечает немедленно.
Разговору помогают усиленной жестикуляцией, т.н. "гнутыми пальцами".
"Гнутые пальцы" тоже вошли в обиход "вольной жизни" и стали непременным
атрибутом общения в среде "новых русских". Но появилась эта привычка от
"щипачей" (карманников) и "катал" (профессиональных картежников) - это
они "гнули пальцы", постоянно их тренируя, дабы не потерять умения осу-
ществить "карманную тягу" с "чердака фраерского" "лепня" (кармана пиджа-
ка жертвы) или "передернуть картишки" на глазах у "лоха".
"Феня" постоянно обновляется, обогащается новыми выражениями типа "не
дави на блатпедаль", та же "крыша" (бандитское прикрытие). Другие слова
типа "голубятник" (вор, похищающий белье с чердаков) - исчезают из "фе-
ни" за ненадобностью. Некоторые выражения очень остроумны: "гидрокурица"
(селедка), "Иван Тоскуй приехал" (приступ язвы), "Иван с Волги" (хули-
ган)... Часть оборотов используется как опасный способ припутать новичка
или с целью придать презрительный смысл: "просто так" (об игре на "педе-
раста"), "Ага, наркоман... кожаной иглой по тухлой вене..." и т.д. и
т.п.
Впрочем, в "обоюдном толковище" (диалоге) подобные выражения не ис-
пользуются ввиду их чревычайной опасности, равно как нецензурщина. Язык
тюрьмы и зоны остроумен, точен и страшен. Женщина в этой лексике прини-
жена до "дырки", "кошелки" - в общем, до легкодоступного и несмысленного
существа; беззащитный интеллигент ("политик") - "Укроп Помидорович";
убийство - "мокруха", "завалили" - как, скажем, свинью... Однако выраже-
ние "убить жида" означает всего-навсего "быстро разбогатеть".
Ни в теории, ни в практике невозможны милицейские агенты в камере и в
бараке: чтобы научиться естественно владеть "феней", им придется сидеть
немалый срок, вписываясь в обстановку. Или каждого агента нужно готовить
как Рудольфа Абеля. Поэтому в качестве "наседок" (стукачей) используются
сами зеки, которым не нужно входить в образ...
С "феней" всяк сталкивается в первые же минуты пребывания в неволе -
в КПЗ. Тюремно-лагерная администрация также общается с зеком на этом
языке, сдабривая его официальной терминологией и штампами воспитательной
работы.
В условиях свободы, где-нибудь в районе Арбата или на улице Горького
(Тверской) в Москве, можно увидеть группы молодых людей, сидящих на кор-
точках. Они мирно беседуют, сдабривая цивильный матерок блатным жаргоном
и усиленно помогая себе пальцами.
Сидение на корточках - тоже один из признаков "тюрьмы и зоны", но
признак этот не несет никакой особо блатной нагрузки, а вызван к жизни
элементарными правилами гигиены. Дело в том, что скамейки и стулья дос-
таточно редки в лагерях, и, как мы уже говорили, беседы и азартные игры
проводятся прямо на шконках. На улице (в отрядных двориках) скамеек тоже
нет, и если каждый будет садиться на камень, траву или просто на ас-
фальт, а потом водружать пыльную задницу на чужое одеяло или простыню,
то никакая баня не справится с всеобщей загрязненностью, никакая прачеч-
ная не отстирает зековское белье.
Подражая взрослым, садятся на корточки подростки - неумело гнут
пальцы, пытаются "калякать", щеголяя "феней", не подозревая об истинном
происхождении этих непременных естественных атрибутов тюремно-лагерного
мира.
Амур по переписке
Письмо от родных, от друга, от любимой женщины - немалое событие в
жизни зека. Если количество писем ограничено по закону или инструкциям
МВД - тем более. Подписание поздравительной открытки - ритуал, требующий
больших мыслительных и творческих усилий. Особенно ценятся стихотворные
тексты или оригинальные, насыщенные сравнениями, гиперболами и метафора-
ми. Если открытка "складная", то на одной ее части исполняется на заказ
тематический рисунок - портрет отправителя или получателя (по имеющейся
фотографии), пейзаж на тему, символический натюрморт (Нож, Крест, Уго-
ловный кодекс, Роза). Каждая буква вырисовывается с тщательностью, кото-
рой позавидовал бы средневековый монах-перенисчик. Если есть "золотая"
краска, то после всех обводов такой открыткой не стыдно приветить и
японского императора. Но получит ее, скорее всего, мать, утирающая слезы
в московской коммуналке или рязанской избе; или какая-нибудь обойденная
к тридцати годам городской любовью Валюха из общежития ткацкого комбина-
та; или кент-подельник, скучающий над преступным замыслом за бутылкой
"Абсолюта" или самогона.
Особая статья - переписка с заочницами. У каждого зека есть адреса
заочниц. Этими адресами меняются; меняются фотками; узнают друг у друга
подробности. Егор и Люба из шукшинской "Калины красной" - вполне ре-
альные люди в зековской жизни. Несомненно, что бывают жестокие обманы
(кражи, грабежи и т.д.) в отношении заочниц, но достаточно и иных фак-
тов. С помощью "заочной любви" устраивает свою судьбу не меньшее коли-
чество пар, чем, скажем, в газетной "Службе знакомств" на свободе.
При написании текстов подобных писем тоже ценится некоторая дурашли-
вая витиеватость - иногда на грани пошлости. Часто, подобно Егору Проку-
дину, уставший от босяцкой жизни зек (взломщик, грабитель, мошенник)
представляется невинно осужденным "бухгалтером". Но это вовсе не означа-
ет, что он имеет какие-то преступные виды на адресатку.
При нынешней нестабильной жизни роль заочниц, видимо, еще более воз-
росла. Неангажированный в мафии профессионал, отсидев свои семь-восемь с
гаком, почувствовав возраст, ищет успокоения и отдохновения от неправед-
ных трудов. И тем более ищет того же мужик ("мужик"), вообще умеющий
лишь вкалывать до седьмого пота и не боящийся никакой работы на свободе
с ее "пионерскими" нормами.
Иногда заочницы приезжают в зону на свидание, которое положено только
в случае регистрации брака. Брак и регистрируется в присутствии лагерной
администрации работником местного загса или инспектором спецчасти. Иног-
да одному из молодоженов остается еще дотянуть какие-нибудь... пять,
шесть, десять лет. При нашем (на свободе) почти повсеместном равнодушии
к эпистолярному жанру тюремно-лагерная переписка является воистину уни-
кальным явлением. В зависимости от характера зек в письмах вырабатывает
единственный и неповторимый стиль - пошловато-гусарский, аристократичес-
кий, псевдоинтеллигентский или, на манер Лескова, сказовый с эдакой ка-
жущейся простецой...
Многие пишут стихи, ведут художественные дневники и сочиняют расска-
зы. Одна из зон города Кирово-Чепецка (строгий режим) подарила читателям
России трех активно работающих и издаваемых писателей - о чем, видимо, и
не знает администрация "учреждения".
Легенды и мифы
К легендам и мифам тюрьмы и зоны относятся всевозможные личности (в
основном - воры в законе), события (приезд вора), сами зоны (сверхголод
или сверхсытость), амнистия, побеги и многое другое.
В частности, якобы на одной лесной зоне умелец соорудил вертолет из
бензопилы "Дружба" и улетел за предел досягаемости автоматчиков (при
