колько легче работать было бы!..
Родик сказал:
- Протянуть такую проволочку... на одном конце коробочка, на другом -
трубочка. В коробочку говоришь, в трубочку слушаешь...
- Нет, - возразил снизу Пиранделло. - Проловочку всегда заметно. Каж-
дый дурак подойдет и оборвет. И все.
- Правильно! Уж если мечтать - так ни в чем себе не отказывать! -
сказал Родик. - Никакой проволочки! Все исключительно через атмосферу,
по воздуху... Я в Москве говорю: "Маша!" А Маша мне из Петербурга: "Слу-
шаю!"...
- Ох, чует мое сердце, неладно там... - тревожно произнесла Маша и
показала на окна Сената.
И снова коридоры Сената. Снова табличка: "Комиссия по устройству же-
лезных дорог".
В зале, тоже смахивающем на зал суда, чуть поодаль от трибуны страдал
Отто Франц фон Герстнер, а с трибуны вещал граф Татищев:
- Климатические условия нашей страны послужат сильным препятствием к
этому разорительному для населения России нововведению! И потому уст-
ройство железных дорог считаю на несколько веков преждевременным!..
Чиновник пробрался к Татищеву, положил перед ним бумагу:
- Письмо графа Бобринского и инженера Мельникова в защиту проекта
Герстнера...
- Отнесите это в "Особый комитет по рассмотрению заявления Герстне-
ра", - обозлился граф. - Пусть там и решают!..
А на набережной томительное ожидание короталось болтовней:
- Надо было и мне туда, с Антоном Францевичем! Представился бы
кем-нибудь пофигуристее, наврал бы с три короба, и пропустили бы как ми-
ленького, - вздохнул Родик.
- Что же вы, Родион Иванович, думаете, что тама наших людей нет? -
усмехнулся Тихон. - У нас, в Третьем жандармском, вас все знают как об-
лупленного.
- Это еще откуда?
- Из донесений моих.
- А про меня знают? - крикнул снизу Пиранделло.
- Неужто нет.
- И чо?
- А ничо. Смеются с тебя.
- И про меня, Тихон? - улыбнулась Маша.
- Про тебя, Манечка, даже в Академию наук запрос посылали. Ты для их
- явление!
- Так уж и в академию... - усомнился Пиранделло.
- Ну ничего, окромя гирь и козы! - рассердился Тихон. - Да на нашу
тайную службу такие люди работают!.. И ученые, и литераторы, и торговый
народ, и даже несколько графьев!.. И все без денег - исключительно из
соображений ума и патриотизьма!..
Чиновник приоткрыл дверь с табличкой: "Особый комитет по рассмотрению
заявления Герстнера" и прошмыгнул к светлейшему:
- Ваша светлость... От графа Бобринского и инженера Мельникова в за-
щиту железных дорог Герстнера...
- Спасибо, братец. Иди с Богом. - Меншиков неторопливо стал разрывать
документ на мелкие кусочки.
Эта зала больше всего напоминала судилище.
- Продолжайте, граф, - махнул рукой светлейший.
Потоцкий воздел руки к небу и со страстью провинциального трагика
закричал с трибуны:
- Железные дороги помешают коровам пастись, а курам нести яйца!.. От-
равленный паровозом воздух будет убивать пролетаюших над ним птиц...
Сохранение фазанов и лисиц станет более невозможным! Дома по краям доро-
ги погорят, лошади потеряют всякое значение! Сей способ передвижения вы-
зовет у путешественников появление болезни мозга... Эту же болезнь полу-
чат и зрители, взирающие на такое передвижение со стороны!.. И вообще,
путешествие будет страшно опасным, так как в случае разрыва паровоза
вместе с ним будут разорваны и путешественники!..
Тут Герстнер поднялся и стал снимать развешанные чертежи, диаграммы,
эскизы. Когда он сворачивал их в трубку, руки у него тряслись. Но он
спокойно пересек зал, открыл дверь и, обернувшись к светлейшему, сказал
всего лишь одну фразу:
- А все-таки она вертится...
И так захлопнул за собой дверь, что мелко изорванные клочки письма в
защиту его железных дорог, подхваченные порывом сквозняка, поднялись в
воздух словно стая снежинок...
Так же спокойно Герстнер пересек набережную и с окаменевшим лицом
стал раздавать свои личные вещи: Родику - брегет, Маше - медальон, Тихо-
ну - тощий бумажник...
Скользнув по их лицам отсутствующим взглядом, Герстнер влез на пара-
пет, прижал к груди проект и рулон чертежей, вздохнул и сказал хрипло:
- Прощайте. Мне незачем больше жить.
И бросился в темные воды Невы.
- Федя!!! - резко крикнула Маша.
Доивший козу Федор снизу увидел летящего над собой Отто Франца фон
Герстнера и мгновенно поймал его в свои могучие объятия, не дав ему дос-
тигнуть губительных невских вод.
Наверное, Герстнер истратил слишком много душевных сил, чтобы умереть
достойно, и теперь, будучи лишенным возможности отойти в мир иной, ры-
дал, кричал и бился в истерике:
- Не хочу жить... Не хочу! Варвары!.. Варвары!..
Пиранделло прижимал его к широкой груди, шептал по-бабьи:
- Ну, будя... Ну, уймись, Антон Францыч... Будя...
- Антон Францевич! Миленький, родненький!.. - причитала Маша. - Жизни
себя решить - грех-то какой!.. Все будет хорошо! Вот увидите.
- Манечка знает, что говорит... - лепетал испуганный Тихон.
- Успокойтесь, Антон Францевич! - кричал Родик. - Немедленно успокой-
тесь!..
- Хорошо, - вдруг сказал Герстнер, лежа в руках Пиранделло. - Я оста-
нусь жить. Но пусть погибнет мой проект. Он никому не нужен.
Герстнер дрыгнул ногами и швырнул в воду чертежи и проект.
- Пиранделло! Держи Антона!!! - завопил Родик.
Одновременно в воздух взвились четыре тела, одновременно в воду шлеп-
нулись Родик, Маша, Тихон и коза Фрося...
В апартаментах Герстнера на протянутых веревках сушилась мокрая одеж-
да спасателей, чертежи, эскизы.
Завернувшись в скатерть, как в тунику, Маша проглаживала утюгом
чью-то мокрую рубаху.
У жарко натопленной печи сушилась обувь, грелся голый Тихон в одной
набедренной повязке. Его кремневый пистолет пеньковыми веревками был
приторочен под левой подмышкой точно так же, как через полтораста лет
станут носить оружие тайные агенты всего мира...
Коза Фрося, укутанная в армяк Пиранделло, лежала на узкой софе,
что-то жевала, трясла мокрой бородой...
Босоногий Родик в халате на голое тело нервно расхаживал:
- Стыдно, Антон Францевич, и недостойно интеллигентного человека!..
Сегодня ваша жизнь и ваш проект уже принадлежат...
- Российской империи, - вставил дрожащий Зайцев.
- А ты вообще молчи! Не умеешь плавать - нечего в воду прыгать! - ра-
зозлился Родик.
- Все прыгнули - и я прыгнул, - виновато пробормотал Тихон.
- Вы талантливый инженер, Антон Францевич!..
- Очень плохо в России жить инженеру, - простонал Герстнер.
- Эх, Антон Францыч, - вздохнул Пиранделло. - А кому на Руси жить хо-
рошо?
- Как ты сказал, Пиранделло? - удивился Родик.
- А чего я такого сказал?!.. Чуть что - сразу Пиранделло!..
- Я здесь совсем недавно, а уже заметил, что существование в России
окружено такими стеснениями... - слабым голосом проговорил Герстнер.
- Что каждый лелеет тайную мечту уехать отсюда куда глаза глядят, -
подхватил Родик. - И заметьте, Антон Францевич, дело вовсе не в полити-
ческой свободе. а просто в личной независимости, в возможности свободно-
го передвижения, в обычном выражении естественных человеческих чувств...
Зайцев в панике заткнул уши, закричал тоненько:
- Я этого не слышал, господа! Вы этого не говорили!..
- Ой, да не верещи ты, инакомыслящий! - поморщился Родик. - Будто на
облаке живешь...
Маша поплевала на утюг:
- Родион Иваныч! Тихон!.. Золотце вы мое! Чем друг с дружкой соба-
читься - подумали бы, что дальше делать.
Тихон неуверенно почесал в затылке:
- Есть, конечно, один человек. Он и по нашему департаменту проходит,
и с Алексан Христофорычем на короткой ноге. Он слово скажет - на всю
Россию слышно. Но... Очень любит это самое... Тут не грех и сбро-
ситься...
Тихон подошел к столу, развязал нагрудный кожаный мешочек и вынул от-
туда несколько смятых ассигнаций.
Герстнер пораженно приподнялся на постели. Тихон сказал:
- Вот. Все, что есть.
- Откуда это у тебя? - насторженно спросил Пиранделло.
- Премия, - с милой гордостью ответил Тихон.
- За что?! - вскричал Родик.
- За вас, - скромно улыбнулся тайный агент.
Герстнер потерял сознание и упал на подушки.
Следующим утром Родион Иванович вел под руку редактора и издателя
"Северной пчелы" Фаддея Венедиктовича Булгарина.
- Ах, Фаддей Венедиктович! Вы же не только светоч российской словес-
ности, но и рупор передовой общественной мысли...
- Вы мне льстите... Однако чем могу служить?
- Вы, конечно, наслышаны о проекте Герстнера?
- В общих чертах, - осторожно сказал Булгарин.
Родик достал из кармана конверт, протянул его Булгарину:
- Вот здесь письмо, объясняющее выгоды устроения железных дорог. Мы
льстим себя надеждой, что если к этому наброску вы приложите хоть части-
цу своего тонкого ума и высокого таланта - эта штука станет посильнее,
чем "Фауст" Гете!
- Вы, уважаемый Родион Иванович, не очень ясно представляете себе все
тонкости издательского дела...
И тут Родик вложил в руку Феддея Венедиктовича пачечку денег:
- На нужды отечественной литературы, дорогой Фаддей Венедиктович. -
Родик смотрел на Булгарина ясными, безгрешными глазами.
Они остановились у входа в редакцию "Северной пчелы".
- Надеюсь, завтра вы сможете уже прочесть статью, любезный Родион
Иванович, - поклонился Булгарин и вошел в подъезд редакции.
Оставшись один, Родик в восторге от самого себя вдруг по-мальчишески
подпрыгнул, сотворил в воздухе этакое коленце и умчался.
Войдя в свой кабинет, Булгарин увидел следующую картину: в кресле для
посетителей, не по-русски раскованно, сидел чрезвычайно симпатичный, ху-
денький и элегантный человечек с длинными вьющимися волосиками и ан-
гельским лицом с большими голубыми глазами. Это был Иван Иванович.
В левой руке Иван Иванович держал дамскую дымящуюся пахитоску, а в
правой - длинную сверкающую шпагу. Острие клинка упиралось в горло ог-
ромного швейцара Семена, пригвожденного к стене. Руки Семен держал на
затылке.
- Что?.. Что такое?!.. - ошеломленно спросил Булгарин.
- Ну, что же ты, Семен? - очаровательно улыбнулся Иван Иванович. -
Докладывай, шалун. Докладывай...
- К вам пришли, Фаддей Венедиктович... - сдавленно произнес Семен,
боясь шелохнуться.
- Кто пришел? - игриво спросил Иван Иванович и пощекотал горло Семена
клинком шпаги. - Проказник!..
- Господин Иванов... - в ужасе прохрипел Семен.
- Умница, - похвалил его Иван Иванович. - А теперь ступай на место, и
пока я не выйду отсюда, к Фаддею Венедиктовичу никого не впускай. И убе-
гать не вздумай - зарежу, как кролика.
Он убрал шпагу от горла Семена и сообщил ему начальную скорость лег-
ким уколом в зад. Семен пулей вылетел за дверь.
Иван Иванович положил на стол толстую пачку ассигнаций и вежливо ука-
зал клинком шпаги на редакторское кресло:
- Присаживайтесь, Фаддей Венедиктович. Садитесь, садитесь. У меня тут
возникло к вам одно маленькое, ну буквально крохотное дельце...
В пригостиничном трактире Герстнер потрясал свежим номером "Северной
пчелы" и кричал:
- Я его на дуэль вызову!..
- Нет! Это я его вызову на дуэль... - Родик вырвал газету у Герстне-
ра. - "Светоч российской словесности..." Мать его за ногу! Извини, Ма-
шенька...
- Как же это он?.. - Пиранделло смял оловянную кружку в комок.
- "Как, как"! Взял деньги, чтобы написать статью за железные дороги,
а написал против! - Родик бросил газету под стол.
- Не ожидал я от Фаддея Венедиктовича, - вздохнул Зайцев. - С ним сам
Алесандр Христофорович на короткой ноге...
- Я б им обоим ноги из задницы выдернул... Извини, Манечка, - сказал
Пиранделло.
- Федор! - вскричал Зайцев. - Я этого не слышал! Наш Александр Хрис-
тофорыч...
- Ваш Александр Христофорович еще две недели тому назад обещал устро-
