на плечо шелковую руку и подвел меня к окну, из которого открывался вид
на звездное небо: - Вот единственная настоящая поэзия! Наш век не дает
нам достаточно времени проследить за эволюцией мироздания, но мы в сос-
тоянии зафиксировать эволюцию нашего взгляда. Вот это я совсем еще зеле-
ный:
Кто-то лунное сомбреро
отряхнул от книжной пыли,
и к оконцу атмосферы
звезды тонкие пристыли... -
а теперь сделаем шаг в сторону изучения конкретных наук и добавим еще
немного жизненного опыта - получим мое первое пребывание еще на нашем
юге:
Здесь, как на ладони, космос,
и небо - анастигмат!
Царапают звезды его плоскость
на мотоциклах цикад...
Он задумался, а мне пришло в голову только это: - Да, поэзия - вся
езда в незнаемое...
- Конечно, езда, - подхватил поэт, - а какой русский не любит быстрой
езды? Вы, кстати, на чем домой поедете? У вас машина?
- Я - на метро, - сообразил я, и подумал, хорош бы я был, если бы мне
пришлось вести машину. Я стал искать взглядом шляпу, хотя пришел без
шляпы, да вообще никогда не носил шляп.
- Успеете на метро, - сказал поэт. - Рад был познакомиться, да, а за-
чем вы приходили? Ну, разберемся в другой раз, - закончил он, оконча-
тельно заметив неподвижную блондинку Сальху.
- А что вы будете делать с чемоданами? - едва не споткнувшись об них
спросил я при выходе.
- Сальха расшифрует и все войдет в том, который будет следовать за
воспоминаниями моих жен обо мне. Дать вам что-нибудь почитать на дорогу?
Вот номерок нового журнала с началом моей приключенческой повести, сочи-
ненной в соответствии с духом времени. И будьте осторожны, вы спускае-
тесь в город, в это обезрадостное место, где убийство, и злоба, и толпы
иных злых божеств, изнурительные недуги, и тлен, и плоды разложения ски-
таются по ниве несчастьяп!
Я поежился, а он еще крикнул мне на прощанье:
- Привет Эмпедоклу!
* * *
Спустившись в метро, я обрадовался, что меня туда пропустили, и я
как-то странно начинал не верить, что я был там, откуда шел. Мелькнула
даже нелепая мысль - надо было взять у него справку, что он в меня стре-
лял. Ведь он мог снять с нее копию и поместить ее в один из своих томов.
Тут подоспел поезд, можно было спокойно сесть, и хотя ехать было недале-
ко, я раскрыл выданный мне новый журнал. Повесть называлась оПо дороге к
девочкамп, состояла она из рисунков и подписей к ним, кое-где рисунки
без подписи, так сказать, без слов, словом - комикс. Я стал разглядывать
и прочитывать. Какой-то саквояж с двумя кружками, в которые вписаны две
головы, астронавты Диванов и Фомяков летят открывать новую планету. Ди-
ванов: оКакой русский не любит быстрой езды!п Фомяков: оКак хороша, как
свежа третья космическая скорость!п Головы становятся все больше,
навстречу им увеличиваются такие же головы. Диванов: оМы летим навстречу
великой зеркальной преграде, именно здесь изгибается наша вселенная!п
Фомяков: оТак оно и есть, по закону листа Мебиуса. Но смотри, Диванов,
мы уже поседели!п Фомяков и Диванов хватаются за головы, торчащие из
скафандров: Ах! Ох! Ух! Диванов: оНемудрено, ведь прошло несколько мил-
лионов относительных летп. Фомяков: оНе может быть! То-то я уже
чувствую, что меня тянет к девочкам!п В верхнем ряду воображения витают
девочки. Диванов: оФомяков, нам не до девочек, мы не можем уклоняться от
курсап. Фомяков: оПо нашему курсу лежит Черная Дыра, если мы в нее не
свернем, она все равно нас затянетп. Приближается Черная Дыра. Диванов:
оНе затянет, потому что у меня нет такого желания, а у тебя нет на дево-
чек даже денег!п Фомяков: оДеньги выделены тебе как эквивалент времени,
и я могу потратить часть своего времени на то, чтобы отнять у тебя эти
деньги!п Сквозь шлем просматривается испуганное лицо Диванова. Диванов:
оФомяков, но у тебя дома жена!п Ехидное лицо Фомякова. Фомяков: оА ты
читал, Диванов, пушкинский анекдот о том, как Дельвиг звал однажды Рыле-
ева к девкам. оЯ женатп, - отвечал Рылеев; отак что же, сказал Дельвиг,
разве ты не можешь отобедать в ресторации, потому что у тебя дома есть
кухня?п На картинке Рылеев зовет Дельвига к девкам. Диванов: оТы, Фомя-
ков, себя с классиками не ровняй. Ты бы еще Баркова вспомнил. Ты даже на
Померещенского (вот, скромняга, отметил я) не тянешь. А я тебе еще вот
что скажу: ты в транскосмической экспедиции впервые, ты себе и не предс-
тавляешь, что за девки в этих дырах попадаются...п Художник изображает
вполне пристойных девок. Фомяков: оДевки, они везде - девки, какая бы
дыра не была...п Диванов: оНе скажи, батюшка, ведь иные есть и в осьми-
ногом обличии...п
Нарисованы восьминогие и восьмирукие девки, вроде бы как в огромных
очках. Фомяков: оПодумаешь, многорукий Шива! Это, брат, для объятий
очень даже хорошо, таких объятий и в Кама-сутре не сыщешь. А если у них
еще и присоски есть! На это одно поглядеть стоитп. Диванов: оУвидишь ты,
держи карман шире, у них, у осьминожек чернильная жидкость есть, они ее
как выпустят, ты и не увидишь, где ты и с кем!п Художник изображает чер-
ный квадрат. Диванов: оА еще есть пчеловидные девушки, у них и манеры,
как у истинных пчел, они же трутням отрывают потом это самое: так приро-
дой предусмотреноп. Пчелы вырывают трутням это самое. Фомяков: оТы меня
не стращай и не обзывай трутнем, я тебе тут столько экспериментов про-
вернул, другому и десяти жизней не хватит! Ты меня на меде не проведешь,
хватит зубы-то заговаривать!п Диванов: оА можешь еще напороться на аку-
ловидных, членистохвостых, черепахообразных, драконоподобных, слонокожих
и медузоликихп.
Изображена почти достоверно соответствующая нечисть. Фомяков: оПоду-
маешь, на то на мне и скафандр на все случаи, совпадающие с непредвиден-
ными!п Скафандр крупным планом. Диванов: оДа они все оборотистые, сперва
и не видно, кто - кто, а как только скафандр по молодости-то скинешь,
так тут они нужный вид примут, уже не отвертишься. А ты знаешь, сколько
ловушек они цельным кораблям устраивают?п Космический корабль попадает в
ловушку. Фомяков: оНеужто цельным кораблям? Со всеми антеннами?п Дива-
нов: оОни антенны за усики принимают, что там - с антеннами: с экипажем!
А потом их экспедиции разыскивают, отчеты об этих поисках публикуют, до
ни разу правды еще ни один фантаст не написал, куда они на самом деле
провалились: цензура все равно бы не пропустилап. Нарисовано, как цензу-
ра гневно не пропускает отчет. Фомяков изображает крайнее недоверие на
лице. Диванов: оУсмири свою постыдную похоть, Фомяков, ведь я же вот
держусь, я думаю только о том, как выполнить наш долг и открыть новую
планету!п Фомяков: оДошло, наконец, до меня, как ты держишься! Ты с са-
мого начала не доверял нашему правительству! Ты экономил продукты, не
ел, думаешь, вот вернемся на Землю, ты на этих запасах еще лет сто про-
тянешь! Все, Диванов, шалишь! Вернемся, ты у меня еще за это недоверие
под трибунал пойдешь! Выкладывай деньги на девчонок, сквалыга!п Диванов
(дрожа от негодования): оДержи, чтоб ты провалился, провокатор!п
В лицо Фомякову летят рубли и трешки. Фомяков: оТы за кого меня дер-
жишь? Мы же не дома... да и дома... Шутки со мной шутить вздумал? А ты
знаешь, никто еще не отменил закона, что больше тридцати рублей нельзя
вывозить за границу? Так я тебе, как домой вернемся, еще нарушение фи-
нансовой дисциплины и контрабанду пришью!п Диванов (дрожа от негодова-
ния): оДержи, чтоб ты провалился, доносчик! Но смотри, не прогадай! Я
предупреждал...п
В лицо Фомякову летят доллары и фунты. Фомяков: оВот так-то лучше.
Теперь давай, тормози, да тормози ты, Черная Дыра уже на носу! (поет):
оА ну-ка девушки...п
Черная Дыра приближается, уже можно видеть очертания, какие-то роди-
мые пятна. Диванов (кричит, торжествующе): оЗемля!п
Фомяков: оКак? Почему Земля?п Вырисовывается Земля. Диванов: оЯ же
предупреждал, что время - деньги! Ты выманил у меня деньги, которые и
совершили такой оборот. Ты что не слышал, что деньги кого угодно сведут
с пути истинного? Ишь, что затеял, и это в пространстве-времени Римана и
Минковского, о Лобачевском я уже при тебе и говорить стесняюсь. Итак,
Фомяков, я тебя сейчас сдам властям за невыполнение задания особой госу-
дарственной важности. Правительству позарез нужна была новая необитаемая
планета для проведения на ней экологических экспериментов. А ты куда все
повернул? Будут тебе, ужо, девочки! И жене твоей все обязательно расска-
жу!п Фомяков с ужасом смотрит на Землю. Поезд дальше не пойдет, просьба
остановить вагоны. Я закрыл журнал и вышел. На улице было безлюдно.
Из-за киоска, оскалившегося разноцветными бутылками, вынырнули две фигу-
ры и двинулись ко мне.
- Почитать что-нибудь есть? - с угрозой в голосе спросил первый. Вто-
рой зашел сбоку, снял с носа очки и стал хмуро протирать их своим галс-
туком. Я молча протянул им журнал, и они, повеселев, тут же отошли чи-
тать к ближайшему фонарю.
* * *
Дома встретила жена, она еще не спала.
- Ты откуда в таком виде? Где ты был?
- В каком таком виде? - бодрился я. - Я был у Померещенского.
- У Померещенского? А может быть, у Пушкина? Я спрашиваю, где ты был?
- Ну я же говорю, я был у самого Померещенского. Потом он в меня
выстрелил...
- Выстрелил? Скажи еще, что у тебя была дуэль с Померещенским! Конеч-
но, это для тебя была бы единственная возможность войти, если не в лите-
ратуру, то в историю.
- Но это правда, при чем здесь дуэль, он выстрелил в меня по ошибке,
приняв за агента...
- Ты совсем с ума сошел, даже соврать как следует не можешь. За аген-
та тебя тоже только сумасшедший пример, агенты одеваются гораздо прилич-
нее, особенно агенты по торговле недвижимостью!
- Да я...
- Ладно, проспаться тебе надо, завтра разберемся.
* * *
Телевидение штурмовало мою квартиру под музыку Вивальди. Я пожалел,
что не удосужился поставить себе железную дверь, мол, кому я нужен, а
теперь уже поздно. Вместе с охотниками за сенсациями вломились какие-то
мои шапошные знакомые, и тоже с видеокамерами. Какой смысл снимать меня
спящего? Из деловитых разговоров при расстановке аппаратуры я уловил,
что очень актуален мой храп, он может при достаточном освещении разбу-
дить нового Герцена, который по предсказаниям уже появился не то в За-
падной Европе, не то в восточной Азии. Шапошные знакомые умильно пере-
шептывались, - мой храп, якобы, говорит о духовном здоровье России.
Кто-то даже услужливо схватил меня за горло, чтобы я лучше храпел. Не
знаю, чем бы для меня это кончилось, но тут ворвались японцы, все в чер-
ном, и, размахивая мечами, разогнали съемочную группу, после чего уютно
расселись на полу, погрузились в печальную прелесть моей ночной обители
и стали пить чай, молча, они передавали друг другу чашки, мне стало
стыдно, что у меня не хватает чашек на всех, я хотел встать и посмот-
реть, нет ли еще где-нибудь чашек, но не мог встать. Японцы были с чер-
ными лицами и в оранжевых касках, они с таким вежливым нетерпением ждали
своей чашки, что мне захотелось посоветовать им снять пластиковые каски
и пить из них, но мне не удавалось произнести ни слова. Они пили чай не
из котелка, а из самовара, я никак не мог вспомнить, откуда у меня само-
вар, а пили они так долго и так много, никуда не выходили, меня объял
ужас, что они будут вынуждены в конце концов сделать себе харакири, что-
бы избавиться от чая, и тогда я опять залью нижних соседей и будет скан-
дал. Я попытался объяснить им знаками, что у меня есть сушки, но от су-
шек они отказались, так как у них предупредительная голодовка. Еще они
очень смиренно разъяснили, что если им, опытным учителям бабочек, рабо-
тающим в нечеловеческих условиях в подземельях и с очень хрупким матери-
алом, если им не будут сверху своевременно выплачивать скудную зарплату,
