неблагоприятен для рождения. То-то художник меня спросил, есть ли у меня
рисовое поле, я сказал, откуда у нас рисовые поля, хотя рис у меня в до-
ме есть, для плова, если хочет, мы ему плов сготовим. Но он отказался.
Оказывается, если июльский ребенок выживал, то ему следовало незамедли-
тельно выделить рисовое поле, иначе смерть накличет. Нет у меня рисового
поля! Художник так испугался, что сам и не объявился, за него посольство
извинялось. Суеверие! Он еще моего рентгеновского снимка тогда испугал-
ся, вот этого, из Кремлевской больницы. А мы на чем остановились?
- На Скорпионе-Достоевском, подсказал я, и на его оКрокодилеп.
Поэт строго посмотрел на меня и сказал: никто не может так хорошо на-
писать о крокодиле, как скорпион. Лев Троцкий - тоже скорпион. Как вы в
вашем письме упомянули, он сейчас очень популярен кое-где в Южном полу-
шарии. Кстати, Мадагаскар в южном полушарии? Я не уверен, что у них Рак
приходится на июль. Но посмотрим, что у нас дальше на мониторе: Стрелец.
Упитан, бестактен, любит поучать, годится в спикеры. Политики - с одной
стороны - Сталин, с другой - Черчилль. Работать с такими людьми приятно.
Ну, Сталин в Стрельцы входит лишь относительно. А вот Брежнев, тот вхо-
дит абсолютно. Перейдем к вам, коллега. Козерог. Консерватор, враг вся-
кого новаторства и реформаторства. Да, несвоевременный вы человек, не
дай Бог, - были бы вы критиком! Но - терпелив, хотя и хитер, себе на
уме. Да, вы - Козерог, батенька, кто бы еще меня вытерпел почти целый
день! Рак засмеялся и дружески похлопал меня по плечу, а так как я ниче-
го не ответил, снова, как однажды по телефону, вдруг перешел на ты: -
Давай-ка, брат, выпьем! Он принес виски - Белая лошадь, хотя я не вспом-
нил, кто из поэтов воспевал виски, и он не стал вспоминать, мы выпили, и
он с хохотом продолжил:
- А кто из Козерогов политик? Геринг, этот символически до Сицилии
дошел. Ныне скандально разоблаченный директор Федерального бюро рассле-
дований - Эдгар Гувер! В хорошую компанию попал, старик! А культурный
революционер Мао Цзе дун!
Меня это как-то задело, да и выпивка после разгрузочного дня по-
действовала, и я поднял голос на крупную личность:
- Что касается политиков, так вы к ним ближе, не я. Что касается Фе-
дерального бюро расследований, то вы еще ждете прихода какого-то секрет-
ного агента, а я не ухожу только потому, что он никак не приходит! Уж
вы-то, хотя и цензура вас не пускала, хотя и за границу, прежде чем вы-
пустить, тоже, якобы, не пускали, так что с этими службами вы лучше меня
знакомы...
- Ладно, старик, не обижайся, - он еще разлил по бокалам виски и
вдруг сделал свирепое лицо, словно при изобличении незримого мерзавца: -
Молодой человек! Что вы знаете о нашем многострадальном поколении! Мы
боролись с чудовищной гидрой, которая нежно (он пропел это слово - неж-
но) душила нас, то ослабляя, то сжимая потные щупальца, и мы искренне
пытались строить Вавилонскую башню утопического социализма, и мы срыва-
лись наяву с этой (он сделал виток рукой) развитой башни, многие при
этом разбивались насмерть! Мы думали, что мы еще понимали друг друга,
тогда как Господь уже давно смешал наши языки, и если даже друзья были
глухи друг к другу, то что говорить о казенном доме нашей самой передо-
вой словесности? Свобода слова?
Он встал и продолжил свой монолог стоя:
- То, что вы сейчас сказали, было ли сказано до вас, или это только
вы догадались так сказать? Если это было до вас сказано, то было ли это
записано? И было ли это потом напечатано? А потом одобрено обществом,
вернее общественностью? Или до вас этого никто не догадался сказать, то
есть вы берете на себя смелость говорить то, что еще никем не одобрено?
Вы уверены, что это одобрят? Что это будет достойно напечатания? Тиражи-
рования? Что это начнут повторять, ссылаясь на вас? А как вы относитесь
к ссылке? Вас не испортит слава при жизни? Вас не пугает забвение прежде
смерти? Вы считаете, что можете молвить слово поперек, когда все молвят
вдоль? Это ваше пожизненное заключение? Или вы оставляете за собой право
из-менять свое мнение? Что принесет вам ваше из-менение, ваша из-мена?
Как ваше слово отзовется? Будет ли на него заведено дело? Вы полагаете,
что слова поэта суть его дела? Нет, это наши дела. Это наше дело. Оно не
боится никакого мастера!
Мастер снова сел и еще налил виски. Он несколько смягчился и уже до-
верительно, даже как-то заговорчески, склонившись над столиком, продол-
жал:
- Личность моего масштаба не может не быть не задействована в самых
высоких эшелонах власти. А также личность моего масштаба не может избе-
жать всевозможных слухов о себе, домыслов и кривотолков - личность хитро
подмигнула, - а также эта личность способна сама усиливать подобные слу-
хи...
- Да, ко многим слухам в свое время даже привыкли, то вы готовитесь к
запуску в космос, но потом или уступаете место монгольскому летчику, с
которым вы, кстати, на снимке в гостиной, то на орбите вместо вас оказы-
вается ваш сборник стихов, ваши строки летят оттуда на грешную землю - в
буквальном смысле слова, я помню: зачем усталость и печаль нам, мы все в
полете орбитальном... Автор этих строк просиял и похвалил меня:
Хорошая память! Должен согласиться с молвой, мне больше везет с небом
и землей, нежели с морем. Может быть, мой пращур Стенька Разин в этом
виноват, когда они сожгли первый российский военный корабль оОрелп,
построенный боярином Ордин-Нащокиным для спуска по Волге в Каспийское
море. С тех пор мне все моря мстят. Я ведь о море писал не меньше, чем о
небе, но мне кажется, что на небе я более известен, чем на море. Видимо,
военно-морская цензура строже всех остальных, да и морских государствен-
ных тайн я знаю больше, чем сухопутных. К сему как раз история, связан-
ная с моей агентурной деятельностью, ха, ха, ха... Я написал поэму о
подводных лодках - оЕвангелие от спрутап, где спрут свидетельствует о
чудесах, которые происходят с лодками в автономном плавании. В комитете
по охране государственной тайны мне сказали, что я таким образом раскры-
ваю дислокацию наших подводных лодок, к тому же изображать одно чудовище
с точки зрения другого чудовища это противоречит нашей этике. Тогда я
заменил наши подлодки на американские субмарины, поэма тут же вышла в
свет, и вскоре, как все, что выходит из-под моего пера, была переведена
на американский диалект английского языка. Спустя два месяца я был приг-
лашен в университет в Лос-Анжелесе читать спецкурс - секреты русской
кухни. Там я встретил своих старых знакомых, профессора Алика Жолковско-
го, он автор интересной теории усиления, согласно коей каждый художест-
венный факт это ход конем, а Андрон Михалков-Кончаловский снимал фильм,
не помню сейчас о чем, кажется о любовниках. И вот однажды после моей
лекции об искусстве приготовления украинского борща ко мне подошли два
немолодых супермена, сразу видно откуда. Я еще успел подумать, что Укра-
ина еще не отделилась от России, и я имел полное право читать такую лек-
цию. Супермены же вежливо проводили меня в свою машину, кстати, как по-
том оказалось, за рулем ее сидел бывший одесский еврей Володя, который
мне с досадой поведал, как ему тяжело в этой проклятой стране. Приезжаю
я в Москву, иду в Пекин, закупаю там в ресторане всю икру, а мне еще го-
ворят, Володя, не грабь, оставь немного людям, а я им отвечаю, люди не
здесь, а в Одессе. Имел я всю Москву в кармане! А здесь по телефону за-
казывают мой лендровер, вроде и говорят по-американски, я уже понимаю, а
подъезжаю, гляжу - негры! А уж детям здесь вообще житья нет, знакомых
мальчики, так, постреляли из пистолета, задели кого-то, умер, так я вам
скажу, мальчики здесь больше не живут, пришлось их в Канаду отправить.
Да. Мне супермены предъявляют обвинение в том, что я раскрыл в своей по-
эме дислокацию американских субмарин, поэтому по закону штата Калифорния
мне грозит уже не профессорская кафедра, а электрический стул. Стул у
меня и так был неважный, такая ирония судьбы, читать о русской кухне, а
питаться в Макдональдсе! Но супермены поспешили меня утешить, как раз в
это время рука Москвы схватила матерого разведчика, который вскрыл всю
дислокацию правительственных и неправительственных подземных сооружений
нашей столицы. Попался он случайно, крыс в лабиринтах метро испугался и
сам выскочил из лабиринта прямо на рельсы... Теперь он находится в одном
из вычисленных им подвалов, а грозит ему пожизненное заключение. Итак,
принято решение обменять этого опытного агента на меня, наше прави-
тельство в лице своих спецслужб дало свое согласие. Выбора у меня не бы-
ло, я только спросил, могу ли еще прочитать заключительную лекцию о бли-
нах. Если нас тоже пригласите на блины, напросились супермены. Я дал
свое согласие.
- Ну, и как вас обменяли?
- Мне вручили авиабилет Лос-Анжелес -Нью-Йорк -Брюссель -Москва, су-
пермены сопровождали меня до Брюсселя, потом меня должны были встретить
в Шереметьево. От идеи побега я отказался сразу же, у меня был видеопле-
ер и другой тяжелый багаж, я воспользовался тем, что супермены не имели
багажа, и я за счет этого мог провезти тройной груз, такая возможность
подворачивается не часто, вы уж мне поверьте. Кроме того, рассчитывая на
особую встречу в Шереметьево, я мог не опасаться нашего таможенного дос-
мотра и захватил с собой немало запрещенной тогда литературы.
- И эти книги сейчас здесь в вашей библиотеке?
- Частично здесь, а часть я отправил по просьбе Баруздина, он тогда
вел журнал оДружба народовп, в баруздинскую библиотеку Нурека, тогда в
Нуреке ожидалось, что все больше народу будет читать по-русски.
- А что за книги?
- Много, все не упомню. Сейчас их уже на каждом развале увидеть мож-
но, а тогда - подпольная литература... оАвстралийские аборигены о русс-
ком сексеп, оТолстой как зеркало для бритьяп, оНоменклатурап, оКак нам
обуздать Россиюп, оТретье ухо оккультизмап... Еще Библию прихватил из
гостиницы Беверли Хиллз.
- Агента, или, если его можно так назвать, вашего контрагента удалось
увидеть?
- Это не было предусмотрено. При таких обменах, если они неэквива-
лентные, случались трагедии: агент, понимающий, что его контрагент более
значителен, то есть более опасен для его державы, способен в последний
момент уничтожить своего контрагента, даже если он жертвует при этом
собственной жизнью. Поэтому наша сторона настояла на том, что мы друг
друга не увидим, но будем пролетать на одном уровне в определенной точке
между Брюсселем и Лондоном, супермены показывали мне в иллюминатор этот
Ил-62, заверив, что из него в меня никак попасть невозможно, но я даже
не повернул головы, я был занят написанием эссе оХаос и его прогрессп. В
этот момент раздался звонок. - Уж не агент ли? - воскликнул я, а мой
контрагент вскочил, схватился за кобуру и выхватил из нее пистолет, за-
мер и обратился ко мне: оНа всякий случай, пойдем со мной!п. Он высунул-
ся в амбразуру, я не слышал его переговоров, но дверь он все-таки отк-
рыл. Вошел средних лет человек, в плаще, хотя на дворе стояла сухая по-
года. В руках у него было по чемодану. - Руки вверх! - скомандовал поэт.
Вошедший выпустил чемоданы и поднял руки, застенчиво улыбаясь. - Извини-
те, Христа ради, я не могу по известным причинам назвать себя. Но я ваш
давнишний почитатель...
Поэт молча опустил пистолет.
- Та-ак. Опустите руки, спокойно. Вы что, ко мне жить собрались? С
чемоданами?
- Понимаете, - мялся вошедший, - мне давно хотелось вам сделать
что-нибудь приятное. Я у вас не задержусь... Я, так сказать, давно слежу
за вашим творчеством... Я слышал, что вы готовите обширное собрание ва-
ших сочинений... И вот... Мой посильный вклад... Вошедший показал на че-
моданы.
- Что?! - вскричал поэт. - Это ваши графоманские сочинения? Мне? Вы
