те, которые из города, пусть проваливают к себе в город. И пошли мы
вдоль забора под солнцем родины, и вдруг видим, с той стороны забора
едет голова поэта, в чалме, а когда он подпрыгивал, видимо, на верблюде,
показывались еще эполеты, а в руке он вздымал копье, мы как увидели, так
и бросились бежать, он же нам вослед что-то кричал на новаторском языке,
кто-то смекнул на бегу - глоссолалия. А когда отбежали на безопасное
расстояние, оглянулись, видим, он через забор кричит - вот как писать
надо, потом плюнул через забор, не то сам, не то его верблюд, и под ко-
нец еще сделал вот так: и поэт Померещенский показал, как. Показались в
дверях укоризненные фигуры людей в халатах, Померещенский беспомощно
развел руками и двинулся на выход под несмолкаемые аплодисменты, вос-
пользовавшись которыми он мало кому слышно бросил Мопсову: Прощай,
Дерьмопсов! Тут я и попытался перехватить его, бормоча что-то о письме
по поводу переводов на цейлонский. Он на секунду замер, потом великодуш-
но выдохнул: позвоните... а если не будут подзывать, скажите, что из по-
сольства... да все равно, из какого... скажите, из новогвинейского.
Как только стало известно, что П. поправился, я позвонил и сказал,
что из посольства, женский голос был недоверчив, но я добавил, что из
новозеландского, не знаю, почему, но скоро подозвали самого. Да-да, я
помню, отозвался П. - я ваше письмо включил в свой том писем, к сожале-
нию, не успев прочитать. Но мне приятно иметь дело с переводчиком, поэ-
тов, честно говоря, терпеть не могу. Так. Послезавтра я улетаю в Гонконг
на семинар - поэты против гриппа. Завтра... Завтра с утра я жду телеви-
дение... Пока привезут аппаратуру, свет, все это расставят... Я бы отка-
зался да уж неудобно, и тема мной предложена - поэзия и парашютный
спорт. Потом спецрейсом прибудет японская делегация. Чайная церемония,
сами понимаете... Я не знаю японского, они не знают русского, наше вза-
имное молчание может продлиться бесконечно долго... Во второй половине
дня художник пишет мой портрет, тоже нельзя отказать, художник специ-
ально приехал с Мадагаскара, да я и мадагаскарского языка не знаю, чтобы
попросить его сократить сеанс. А вечером... вечером давно набивался
агент какой-то секретной службы по важному делу, не знаю уж какой, нашей
или иностранной. М-да. Знаешь что? Приходи в шесть утра!
* * *
Ровно в шесть я позвонил в желанную дверь. Сбоку заверещал какой-то
прибор, и я догадался вдунуть в него свою фамилию. Дверь автоматически
отворилась, и я оказался в коридоре еще перед одной дверью, сбоку видне-
лась некая амбразура, в которую водвинулось лицо крупного писателя, кис-
ло улыбнулось, и меня впустили в квартиру. Поэт был в спортивном костюме
цвета обложки своих сочинений, босиком, а на руках боксерские перчатки.
Делаю утреннюю разминку, деловито произнес поэт и запрыгал вокруг меня,
цитируя при этом самого себя:
Бой с тенью -
бой с теми,
с кем я
не схожусь в теме!
Бой с тенью -
веду везде я,
где в забвенье
моя идея!
Бой с тенью -
бой с теми,
кто размышленьем
не тешит темя! -
и так далее, дальше я не запомнил, из подобострастия я тоже запрыгал,
защищаясь и радуясь, что поэт не бьет по-настоящему, мне при этом очень
мешала отставшая подошва моего левого ботинка. Наконец, хозяин запыхался
и перестал боксировать и цитировать. Сильные стихи? - спросил он гордо,
снимая перчатки. Сильные, сильные, - подтвердил я: ваши? Мои, ранние,
когда я еще был мухой, писал, доверительно сообщил поэт.
- Мухой? - удивился я.
- Когда я еще боксировал в весе мухи. Я нарочно пошел заниматься
именно боксом. Я считал, что пропущенные мной удары, сотрясая мою голо-
ву, будут способствовать развитию сюрреалистической фантазии. А теперь я
в весе пера, мой вес не меняется, но перо мое все тяжелее, - кокетливо
заключил боксер. Он провел меня в гостиную, которую можно по праву наз-
вать домашним музеем. Одна стена была сплошь в разной величины и осве-
щенности фотографиях. Померещенский среди нефтяников Аравийского полу-
острова. С монгольским космонавтом. С буддийским монахом. С австралийс-
ким аборигеном. С рокером Удо Линденбергом. С горным орлом. С нильским
крокодилом. С американским президентом у Белого дома. У Белого дома с
почерневшими окнами рядом с российским президентом. С доктором Фиделем
Кастро. С оДоктором Живагоп в руках. С Армстронгом, певцом. С Армстрон-
гом, космонавтом. С Ван Даммом. С Кукрыниксами. С гигантской черепахой.
А это кто? - спросил я, чтобы сделать приятное хозяину. А это я в музее
мадам Тюссо в Лондоне, скромно ответил тот.
На другой стене были вывешены портреты поэта, выполненные разными
мастерами кисти. Я узнал работы Сальватора Дали, Финошкина, Глазунова...
А это чьи замечательные работы - спросил я, чтобы сделать приятное. Это
- автопортреты, ответил хозяин. Рядом висел башмак, видимо сорок пятого
размера. Поэт хитро усмехнулся: а это башмак Эмпедокла! Я только развел
руками. - Я не мог не взойти на Этну, вот я и бросил туда второй башмак
от этой пары, а вдруг он еще пригодится Эмпедоклу! А этот повесил здесь
в знак, что мы с ним побратимы. Я не стал напоминать, что сандалий Эмпе-
докла должен быть медным, как хозяин сам с воодушевлением добавил: а на
самом деле башмак должен быть медным, но вот что малоизвестно, ведь это
после Эмпедокла пришла в наш сегодняшний день медицинская мода носить
медные браслеты, чтобы медь, всасываясь, улучшала состав крови, недаром
Эмпедокл считался врачевателем. Мы подошли к стене, где были вывешены
кинопробы и роли хозяина, он очень любил кино не просто как хронический
зритель, но и постоянно пробовался на разные роли, а некоторые успешно
исполнял. Я вглядывался в колоритные непохожие лики и слушал разъясне-
ния: для фильма о Куликовской битве, проба на роль инока Пересвета, а
сыграть пришлось в результате Мамая, вы же знаете, как говорил Достоевс-
кий - потри русского, ототрешь татарина... Проба на роль фельдмаршала
Кутузова, сказали - мелковат. Проба на Наполеона, как всякий провинциал,
я мечтал поскорее въехать в Москву, поэтому я мог понять Наполеона, но я
оказался великоват для него, на эту роль потом взяли поэта Мопсова, вер-
нее после этой роли он и стал Мопсовым, я его стал дразнить Маяковским:
Наполеона поведу, как мопса, - ему ничего не оставалось, как взять такой
псевдоним. Вот это проба на роль Робинзона Крузо, а вот это - это не
Пятница, это эпизодическая роль людоеда, на которую меня взяли. А вот
это, я сломал ногу, катаясь в тирольских Альпах на горных лыжах, я долго
хромал и пробовался на роль Тамерлана и на роль Байрона, но пока фильмы
готовились, я уже перестал, к сожалению, хромать. А это после моей по-
ездки в Геттингенский университет, где я читал лекцию о возможной связи
поэта Ленского с русскими декабристами и итальянскими карбонариями. Я
пробуюсь на роль Ленского в немом еще фильме оЕвгений Онегинп, попробуй-
те догадаться, почему не дали мне эту поэтическую, уж точно мою роль? А?
Режиссер сказал: Онегин должен вас убить. Пусть это все бутафория, но и
бутафорский пистолет раз в жизни стреляет! Мало ли что! Нет, я вами рис-
ковать не буду! Вот так-ак... Между разговорами поэт переоделся в косо-
воротку и шаровары, а телевидение все не появлялось. Да, по поводу теле-
видения: ох уж эти разговорчики об отсутствии цензуры! Запретили мне
прямой эфир, а теперь и съемку впрок. Хотели сделать передачу о поэзии
многоликой и о поэзии безликой. Я хотел предложить, чтобы поэтам выда-
вать в это тяжелое для них время добротную форму, ведь сейчас все возв-
ращаются к форме, казаки, например, а вот поэтов тогда можно будет раз-
личать как носильщиков, по номерам блях: поэт бляха номер восемь, напри-
мер. Так телевидение не разделило эту идею, мол, носильщики обидятся, а
они люди важные нынче, работают только с иностранцами. Тогда я в рамках
разговора о парашютном спорте хотел предложить, чтобы всем поэтам даже
на земле выдать каждому парашют, так как они, витая в облаках, подверга-
ют как свою, так и чужую жизнь опасности. И это не разрешили, мол, за
рубежом решат, что русские исподволь готовят десантников. В комнату бес-
шумно вошла женщина в чадре, неся на подносе чайник и два стакана. Та
самая турчанка, подумал я. Все дети поэта тоже были поэтами, но, как го-
варивал их отец, никто из них не дорос до уровня Жуковского, как извест-
но, рожденного турчанкой. И молва разносила слух, будто Померещенский
вывез из восточных земель турчанку, и звать-то ее соответственно -
Сальха, вот она со временем и должна родить нового Жуковского. Турчанка
так же бесшумно выскользнула. Чайная церемония! - воскликнул поэт, приг-
лашая к столику. Жаль, японцы не прилетят, пронюхали про мою гипотезу,
что Курильские острова возникли в результате взрывов Тунгусского и Сихо-
тэ-Алиньского метеоритов, следовательно являются исконными ошметками на-
шей территории. А вообще-то я люблю восток едва ли не больше, чем запад,
разоткровенничался за чаем хозяин, - восток - всегда загадка, да я и сам
с востока. Я род свой веду от самого Стеньки Разина, это во всех моих
ранних биографиях упоминается. Но вот о дворянской, княжеской линии мне
приходилось умалчивать, а эта линия идет от персидской княжны, которую
якобы утопил в Волге мой свирепый пращур, если верить песне. Но на самом
деле она выплыла и родила еще одного моего предка, о чем сегодня свобод-
но можно говорить, благодаря гласности. Ну, а сейчас, на закате лет моих
свести хочу снова восточные линии - он указал на бесшумную турчанку, в
который уж раз балующую нас чаем. - Чай, между прочим, прямо с чайной
плантации в горах Цейлона, так снабдили, что на год хватит! Что вы там
увидели? - поэт перехватил мой любопытный взгляд: Это мои рентгеновские
снимки, сильно увеличенные, они понадобились, когда я пробовался на роль
Кощея Бессмертного. Ах, что за прелесть, эти сказки! И ведь верно, сказ-
ка - ложь, да в ней намек. Я так думаю, Кощей несомненно был инопланетя-
нин, робот, скорее даже киборг, и его смерть - игла, спрятанная в яйце,
- не что иное, как дистанционное управление, отключающее Кощея. А это
значит, что уже в незапамятные времена наши предки-славяне уже умели
пользоваться дистанционным управлением, беда в том, что управлять осо-
бенно было нечем, кроме как Кощеем, хотя за ним и стояло целое Кощеево
царство. Отсюда возникла идея, что управлять вообще лучше издалека, по-
тому и призвали варягов, чтобы они у нас княжили. А вспомните со-
ловья-разбойника, от свиста которого сам Владимир Красное Солнышко под
стол забился. Это тоже пришелец, который силен и страшен, пока он пря-
чется в своем космическом корабле, а как только Илья Муромец его оттуда
стрелой выковырял, он уже и беспомощен, возможно, он тоже - киборг, те-
ряющий свои силы при удалении от системы питания. Подобные случаи были
известны и в античной Греции, иначе откуда этот образ Антея, он не прос-
то от матери-земли черпал силу, а от определенной точки ее, в которой
осуществлялся контакт с кораблем, который, вы же понимаете, не мог ос-
таться торчать над землей, он и к взлету был готов из-под земли, после
таких обратных стартов и возникли многочисленные вулканы. Вообще все
сказочные страшилища и гиганты, это пришельцы в скафандрах, а их чудес-
ные превращения в добрых молодцев - это просто выход из скафандра, сбра-
сывание космических доспехов. А происходит это не сразу, ибо нужен инку-
бационный период, акклиматизация в новых, земных условиях. Вот почему
наш народ так терпелив... Я хотел было перебить собеседника, усомнившись
в космичности нашего терпения, но, разгоряченный чаем, великий сочини-
тель был готов, казалось, слушать только себя. Потрясение! - воскликнул
