- Я пришлю тебе личное приглашение на открытие нашей дороги...
Ранним утром, когда весь Петербург еще спал, в двери особняка "Желез-
ной дороги" раздался громкий стук. Заблеяла Фрося.
Со второго этажа на лестницу выскочили заспанный Пиранделло в одних
портках, Герстнер в ночной рубашке, Родик в халате. С "девичьей полови-
ны" вылетела наспех одетая Маша.
Пиранделло открыл дверь, и в особняк ворвался загорелый, по-загранич-
ному ярко одетый Тихон Зайцев.
- Тихон!.. - закричала Маша и повисла у него на шее.
Со слезами на глазах Тихон облобызал каждого, даже Фросю, проговорил
дрожащим голосом:
- Я в "Кулон", а там говорят - выехали... Так соскучал...
- Мы из экономии здесь теперь живем, - пояснил Пиранделло.
- Счас... Счас... - забормотал Тихон и открыл небольшой саквояж. - Я
тут гостинцы... - протянул напульсники Пиранделло. - Это тебе, Федор...
Чтобы жилы не растягивал, когда будешь гирей упражняться. Это вам, Антон
Францыч... - протянул Герстнеру красивую курительную трубку. - А табак у
меня на таможне изъяли. Говорят - не положено. А это вам, Родион Иваныч.
- Зайцев достал из саквояжа дешевые карманные часы. - С боем! А это те-
бе, Манечка. - Тихон подал Маше шляпу с искусственными цветами. - Ну,
вроде все... Ох, пустая голова!.. Фросю-то забыл!.. - Достал из саквояжа
аккуратный ошейник с поводком, отдал его Пиранделло. - Примерь-ка ей.
Вроде бы в самый раз должно быть...
- Ну, Тихон!.. - потрясенно проговорил Родик, и все бросились радост-
но и благодарно тискать Зайцева.
- Стойте! Стойте!.. - закричал Зайцев. - Самое главное!.. Отвернись,
Манечка...
Маша отвернулась. Тихон стал лихорадочно расстегивать штаны.
- Ты что, Тишка, офонарел? - спросил Пиранделло.
- Да погоди ты!.. - Тихон вытащил из штанов увесистый пакет. - Тута
австрийской валюты на полтора миллиона русских рублей! Я там наши акции
того... Двинул. При помощи одного товарища.
- Так вы были в Австрии?! - воскликнул Герстнер.
- Нигде я не был!!! - в ужасе завопил Тихон. - Не имею полного права
ничего говорить!.. Государственная тайна!.. Все! Меня извозчик ждет! Ма-
нечка! Картошки навари! Жрать хочу, как семеро волков!..
И Тихон выскочил за дверь.
Потом он стоял перед столом Бенкендорфа, прижимал к груди легкомыс-
ленную шляпчонку и ел глазами начальство.
- Я доволен тобою, братец.
- Да я... Ваше сиясь... Верой и правдой на благо Отчизны...
- Верю, голубчик. Ну что ж, матерьял на Герстнера самый благоприятный
- у нас к нему претензий нет. Вот и наш венский агент подтверждает. Неп-
лохо, неплохо поработали. Благодарю вас обоих за службу.
Бенкендорф выдвинул ящик стола и стал выкладывать оттуда банкноты. По
мере того, как росла кипа денег, лицо Тихона вытягивалось от сладостного
ужаса перед щедростью награды.
- Здесь десять тысяч, - сказал Бенкендорф.
- Ваше сиясь!.. - Зайцев уже готовился упасть на колени.
- На эти деньги тайно купишь мне акции вашей железной дороги. Не
именные, а на предъявителя. И чтоб ни одна душа... Понял? А то на первой
осине вздерну!
Стараясь остаться незамеченным, граф Бутурлин крадучись вышел из
особняка "Царскосельской железной дороги" и юркнул в карету.
Пересчитал купленные акции и крикнул кучеру:
- На Крестовский! К князю Меншикову!..
В беседке на Крестовском острове Меншиков, Воронцов-Дашков, Потоцкий
и Татищев слушали нервный отчет Ивана Ивановича:
- ...Я не привык так работать, господа... Ни одна моя акция, выстро-
енная по всем логическим законам Запада, не может увенчаться успехом!..
Я ставлю взрывной механизм в карете на десять часов, а Герстнер с груп-
пой умудряются опоздать с выходом на пятнадцать минут! После чего мне
говорят, что это национальные особенности русского характера!.. Я полу-
чаю новейшее, секретнейшее оружие из Морского министерства, а оно оказы-
вается с кривым дулом!!! Это тоже национальная особенность?! Единствен-
ное, чего я сумел добиться, - статьи господина Булгарина. Так он, слава
Богу, на поверку оказался не очень-то русским...
В дверях показался молодой лакей Меншикова:
- Их сиятельство граф Бутурлин приехали-с...
Иван Иванович увидел молодого лакея, сделал ему пальчиками и незамет-
но послал воздушный поцелуй. Лакей томно прикрыл глаза и вышел.
Впорхнул граф Бутурлин:
- Я, кажется, слегка опоздал, господа? Прошу прощения...
Меншиков указал ему на кресло, задумчиво произнес:
- Может быть, поменять тактику? Задержать строительство, сорвать сро-
ки... Создать компромат. Придать ему политический характер, и тогда го-
сударь сам...
- А стоит ли? - глядя в сторону, уронил Бутурлин.
Воронцов-Дашков все понял и тоже проговорил небрежно:
- А может, действительно, пусть их строют?..
- Дудки! - взъярился Потоцкий. - Террор так террор!.. За что деньги
плачены?!
- Затронута моя профессиональная честь, - печально улыбнулся Иван
Иванович. - Но видит Бог - не по моей вине! Естественно, я еще попытаюсь
кое-что сделать. Может быть, даже используя ваши пресловутые нацио-
нальные особенности...
Когда Родик подкатил на линейке к строительной площадке, перед его
глазами открылась ужасающая, леденящая кровь картина: на насыпи, под на-
сыпью, в придорожном кустарнике на целую версту недвижимо лежали сотни
людей в крестьянской одежде и солдатских мундирах... Валялись десятки
лошадей, запряженных в неразгруженные телеги... Брошены были опрокинутые
тачки...
В ужасе Родик спрыгнул с линейки и кинулся в "бытовку" - карету без
колес. Первое, что он увидел, - неподвижно лежащую Фросю. И совершенно
пьяных Зайцева и Пиранделло!
- Родион Иваныч!.. - в тихом восторге прошептал Тихон.
- Родик... Мы и тебе взяли... - еле выговорил Федор.
- Где?! - яростно затряс Зайцева Родик.
- Рядом... Совсем рядом!.. - счастливо пробормотал Тихон. Родик рва-
нул крышку сундука, схватил два пистолета и выскочил из "бытовки". И
почти тут же увидел огромную очередь, тянущуюся к странной карете. По
периметру крышки кареты 6ыли укреплены четыре узких рекламных щита со
словами:
VОТКА БЕSПЛАТNО
Очередь увидела Родика, почтительно завопила:
- Наше почтение, Родион Иваныч!.. Премного благодарны, Родион Ива-
ныч!.. Мужики! Родион Иваныча пропустите без очереди!..
На запятках кареты был пристроен прилавочек, торчали два крана. Над
кранами окошечко, через которое было видно, как Иван Иванович, с привяз-
ной бородой и накладными усами, изнутри открывал краны, наливал каждому
столько, сколько тот хотел. Приветственные крики мужиков всполошили Ива-
на Ивановича. Он выглянул и увидел Родика с пистолетами.
- Назад!!! - страшным голосом закричал Родик, и очередь шарахнулась в
ужасе от кареты.
И тогда Родик выстрелил сразу из двух пистолетов по карете!
Пули прошили карету насквозь. Из дыр по обе стороны кареты сразу хлы-
нули четыре водочные струи. Толпа сокрушенно ахнула, бросилась было с
котелками, с кружками...
- Кому сказано - назад?!! - еще страшнее закричал Родик.
Толпа снова отхлынула от кареты, но тут прыгнул Иван Иванович с длин-
ной шпагой в руке. В мужестве ему было не отказать!
Родик вскинул пистолет. Курок сухо щелкнул - выстрела не последовало.
Иван Иванович улыбнулся и сказал:
- Мой дорогой, однозарядные пистолеты - архаика...
И сделал первый выпад шпагой. Родик увернулся, выхватил у кого-то из
мужиков грабли и бросился в бой.
Иван Иванович легко взмахнул шпагой и, как бритвой, срезал добрую по-
ловину грабель Родика. С остатком Родик снова кинулся в атаку, но после-
довал еще один элегантный взмах, и в руках Родика остался обрезок не бо-
лее двух вершков. Тем более что Родик уже был прижат спиной к карете. И
тогда Иван Иванович, мило улыбаясь, сделал последний смертельный вы-
пад...
Родик молниеносно сдвинулся в сторону, и страшная шпага вонзилась в
карету. Иван Иванович попробовал ее выдернуть, но...
- Да чего ты смотришь на него, Родион Иваныч?!.. - закричали из тол-
пы. - Да дай ты ему леща!.. А то спаивают нас тут всякие!.. Знают, суки,
нашу слабинку!..
Родик размахнулся и влепил Ивану Ивановичу такую затрещину, что тот
несколько раз перекувырнулся и сел на землю. Борода съехала набок, усы
отклеились. Он их снял и безутешно заплакал...
Ночью в пустынной зале первого этажа особняка "Царскосельской желез-
ной дороги" заседал "трибунал".
"Председатель" - Маша, "заседатели" - Герстнер и Родик. Они сидели за
столом, а за их спинами, словно Немезида, возвышалась уродливая фигура
каменной бабы со штангой Пиранделло.
На "скамье подсудимых" - сильно помятые после пьянки Тихон и Федор. В
ногах у них лежала виноватая Фрося.
- Завершение строительства насыпи задержалось на два дня! - возмущен-
но сказал Герстнер и заглянул в свои записи. - Производительность работ
упала на девяносто семь с половиной процентов!..
Родик глянул в свою бумажку, прочитал:
- "Для восстановления резко пошатнувшегося здоровья трудящихся компа-
ния была вынуждена потратить триста восемьдесят семь рублей пятьдесят
шесть копеек". Это надо же такое! На опохмелку - почти четыре сотни вы-
ложить...
- И это как раз в тот момент, когда у нас каждая копеечка на счету, -
сурово проговорила Маша. - А если Бог сподобит и нам с Антоном Францеви-
чем и Родионом Ивановичем придется уехать на закупки в заморские края?
Как же на вас дело-то оставлять, господа хорошие?!
- Бес попутал... - шмыгнул носом Тихон.
- Да чтоб еще когда-нибудь... - всхлипнул Федор.
Фрося посмотрела на "трибунал" и тоже жалобно заблеяла...
В Петергофе, на балконе Английского коттеджа, Николай утверждал про-
екты воксалов, представляемые ему Бенкендорфом.
Через приоткрытые двери в холостяцкую спальню императора была видна
полуодетая молоденькая фрейлина, лежащая на кровати.
- Это еще что за республиканец?! - возмутился Николай и ткнул пальцем
в проект.
- Это, ваше величество, сравнительная фигурка для масштаба воксала...
- В жилете?! Панталонах?!.. Боливаре?.. Гадость! Впредь для масштабов
изображать солдат с полной выкладкой! Что еще?
- Для закупки паровых машин в Англии и колясок в Бельгии господин
Герстнер испрашивает разрешения на выезд с ним переводчицы Марии Богояв-
ленской и сокомпаньона - отставного корнета Кирюхина Родиона Ивановича.
Царь оглянулся на спальню, понизил голос:
- Кстати, что это за девица такая?
- В противоправных действиях не замечена. Родителей не существует.
Находится под наблюдением Академии наук...
- Не возражаю, - громко сказал царь и прошептал: - Но потом...
- Вас понял, ваше величество. А как с Кирюхиным? Он у нас проходил по
делу четырнадцатого декабря двадцать пятого года. С тех пор - невыезд-
ной.
В спальне фрейлина включила музыкальную шкатулку. Раздалась знакомая
музыка, зовущая к любовным утехам.
Император встал, торопливо подмахнул проект и сказал:
- Ну, Александр Христофорович! Ну, сейчас уже не то время... Ну, бог
с ним, с этим Кирюхиным, - пусть едет!..
Лондон был хрестоматийно затянут туманом.
На пристани стояли несколько джентльменов.
- Гостиницу забронивали? - спросил один.
- Так точно, мистер Стефенсон, - ответил другой.
- Не вздумайте показывать этим варварам наши последние модели.
- Так точно, мистер Стефенсон, - сказал третий.
- Презенты?
- Готовы, сэр, - поклонился четвертый.
- Внимание! - сказал мистер Стефенсон.
...Когда барка с нашими путешественниками причалила к пристани и
Герстнер в дорожном костюме, Родик в строгом сюртуке, а Маша в шляпке с
искусственными цветами сошли на берег, Стефенсон радушно улыбнулся:
- Дорогие коллеги! Я счастлив приветствовать вас на туманной земле
Альбиона. Как поживаете?
Маша синхронно перевела фразу Стефенсона. Герстнер снял кепи:
- Мистер Стефенсон! Джентльмены! Мы прибыли к вам, чтобы совершить
