- Как думаешь, Эдик, война будет?
- Какая?
- Гражданская.
- Так она уже идет. Весь юг полыхает. Тебе этого мало?
- Не, Эдуард... Я тебя про нас спрашиваю - про Россию.
- Не знаю. Не думаю.
- А вот я так полагаю - будет. Ты глянь чего творится! Это же уму не-
постижимо! Не могут люди так долго выдерживать. Кака-никака отдушина, а
должна произойти! Да и начальникам это на руку. Они под это дело чего
хошь спишут.
- Да Бог с тобой, Петрович!
- Точно, Эдик, точно... По первости начнут, как всегда, жидов резать,
а потом и брат на брата пойдет...
Я готов был подписаться под всем этим, но на всякий случай трусливо
промолчал.
- Но мы с тобой уже свое отвоевали, - Петрович решительно завинтил
пробку на "Абсолюте" и отставил бутылку в сторону. - И ты, и я. Хватит!
Только мне жить с гулькин хер осталось, а у тебя еще лет сорок впереди.
Уезжай, Эдуард, отсюда. А я тебе такой реквизитик заделаю - пальчики об-
лижешь! С ним на любой манеж не стыдно будет выйти. Уезжай...
Все, все! Пора вызванивать какую-нибудь бабу! А то мне уже которую
ночь мерещится эта молоденькая автобусная поблядушка. Так и вижу ее
круглые коленки в заштопанных колготках, ее потрясающие ляжки из-под ко-
роткой кожаной юбочки...
Конечно, можно раскрыть мой замечательный секс-блокнотик, сесть на
телефон и начать планомерно обзванивать весь список одноразовых телок.
Но мне нужен был четкий "верняк". И я позвонил Юльке.
- На ловца и зверь бежит, - рассмеялась она. - Я уже даже в ваш воню-
чий "Союзгосцирк" звонила, или как там он у вас теперь называется. Мне
сказали, что ты в Ташкенте заболел и вот-вот должен появиться в Москве.
Что с тобой?
- Острый, очень болезненный приступ хронического желания увидеть тебя
в своей койке.
- Состояние тяжелое, температура повышена, дыхание частое и прерывис-
тое?
- Да, да, да!
- Еду, - сказала Юлька.
...После ранения я год не работал в цирке. Тогда еще была жива мама,
и мы вдвоем ютились в нашей однокомнатной квартирке на Усиевича. Мама
потихоньку пропивала обе наши пенсии - и свою цирковую, и мою военкома-
товскую. Жить было почти не на что, и когда мне за какие-то небольшие
деньги предложили вести кружок акробатики в Доме пионеров и школьников в
Подлипках, в тридцати километрах от Москвы, я с радостью согласился. И
мотался на электричке три раза в неделю туда и обратно почти восемь ме-
сяцев. Там у меня была группа ребятишек - в основном дети сотрудников
известного всему миру и совершенно секретного в нашей стране ракет-
но-космического завода.
Вот в этой группе у меня занималась и Юлька.
Ей тогда было, кажется, лет тринадцать. Она обладала безрассудной
смелостью, абсолютной бездарностью к акробатике и фантастической ко-
шачьей грациозностью.
По-моему, уже в то время она вовсю трахалась с мальчишками-старшек-
лассниками, и каждый раз после занятий у выхода из спортивного зала ее
ожидали несколько юных подлипкинских пижонов, которые беспрестанно кури-
ли, длинно сплевывали и переговаривались с искусственной приблатненной
хрипотцой.
Пять лет спустя я работал в международной программе артистов цирка
социалистических стран в Варшаве. Цирк стоял в паршивом, жлобском райо-
не, на Товаровой улице, реклама была слабенькая, но народ валил как на
пожар, и это было единственным нашим утешением. Платили нам, советским,
такие жалкие гроши, что покупка лишней пачки сигарет становилась гло-
бальной финансовой проблемой. Жили мы в "Доме хлопа" - что-то типа наше-
го "Дома колхозника", по два-три человека в комнате, и не могли дож-
даться окончания этих нищенских "заграничных" гастролей.
И вот, когда до закрытия сезона оставалось три дня, за кулисами вдруг
появилась почти взрослая, элегантная и очень красивая Юлька. И сказала:
- Я увидела вашу фамилию в афише и подумала...
- Ох, черт побери! Какое счастье, что ты увидела афишу!.. - прервал я
ее, и последние трое суток в Варшаве мы провели с этой Юлькой в каком-то
загородном доме какого-то ужасно важного поляка, который вывез Юльку в
Варшаву на месяц, а теперь в силу каких-то своих служебных обязанностей
был вынужден покинуть ее на неделю и улететь в Италию.
Трое суток мы не вылезали из широченной постели этого поляка.
Три оставшихся представления, на которые меня привозила Юлька, я от-
работал из рук вон плохо. Обессиленный и вымотанный, я заваливал трюк за
трюком, а на последнем, заключительном, представлении чуть не грохнулся
с шестиметровой высоты, куда меня в стойке на одной руке поднимала меха-
ническая штанга моего тяжеленного аппарата. Но Бог миловал, и я остался
цел и невредим для того, чтобы последнюю ночь с этой проклятой Юлькой
вообще не сомкнуть глаз...
Теперь мы с Юлькой - друзья-приятели.
Сегодня Юлька - одна из самых дорогих и роскошных валютных проститу-
ток Москвы. Сегодня у Юльки свои массажисты и парикмахеры, свои тренеры
на корте и в бассейне, свои автомеханики и свои люди во всех нужных дыр-
ках Москвы. И квартирка у нее в Каретном обставлена своими комиссионщи-
ками. И своя постоянная, не случайная, клиентура из-за бугра. Юльку за-
казывают по телефону из Стокгольма и Мадрида, из Парижа и Нью-Йорка. И
все по высшему классу, по самому дорогому разряду! И Юлькины дни и ночи
расписаны по минутам, а это требует жесточайшей дисциплины...
Но раз в три-четыре месяца в Москве появляюсь я, и Юлькина железобе-
тонная система деловых встреч и свиданий, весь Юлькин математически вы-
веренный график существования летит к чертям собачьим!
Я много раз пытался понять - почему это так происходит? Любви между
нами нет никакой, считать себя лучшим сексуальным партнером для Юльки
вряд ли я имею право. Думаю, что ей встречались мужчины покрепче и пои-
зощреннее... А у меня мало ли было девочек, к которым я относился значи-
тельно нежнее и трепетнее, чем к Юльке.
Как-то я попытался поговорить с ней об этом, но она весело послала
меня к чертовой матери и посоветовала не разлагать гармонию алгеброй.
Когда же год тому назад я заговорил об этом вторично, она уже раздражен-
но предложила мне обратить внимание на родство наших душ и профессий и
там поискать ответы на мои идиотские вопросы.
- Мы с тобой оба - эквилибристы! - нервно сказала она. - Мы каждый
день рискуем жизнью и здоровьем только для того, чтобы понравиться пуб-
лике, которая платит нам за наше мастерство! Мы в одинаковой степени
торгуем собой, своим телом - и ты, и я. К нам каждый вечер приковано
восторженное внимание десятков и сотен наших покупателей, а мы остаемся
чудовищно одинокими... Неужели ты этого сам не понимаешь?!
Из окна я увидел, как к моему дому подкатил чистенький белый "мерсе-
дес", и из-за руля вылез Юлькин телохранитель Витя - амбал килограмм в
сто двадцать, бывший призер первенства Европы по боксу в тяжелом весе.
Он помог Юльке выйти из машины, взял у нее из рук большую сумку, ак-
куратно запер "мерседес" и пошел за Юлькой к парадной. Витя всегда про-
вожает Юльку до самых дверей моей квартиры.
В прихожей Юлька расцеловала меня в обе щеки:
- При всей тяжести недомогания ты прекрасно выглядишь! - сказала она,
взяла у Вити сумку и по-хозяйски пошла в кухню. - Я тут кое-какой жратвы
привезла, чтобы нам с тобой потом не дергаться.
- Да есть у меня все, напрасно ты... Привет, Витя!
- Здорово, Эдик!- Витя протянул мне ладонь величиной с саперную лопа-
ту.
- Проходи в комнату, выпьем по рюмке, - сказал я.
- Обойдется! - крикнула из кухни Юлька. - У него еще дел - невпрово-
рот.
Витя подмигнул мне и испуганно замахал руками - дескать, он и в кори-
доре постоит... И шепотом спросил меня:
- Ты не скоро за границу выступать поедешь?
- Не знаю. А что?
- Привез бы мне "цыплят" штук сто...
- Каких еще цыплят?!
- Девятимиллиметровых, - Витя расстегнул кожаную куртку и достал из
наплечной кобуры большой пистолет.
- Газовый? - спросил я.
- Что ты, Эдик! Кто же сейчас с газовыми ходит? - Витя вынул из пис-
толета обойму и выщелкнул мне в руку один патрон. - Вот такие. Возьми
себе один, как образец.
Но в это время из кухни выскочила Юлька, забрала у меня патрон, суну-
ла его Вите и резко сказала:
- Совсем сдурел?! Чтобы Эдика прихватили на таможне?
- Люди же возят... - пролепетал Витя.
- Мало ли кто что возит! В Москве не можешь достать?!
- Здесь дорого, - понурился Витя.
- Я тебе двадцать тысяч в месяц плачу. И еще надбавку за инфляцию,
куркуль несчастный! Куда ты деньги деваешь?!
- Ну чего вы так нервничаете, Юлия Александровна? Ну, нет - так нет.
Я же только спросил... - Витя заправил патрон в обойму, вставил ее в ру-
коять пистолета, а пистолет спрятал в кобуру. И куртку застегнул. - Мне
идти, Юлия Александровна?
- Заедешь в прачечную - получишь белье из стирки. Квитанции в машине,
в "бардачке". Потом поезжай на Беговую в комиссионку к Серафиме - забери
там для меня пакет. И найди ты, черт бы тебя побрал, наконец, водопро-
водчика! Четвертый день в ванной кран течет, а ты и ухом не ведешь. Я
говорю, говорю - как в стену!..
- Будет сделано, Юлия Александровна. Нет вопросов. За вами когда при-
ехать?
- Я позвоню. Иди.
- Слушаюсь, Юлия Александровна. - Витя несмело пожал мне руку и уже в
дверях сказал: - Я у Юлии Александровны - как Золушка...
- Иди, иди, Золушка! - Юлька вытолкнула Витю на лестничную площадку и
захлопнула за ним дверь.
...Ночью - голый, в липком поту, измочаленный и опустошенный - я ле-
жал на животе в скомканных простынях, уткнувшись носом в подушку, а
Юлька нежно целовала мою уродливую афганскую отметину под левой лопаткой
и тоскливо шептала:
- Не уезжай, Эдька... Не уезжай!..
Она была единственным человеком, кому я рассказывал все - и про себя,
и про Ташкент, и даже про того маленького узбекского дурачка с ракетни-
цей, ползущего по собственным окровавленным кишкам.
К четырем часам утра дико захотелось есть!
Я принял душ и уселся в халате за небольшой столик в своей крохотной
кухоньке, а Юлька шустрила у плиты - варила цветную капусту и жарила ко-
ротенькие белесые "нюрнбергские" сосиски, которые привезла с собой.
- Не уезжай, Эдик, - говорила она. - Глупо сейчас уезжать из самой
свободной и бесконтрольной страны в любую другую, где все давно регла-
ментировано и разграничено, и где жизнь подчинена такому количеству ус-
ловностей, что только от этого хочется повеситься... Не уезжай, Эдик. Не
делай глупостей!
- Не забудь потом капусту обвалять в сухарях, - сказал я ей. - Кажет-
ся, остался еще пакетик на верхней полке...
- Сегодня в России можно добиться чего угодно! Стоит только захотеть.
Сколько ты получаешь в своем цирке?
- В этом ли дело, Юлька?
- Сколько ты сейчас получаешь в своем засраном цирке? Я тебя спраши-
ваю!
- Ну, раз в двадцать меньше того, что ты платишь своему Вите, - расс-
меялся я.
Юлька пристально посмотрела мне в глаза и негромко спросила:
- А хочешь получать ровно в десять раз больше, чем Витя?
- Хочу, - сказал я. - Только захочет ли этого мой цирк?
- При чем здесь твой цирк?! Я буду тебе платить двести тысяч рублей в
месяц! Устраивает?
- Нет, - ответил я. - Ты же знаешь, что альфонсизм такого масштаба
мне не свойственен. Одно дело - "нюрнбергские" сосиски - так я их вроде
бы уже отработал, а двести тысяч... Нет, Юлька, на двести тысяч у меня
просто здоровья не хватит.
- Успокойся! Мне тоже не нужен такой дорогой кобель. Мне нужен парт-
нер, на которого я всегда смогу положиться. Мне нужен партнер и помощ-
ник, которому я буду верить, как самой себе, и до конца своих дней буду
знать, что он меня никогда не предаст!.. Кроме тебя - у меня нет другой
кандидатуры. Полить тебе капусту маслом?
- Только немного, а то у меня потом будет изжога. Ты что-нибудь
