вайся! Я сейчас возглавляю коммерческое предприятие мирового уровня. И
на за какие прынцыпы не держусь. Мне - абы гроши и харч хороший, как го-
ворят в народе. А гроши за этого Котяру плотют, как за прынца! И ежели
ты его хоть словом обидишь, или еще как, я из тебя душу выну и без пор-
ток выкину. Понял? А на твое место любого генерала-отставника возьму, и
он за те бабки, которые я тебе сейчас плачу, - будет мне служить, как
Иосифу Виссарионовичу Сталину!
И тут мы подъехали к роскошной гостинице.
То, что гостиница была роскошной, я это сразу просек по тем автомоби-
лям, которые толпились у входа в этот русский рай богатого туризма и
очень крупных деловых контрактов. Мне еще Водила на корабле рассказывал
про такие гостиницы у нас в Питере. А я все никак не мог поверить, что в
одном и том же городе, где есть наш с Шурой дом и мой пустырь перед ним,
существуют такие гостиницы.
Причем автомобили были не хуже грюнвальдских! А уж Грюнвальд был
пастбищем, на котором паслись самые дорогие автомобили Мюнхена - самого
богатого города в Германии...
Пилипенко не доверил Ваське нести сумку со мной, телефоном и докумен-
тами. Нес сам. И принес меня черт знает куда!
Розово-голубые салоны с высокими потолками, с кондиционерами, как у
нас в грюнвальдском доме Фридриха, с поилками на подставочках - чтобы не
дай Бог, Кошечке или Собачке не пришлось бы низко наклоняться над чашеч-
кой! Это может привести к искривлению шейных позвоночничков, как ког-
да-то мне объясняла Дженни...
Повсюду розовые и голубые подушечки, на коврах валяются искусственные
косточки, игрушек - не счесть! Специальные деревца, по которым можно ла-
зить, а внизу - мягкое утолщение. Чтобы драть когтями, если так уж прис-
пичит...
Вокруг этих Кошечек и Собачек так и вьются очень интеллигентного вида
Люди в шелковых голубых и розовых халатах. Кто по-французски говорит,
кто по-английски, кто по-испански... Чтобы каждый Клиент в пансионе имел
бы тот язык, к которому он привык у себя на родине. Да и с Хозяевами
Клиентов так общаться легче.
Отвели мне небольшую комнатку - голубую. В одной плошке - кристально
чистая водичка, в другой - некиснущее свежее молочко. На всякий случай.
Потому что столовая для нас, Котов, - в другом месте. Ну, и конечно,
постель - потрясающая! Пушисто-мягкое корытце с уймой подстилочек и кро-
хотных подушечек.
Ничего нашего российского! Все заграничное. Я даже кучу всяких немец-
ких примочек узнал, которые видел в том Мюнхенском Кошачье-Собачьем ма-
газине в Нойе-Перлахе, где мне покупали поводок, а для Дженни меховое
пальтецо с капюшоном.
И по этим салонам тоскливо и важно шатались наманикюренные и неверо-
ятно причесанные Кошки, прилизанные и спесивые Коты - вперемежку с рас-
терянно-истеричными Собачками, постриженными так, будто они секунду тому
назад вернулись из циркового манежа.
Мы как-то с Фридрихом смотрели по "Цвайте Дойче Ферензее" - это такая
немецкая телевизионная программа - цирковое представление из Женевы, и
там выступали так постриженные Собачки. Мы с Фридрихом, глядя на них,
чуть не обхохотались! Так это выглядело нелепо и претенциозно...
Однако скажу без ложной скромности - когда Пилипенко выпустил меня в
этом великосветском салоне из сумки, и я появился в своей Рождественской
красно-золотой жилетке, - все окружающие меня Коты, Кошки и Собачки за-
мерли и уставились на меня, как на седьмое чудо света. В воздухе густо
запахло нескрываемой завистью. Да здравствует моя подруга Таня Кох -
очень-очень русская немка!
Меня оформили, сличили копии документов, которые были у меня с собой,
с теми, что уже имелись у Пилипенко, прочитали внимательно мое любимое
меню, тут же изготовили мне "татарский бифштекс" из свежайшей телятины,
и пока я пожирал его прямо в кабинете Пилипенко, все остальные служащие,
оказавшиеся действительно интеллигентными и высокообразованными Людьми
(не дурак был Пилипенко - сумел подобрать кадры!), изучали инструкцию
пользования моим телефоном для связи с личным переводчиком "герра Марты-
на-Кыси фон Тифенбаха" в Мюнхене - фрау Кох.
Пожрав, я решил тут больше не задерживаться и немедленно отправиться
домой - к Шуре. А вдруг у него просто испорчен телефон и нет денег его
починить? Или у него отключили телефон за неуплату абонентных сумм? У
нас уже такое бывало!.. И наверняка Шура сидит сейчас в тоске и одино-
честве при мертвом телефоне дома, за своей старенькой пишущей машинкой,
в которую уже месяц как вставлен чистый лист бумаги...
Я растолкал столпившихся у моего телефона, вскочил на стол Пилипенко
и сам нажал "Мюнхенскую" кнопку. Все ахнули!
Послышался стрекот набора номера, два длинных гудка, и сразу же - го-
лос Тани:
- Доктор Кох.
- Это я, - сказал я ей мысленно, по-Шелдрейсовски.
- Кыся! Миленький!.. А мы уж тут волнуемся... Ну, как ты там? Тебе не
холодно?
- Нет. Таня, пожалуйста, скажи этим обалдуям, чтобы они дали мне ма-
шину и отвезли на проспект Науки, к шашлычной.
- Как?! Они тебя там даже не покормили? - возмутилась Таня.
- Нет-нет... С этим все в порядке. Просто там, у шашлычной, находится
мой дом с Шурой Плоткиным.
- Понятно. Передай трубку главному. Я все скажу. И не забывай, что
между Мюнхеном и Петербургом - два часа разницы.
- А что это такое?
- Ладно. Я тебе потом объясню. Давай их шефа!
Я пододвинул лапой телефон к обалдевшему Пилипенко и УСЛЫШАЛ, как Та-
ня пересказала ему мою просьбу.
- Бу-сделано! Бу-сделано!.. Сей минут!.. - только и отвечал Пилипен-
ко. - И водитель наш будет ждать герра Кысю сколько нужно. И телефончик
я ему ваш передам для связи... Не беспокойтесь, водитель у нас - человек
проверенный! Он же осуществляет безопасность Клиента, хе-хе, так ска-
зать. Все будет в ажуре... Передаю трубочку!
Пилипенко мизинчиком развернул ко мне телефонную трубку и сладко вы-
молвил:
- Вас...
Я приложил свое рваное ухо к трубке.
- Кыся, - сказала мне Таня. - Телефон возьми с собой. Связь - через
твоего водителя.
- Я слышал, - сказал я.
- Тебя тут все целуют!..
- Я всех тоже, - сказал я и сам отключил телефон.
На большом настольном аппарате со всякими примочками Пилипенко нажал
кнопку и проговорил в микрофон грозным голосом:
- Водителя черной "Волги" - ко мне, сей минут! И точно! - сей минут
открылась дверь пилипенковского кабинета и в знакомом запахе пота, ору-
жия и "послевчерашнего" перегара, вошел тот же самый милиционер из Госу-
дарственной автомобильной инспекции, который в прошлом году осенью оста-
новил засранный Пилипенковский фургончик, набитый нами - приговоренными
к смерти, - и слупил с Пилипенко десять долларов, да еще и обозвал их с
Васькой по-всякому!
Ох, умная сволочь - этот Пилипенко! Все его пророчества сбываются -
настало время, наконец, и для Пилипенков! Еще год-два, он и в Президенты
баллотироваться будет...
Милиционер вошел в гражданском, но встал по стойке "смирно", приложил
руку к форменной милицейской шапке-ушанке, только без кокарды, и знако-
мым хриплым голосом доложил:
- Слушаю, Иван Афанасьевич!
- Вот, Митя, твой Клиент из ФыыРГе, с самого Мюнхену. Вот евонный те-
лефон. Глянь сюда: эту кнопочку натиснешь - сразу с Мюнхеном соединяет,
с ихней переводчицей. Она тебе будет говорить - куда ехать, чего Клиент
хочет. Мы с тобой это уже вчера прорабатывали. Понял?
- Так точно!
- За каждый ихний волосок, - Пилипенко снова мизинчиком показал на
меня, - головой отвечаешь! Надо будет применять оружие - применяй. Отма-
жу по всем статьям. Ты меня знаешь.
- Так точно!
- Вот ихняя сумка, ихний телефон. Ложи телефон в сумку, Клиента - ту-
да же, и счас поезжай на Гражданку, на проспект Науки к шашлычной. Там
Клиент сам сориентируется. И глаз с него не спускай, Митя! И слова вся-
кие употреблять не вздумай! И только на "Вы"!
- Так точно, Иван Афанасьевич!
- Выполняй!
Милиционер Митя положил мой телефон в сумку и хотел было взять меня
на руки, но я сам впрыгнул в сумку и уселся там.
- Во бля, какая животная умная! - не удержался Митя.
- Я тебе что про разные слова говорил?! - заорал на него Пилипенко. -
Извинись немедленно!
- Извиняюсь, - буркнул Митя, взял сумку и вышел вместе со мной из ка-
бинета Пилипенко.
Черная "Волга" блистала чистотой и благоухала Митиными запахами.
Мы ехали по зимнему Ленингра... Тьфу, черт! Мы ехали по зимнему
Санкт-Петербургу и внутри меня от волнения все дребезжало, и я был в та-
ком нервном напряжении, что временами, когда мы останавливались под
красным светофором, мне казалось, что я сейчас выпрыгну из машины и пом-
чусь на всех своих четырех лапах вперед, чтобы как можно быстрее доб-
раться до нашего с Шурой дома!..
Наверное, мое состоянии как-то передалось милиционеру Мите, потому
что он, с величайшим трудом удерживаясь от матюгов, вдруг сказал мне
вслух:
- Ну, прямо ..... не знаю, что ..... сегодня со мной?! ...... Может,
вчера ..... перебрал? А может, ..... наоборот?
И тут я неожиданно понял, что если я своим нервным состоянием смог
так вздрючить этого, казалось бы, толстокожего Митю, значит... Значит,
мы с ним случайно настроились на ОДНУ ВОЛНУ! Вот так номер! А это зна-
чит, что...
А-а-а... Чем черт не шутит! И под очередным светофором, чтобы с Митей
ничего не случилось во время движения, я пустил первый "пробный шар": я
вылез из сумки, сел на спинку переднего пассажирского сиденья, точно так
же, как я обычно сидел в нашей громадной "Вольво" - у правого уха Води-
лы, и осторожно сказал Мите по-Шелдрейсовски:
- Митя...
Митя удивленно оглянулся назад, никого не увидел, и стал осматривать
все машины, стоявшие рядом под светофором. Искал - кто это его позвал?..
- Митя, - повторил я. - Не пугайся. Это я с тобой разговариваю - Кот
из Мюнхена.
- Да, ты чо-о-о-о?!! - в ужасе завопил Митя.
- Точно, - мягко произнес я.
- Ох, бля-а-а... - Митя открыл рот и снял руки с рулевого колеса.
Над нами уже давно горел зеленый свет, всю Петроградскую сторону раз-
рывал возмущенный хор автомобильных сигналов за нашей спиной, а Митя все
никак не мог сдвинуться с места, пока я не сказал ему:
- Поезжай, Митя. Потом где-нибудь остановимся - я тебе все объясню.
Остановились мы только у Торжковского рынка. Митя выключил двигатель,
повернулся ко мне и спросил меня вслух:
- А это у меня не с пережору?
- Нет, - сказал я.
- А то мне последнюю неделю, понимаешь, каждый вечер приходилось ква-
сить... Вполне может крыша поехать!
- Нет-нет, - заверил я его. - Просто я умею Мысленно разговаривать.
Только Пилипенко об этом не говори.
- Да вы что?! Этому козлу?!! Да ни в жисть, блядь буду! Извиняюсь.
- Можешь не извиняться. Говори, как хочешь. И называй меня на "ты". -
Я подумал, что для Мити проще будет не "Мартын", а "Кыся", и добавил: -
Меня, например, зовут Кыся...
- А я - Митя.
- Я знаю. А теперь, Митя, гони на проспект Науки к шашлычной! Там я
тебе дом покажу. Перед домом огромный пустырь...
Не было никакого пустыря перед нашим домом! Сотни полторы самодельных
лавок и магазинчиков заполнили мой любимый пустырь, а между ними еще
стояли Люди и с рук продавали всякую всячину - от сигарет "Мальборо" и
детских колготок до меховых шуб и автомобильных колес, включая глыбы мо-
роженой трески... Я и так был на нервном пределе, а тут чуть было не
заплакал!
- Вот мой дом... - тихо сказал я Мите и показал наши окна на восьмом
этаже.
- Тебя проводить? - спросил меня Митя. Он понял мое состояние и не
задал ни одного бестактного вопроса. Он мне еще тогда, в прошлом году,
понравился.
- Нет, не нужно, - сказал я ему. - Ты только сними с меня эту жилет-
ку. А то еще Шура не узнает меня. Да, и неловко как-то...
- Напрасно. Она очень тебе идет, - Митя с сожалением помог мне снять
