требуется, и подает его мне.
- А печать? - спрашиваю.
Иван подводит меня к окну своего бюро, показывает на противоположную
сторону улицы и говорит:
- Эдик, вон там, в низочке, есть мастерская по изготовлению всяких
печатей, штампов, бланков, визиток... Сходи туда и закажи себе любую пе-
чать, какая тебе понравится. Хоть с гербом Советского Союза. Это недоро-
го. А у меня никаких печатей нет. Мне тут верят на слово.
Поэтому, когда через пару дней после прилета в Москву, в полуподвале
на Стромынке, в роскошно отделанном помещении бывшей дворницкой я, нако-
нец, нашел "офис" Женьки Овчаренко - главы какой-то околоцирковой конто-
ры, я не очень-то клюнул на все эти факсы-телексы и на девочек-референ-
тов, болтающих по разным телефонам на разных языках. Я Женьке просто
сказал:
- Жека, нет ли у тебя концов организовать мне гостевой вызов в Герма-
нию? Хотя бы на месячишко.
- И ты, Брут... - Женька нажал кнопку на телефоне, смахивающем на
пульт управления космическими полетами, и когда оттуда раздалось: "Слу-
шаю вас, Евгений Алексеевич!", сказал:
- Меня ни с кем не соединять. Я занят.
Из-под стола Женька достал бутылку семизвездочной "Метаксы" (я такой
в жизни не видел!) и две рюмки. Мы выпили. И тогда Женька сказал:
- Эдик, а почему ты хочешь именно правой ногой почесать левое ухо?
Зачем ты так усложняешь ситуацию? Для того чтобы смылиться из "совка"
сегодня существует масса других способов.
- Я хочу смылиться?! Перекрестись, Женька! Мало мы с тобой поездили,
мало у меня было возможностей остаться там, за бугром? Ты же знаешь - я
потенциальный возвращенец...
- Тогда зачем тебе гостевой вызов? Я могу воткнуть тебя в одну не-
большую группу - в Америку на шесть недель, я как раз комплектую прог-
рамму и ты можешь стать ее украшением. И обойдется тебе это гораздо де-
шевле, чем гостевой вызов. Я беру всего тридцать процентов от того, что
ты там заработаешь. А в Штатах, как тебе известно, существует цирк "Бар-
нума и Бейли", и ты сможешь там запросто определиться на дальнейшее...
И тут я подумал, что сегодняшнее наше смутное время - это время
Женьки Овчаренко. И таких, как Женька. Он всю жизнь был очень средним
жонглером и гениальным пронырой. Он не вылезал из зарубежных гастролей,
куда отбирали лучших из лучших и где по гамбургскому счету - Женьке
просто не было места. Поговаривали, что Женька слегка "постукивал" в
КГБ, но у нас этим занимался почти каждый, кто хотел ездить за границу,
не имея на это права.
- Хорошо, Жека, - сказал я. - Сейчас я тебе честно обрисую ситуацию.
Я вытащил все свои медицинские справки - от выписки из истории болез-
ни Военно-медицинской академии до липовой бумажки ташкентского доктора
Анатолия Рувимовича.
- Если я буду работать в программе - в Америке, в Германии или еще
где, у меня не будет свободной минутки. Сам знаешь - днем репетиция, ве-
чером - представление... Если же я поеду по гостевому вызову - я смогу
там хоть немного подлечиться. В Мюнхене, говорят, есть одна потрясающая
клиника. А у меня от прошлых поездок скопилось немного валютки, и я хо-
тел бы...
- Эдик, у меня просто нет времени слушать всю эту херовину, - прервал
меня Женька. - Хочешь темнить? Бога ради! Тебе так удобнее? Нет проблем.
Я же тебя ни о чем не спрашиваю. А все эти справки можешь свернуть с
трубочку и засунуть себе в жопу. Мне они - до фонаря. Итак?
Он подвинул к себе блокнот и стал деловито записывать:
- Значит, первое. Гостевой вызов в Мюнхен?
- Да. Хотя бы на месяц.
- На три. Можешь не успеть сориентироваться. Второе - паспорт. Третье
- билет на самолет. Сейчас с этой позицией такая заморочка, тебе самому
не осилить. Что еще?
- Да все, вроде...
- Нет, не все. - Женька открыл вделанный в стену небольшой сейф, вы-
нул оттуда тоненькую брошюрку и бросил ее на стол. - Это тебе от меня на
память. Бесплатно. Тут ты найдешь все, что тебе нужно.
Я проглядел брошюрку. Это была подробнейшая инструкция о том, как
просить в Германии политического убежища, куда нужно идти, что нужно го-
ворить, как нужно держаться, перечень возможных вопросов, примеры пра-
вильных ответов, адреса, телефоны и даже фамилии чиновников всех немец-
ких учреждений, занимающихся приемом беженцев в основных крупных городах
Германии. Включая и Мюнхен.
- Мне-то это зачем? - фальшиво спросил я, не находя в себе сил выпус-
тить эту брошюру из рук.
- Эдик! Ты - классный акробат, - сказал Женька и налил еще по рюмке.
- Сегодня - ты лучший эквилибрист в "совке". Но как драматический актер
- ты полное говно! И глядя в твои лживые глаза, я могу ответить тебе
только словами гения русской сцены Станиславского: "Не верю!".
Я молча пожал плечами и сунул инструкцию в карман куртки.
- Теперь о деле. - Женька жестко посмотрел на меня. - Как ты понима-
ешь, все стоит денег. Я завязан на очень солидных людей во всех этих
сферах...
Он потыкал пальцем в список необходимых для меня бумаг.
- Вызов - три тысячи, паспорт в ОВИРе - пятнадцать, консульская виза
без очереди - пять, за билет в одну сторону - четырнадцать плюс две с
половиной сверху. Инструкция, которая тебе так "не нужна", - полторы. Но
это тебе приз за решительность, конспиратор хуев. И торопись! Цены рас-
тут каждый день!
Я быстро прикинул общую сумму - получалось что-то около сорока тысяч.
У меня была заначка на черный день - тысяч двадцать, но я рассчитывал
еще кое-что продать...
Женька будто бы прочитал мои мысли:
- Есть другой эквивалент расчета: вызов - пятьдесят долларов, паспорт
- двести, виза - сто, билет - за рубли, сверху пятьдесят зеленых. Это
немного не соответствует курсу, но такие ставки, старик, и я ничего не
могу поделать. Если будешь распродавать свои видики-шмидики, "тачку" и
хату - могу устроить серьезных клиентов. Платят любой валютой в разумных
пределах. Двадцать пять процентов - мои. Но зато и я постараюсь выбить
из них побольше. Так что ты ничего не теряешь. О'кей?
- О'кей, - сказал я и выпил свою рюмку.
- Давно бы так, - рассмеялся Женька.
Он тоже поднял рюмку и только хотел выпить, как его невероятный теле-
фон щелкнул, и голос референта произнес:
- Евгений Алексеевич. Вашингтон на проводе. Мистер Саймонс.
- Все, Эдик! Чеши по холодку. Я тебе через пару дней позвоню.
Он отставил в сторону рюмку с коньяком и поднял телефонную трубку. И
вдруг, неожиданно для меня, бойко заговорил по-английски. Вот это да!
Кто бы мог подумать?!
Все-таки я жутко беспринципный тип!
Всю дорогу от Женькиного офиса до дома я говорил себе: какое счастье,
что у меня есть старый приятель Женя Овчаренко! Какое счастье, что он
может избавить меня от целого комплекса чудовищных предотъездных униже-
ний, с которыми сталкиваются тысячи наших несчастных эмигрантов, не име-
ющих такого Жени Овчаренко!
А приехав домой, я понял, что если бы мне пришлось перечислить пунк-
ты, по которым я хочу навсегда уехать из этой страны, то одним из таких
пунктов был бы - Женька Овчаренко. Конечно, нельзя чтобы государством
управляли кухарки, но нельзя это государство отдавать и Женьке Овчарен-
ко. Или ему подобным. Даже если кто-то из них бойко говорит по-английс-
ки.
И вот это отсутствие четкой позиции и твердых, принципиальных убежде-
ний во мне самом меня иногда очень и очень пугает...
На следующий день я захватил с собой маленькую узбекскую дыньку, ко-
торую привез из Ташкента, подъехал на Бородинскую в "валютник", купил за
одиннадцать долларов большую бутылку шведского "Абсолюта" и помчался в
район стадиона "Динамо" - в наши Центральные мастерские по изготовлению
цирковой аппаратуры и реквизита - к Павлу Петровичу. На Пал Петровича
нельзя жалеть денег - ни "деревянных", ни конвертируемых. Особенно, если
ты хочешь смылиться и рассчитываешь там работать по своей профессии.
Не потащишь же ты туда пьедестал, который в манеж выносили пятеро
униформистов. В нем только механических премудростей да электрических
моторов - килограмм на полтораста! Там мне нужно совершенно другое.
Поэтому я и бросился к Пал Петровичу. Пал Петрович - механик Божьей
милостью! Прозвище - "Кулибин", возраст - семьдесят, отличительная осо-
бенность - пол-литра водки ежедневно при совершенной ясности творческого
мышления и недельный запой один раз в три месяца с полным отключением от
реальной жизни.
- Не боись, Эдуард, - сказал мне Павел Петрович. - Я тебе сделаю та-
кой аппаратик, что все уссутся от зависти!
Он уже выпил стакан "Абсолюта" и теперь деликатно закусывал тоненько
нарезанными ломтиками дыни. Потом вытер заскорузлые пальцы ветошью и
стал набрасывать на клочке оберточной бумаги эскиз, сразу же проставляя
предполагаемые размеры.
- Вся эта хреновина будет вроде плоского чемодана... - комментировал
он. - Вот тута кнопку нажал - он раскрывается, и уже не чемодан, а сто-
лик с ножками. Тама же две трости с кубиками... Отработал на двух, вот
отсюда выдернул их, а вот сюда - в центральную дырку - одну вставил. Та-
ма будет вертушка с трещоткой и стопором. На этой трости - делаешь
копфштейн, стоишь одну руку, как хочешь выгибаешься. И все это с враще-
нием. Ты в какую сторону обычно вертишь? Я уж подзабыл малость...
- По часовой стрелке.
- Ага! Точно... Тады нет вопросов. Отработал номер, спрыгнул со сто-
ла, вот на эту штуковинку нажимаешь, и твой столик обратно превращается
в чемодан! Ну, как?
- Замечательно!
Я вспомнил, что в самолет по "бизнес-классу" принимают всего двадцать
килограмм багажа, и спросил:
- Он килограмм десять потянет?
- Ты что, Эдуард? Куды тебе такую тяжесть? Пять - пять с половиной -
не больше. Я тута в авиационном институте малость хагээс-тридцать дос-
тал, так неужто я для тебя пожалею?!
- Что это за "хагээс"?
- Сталь такая. Только на космос идет. Тоненькая, легонькая, трех сло-
нов выдержит. У тебя какой рабочий вес? Твой личный?
- Семьдесят три - семьдесят четыре.
- Вот и считай, что у тебя будет двадцатикратный запас прочности.
Хватит тебе?
- Хватит. Налить?
- Не, рано пока. Я еще в обед стакан шлепну и будя. Вот я говорю - с
таким портативным реквизитом можешь где хочешь работать - что в манеже,
что на сцене в Кремлевском дворце, что на любой эстрадной халтуре!
Я подумал о том, что если мне удастся продать квартиру, машину и все
остальное барахло за валюту, то после расчета с Женькой Овчаренко у меня
еще останутся кое-какие деньжата. И надо будет их как-нибудь вывозить за
пределы нашей великой и необъятной. И я спросил:
- А ножки будут трубчатые?
- Трубчатые. И неразборные, - Пал Петрович внимательно посмотрел на
меня поверх очков. - Но тебе я могу одну ножку сделать с хохмой. Запих-
нешь туда - чего хочешь. Наварю фальшивые головки от винтов, а стыки за-
полирую так, что никто сто лет не догадается! Сделать?
- Да мне, вроде, как-то ни к чему...
- Сделаю! Глядишь и пригодится, - Пал Петрович что-то пометил в эски-
зе. - Слыхал - Левка Гаврилиди в Канаде остался? Пацан один из подкидных
досок - в Египте. Я ему только-только ходули с амортизатором сотворил -
он на них с подкидной доски тройной сальтоморталь с пируэтом делал... И
на тебе! На хер ему там ходули?
- А тебе неохота уехать, а, Пал Петрович? - осторожно спросил я.
- Не, Эдик. Я там с голоду подохну.
- С твоими-то руками?!
- Хоть с руками, хоть без них. Я - человек пьющий. А тама этого не
уважают. Это у нас чем больше закладываешь, тем больше с тобой нянькают-
ся. А тама - извини-подвинься.
Словно в подтверждение сказанного Пал Петрович налил себе полстакана
"Абсолюта":
- Эх, Эдуард, нарушаю я с тобой свой регламент!
И выпил. Отрезал кусочек дыньки, понюхал его, но есть не стал. Отло-
жил в сторонку и спросил меня тихо:
