уловил фальши в моей насквозь лживой фразе.
- А почему бы и нет? Я хорошо представляю ту нагрузку, которая не-
вольно ляжет на твои плечи. Тебе, наверняка, придется мне многое объяс-
нять. То, о чем я могу постесняться спросить переводчика. Или буду заве-
домо знать, что он мне солжет. И ничего удивительного, если ты вдруг за-
хочешь от меня отдохнуть...
- Ох, Фридрих... Мы рано начали говорить об этом.
Мне хотелось как можно скорее прекратить этот разговор. Ибо меня уже
самого тошнило и от собственной фальши, и от того, что в Петербурге я
собираюсь его предать.
Если мы туда, конечно, попадем! Если в ночь с двадцать четвертого на
двадцать пятое декабря мы с Фридрихом не взлетим на воздух. Лишь бы день
рождения Иисуса Христа (это мне все объяснили Баська с фрау Розенмайер)
не совпал бы с днем нашей смерти. Моей и Фридриха. Потому что в эту ночь
я не собираюсь отходить от него ни на шаг.
На полицию у меня уже никаких надежд не было. После посещения нашего
дома теми псевдотехниками "Телекома" я больше никаких активных проявле-
ний их деятельности не видел и не замечал...
Разве что на наших с Фридрихом прогулках по лесу или по окраинам
Грюнвальда нам то и дело стали попадаться на пути два молодых паренька
на велосипедах. Это в такой-то холод!.. И однажды, когда они останови-
лись около нас, и один давал прикуривать другому, мне показалось, что от
них попахивало оружием. А может быть и просто велосипедами. Металл и
смазка... Тут перепутать - раз плюнуть!
А еще у нас герр Лемке, с разрешения Фридриха, на пару недель нанял
себе помощника - для работы в парнике и оранжерее. Чтобы приготовить нам
какой-то сюрприз к Рождеству. Помощник оказался вполне покладистым и со-
лидным дядечкой, на которого Франц Мозер поначалу очень косился, а потом
попривык, и даже стал его "одалживать" у герра Лемке - для всякой авто-
мобильной возни в гараже. А тот, безответная душа, даже ни разу не отка-
зал этому гаду...
И от Рэкса не было ни слуху ни духу. Тоже - свинья порядочная! Набол-
тал, натрепался... С Собаками вечно так - полнейшая безответственность.
Как выяснилось, даже у Полицейских Собак, мать их за ногу!
В тот вечер мы с Фридрихом валялись у телевизора с экраном, примерно,
с наше кухонное окно в Петербурге. Фридрих на диване, я - в кресле. Это
кресло как-то само по себе закрепилось за мной, и в него, как и в ТО
КРЕСЛО - в Шуриной квартирке на Гражданке, - уже никто не садился.
Шли последние известия по программе РТЛ, и вдруг от одного сообщения
мы оба, уже совсем было задремавшие, встрепенулись как ужаленные!
На полутораметровом экране появился какой-то тип лет пятидесяти и
сказал, что криминальная полиция Баварии при содействии специальных
служб России вновь возвращается к расследованию "Русской кокаиновой тра-
гедии", произошедшей осенью на автобане номер девять под Мюнхеном. Как
удалось выяснить, оказалось, что эта трагедия, считавшаяся делом рук
только одном русской наркомафии, своими корнями уходит глубоко в почву
Германии...
- О Боже!.. - вздохнул Фридрих и с жалостью посмотрел на экран. -
Слова в простоте не скажут... Нет, чтобы открыто заявить: в это деле за-
мешаны и наши немецкие бандиты - так нет же! "...корнями уходит глубоко
в почву Германии..." Как только полицейский, или любой другой чиновник,
доберется до поста общегосударственного уровня, - так ему сразу хочется
говорить образно и мыслить философски! А он по своему уровню - обыкно-
венный колбасник. И это прет из каждого его слова, черт их всех побери!
Кыся, по-моему, они хотят раскрутить снова то дело, в котором ты прини-
мал самое живое участие! Тебе не кажется?..
- Да, вроде бы... - процедил я. - Бог им в помощь. Вот оно! Проклюну-
лось, наконец! И подумал, что, может быть, я напрасно качу уж такую здо-
ровенную бочку на немецкую полицию?
Лишь бы они, увлеченные глобальностью проблемы международной наркома-
нии, не позабыли бы об одном, казалось бы незначительном, частном, но
очень важном для нас с Фридрихом пустячке - о двух наших жизнях! А то мы
можем не успеть узнать об успешном ходе их нового расследования...
Уже перед отходом ко сну, когда Фридрих пошел принимать душ, я неза-
метно смотался в гараж, с невероятным трудом слегка приподнял крышку
ящика с Новогодне-рождественскими ракетами (этот гад Мозер навалил на
крышку ящика пустые коробки от каких-то "Роллс-Ройсовских" деталей!),
убедился, что "матрешка" на месте, и успокоился. Важно, чтобы этот гадю-
чий Франц ее никуда не перепрятал!
На всякий случай сбоку крышки, у самой стены, я сумел зацепить за
торчащую шляпку гвоздя небольшой кусок тоненькой веревочки, которую на-
шел на полу гаража. А второй конец так аккуратненько запихал за чуточку
отколовшуюся планку на самом корпусе ящика...
Таким образом я освободил себя от необходимости ежедневно (вернее, -
еженощно) проверять - на месте ли бомба с лицом русского президента в
пакете под названием "Русский сувенир". Достаточно взглянуть сбоку на
ящик и увидеть, что веревочка на месте. Если же она будет выдернута
из-за отколовшейся планки - пиши пропало, и начинай поиски бомбы зано-
во!..
На обратном пути хотел было выскочить в сад - погадить на ночь. Высу-
нул морду в "свой" проходик в гаражных воротах, сделанный добрыми руками
герра Лемке, а там - ледяной дождь со снегом, ветер воет, холодрыга -
спасу нет!
Да еще из угла сада моя ненасытная подруга Лисичка тявкает - так жа-
лобно, так призывно, что хоть беги к ней с дымящимся членом наперевес!..
Ну уж нет, думаю! Я лучше утречком все свои дела сделаю. А до утра уж
как-нибудь перетерплю. Я лучше сразу сейчас спать пойду, чем в такую
омерзительную погоду Лисицу трахать. Ей-то хорошо, она почти вся в эту
трахательную спецнору залезет, только хвост и задние лапы наружу, а я -
давай, старайся на благо ее сексуально-половых потребностей на холодном
ветру под хлещущим ледяным дождем со снегом... Дудки, думаю! Обойдется
Лисичка. Может быть, какого-нибудь Лиса себе подыщет...
И пошел на свое клетчатое красное одеяло, сложенное вчетверо у дверей
спальни Фридриха.
Дверь в спальню была слегка приоткрыта, и я осторожно заглянул туда.
Все ли в порядке с Фридрихом? Фридрих, уже в пижаме, с мокрыми, прили-
занными после душа волосами, лежал в постели и читал книгу.
- Ты принял "Бромазанил"? - спросил я. Фридрих оторвал глаза от кни-
ги, посмотрел на меня поверх очков, и ласково улыбнулся:
- Да, спасибо.
- А эти полтаблетки от давления?
- Тоже. Заходи, поболтаем...
- Да нет. Спасибо. Спать очень хочется, - и я убрал свою морду из
дверей спальни Фридриха. Но не притворил дверь, а оставил слегка приотк-
рытой. На всякий случай. Мало ли что...
Ночью мне приснился жуткий сон! Зал суда...
Мы только накануне смотрели с Фридрихом какой-то фильм про судебное
заседание, и я очень хорошо запомнил обстановку.
У стены стоят, как вещественные доказательства, вскрытая упаковка фа-
неры с кокаином внутри и "Матрешка" со взрывчаткой. На скамейке для под-
судимых, за загородкой - Гельмут Хартманн, Бармен, живой Лысый, но с
кровавой дыркой над бровью, еще не погибший Алик, незнакомые мне люди
иностранного и русского вида...
И мой окровавленный неподвижный Водила с остановившимися глазами!
А в зале сидим мы - Фридрих фон Тифенбах, Моника с Дженни, мой люби-
мый Шура Плоткин, Хельга и Эрих Шредеры, Танечка Кох с профессором фон
Дейном, Руджеро Менфреди, Клаус, Рэкс, несколько знакомых уже по Мюнхену
Кошек, и мой дорогой питерский друг, бесхвостый Кот-Бродяга... И я.
И вдруг я вижу, что за нашими спинами прячется Франц Мозер и ужасно
толстая девица - его дочь. Я в растерянности - почему он не на скамье
подсудимых?! Почему он в зале?
Судья снимает с головы свой парик с белыми завитушками, вытирает им
вспотевшее лицо и стучит большим деревянным молотком по столу. Он вызы-
вает меня как свидетеля... А Фридриха, Таню и Шуру - как моих переводчи-
ков.
Эрих Шредер тоже рвется в переводчики, размахивает книжками Ричарда
Шелдрейса и Конрада Лоренца, на на него никто не обращает внимания...
Я поднимаюсь со своего места на задние лапы, передней лапой сразу
указываю на Франца Мозера и спрашиваю, почему он не на скамье подсуди-
мых?
Фридрих, Таня и Шура нестройным хором переводят мои слова на Челове-
ческий язык, но в эту секунду толстая девица и Франц Мозер выхватывают
автоматы и начинают нас всех расстреливать!..
Падает Фридрих, падает фон Дейн, Таня, Шура с простреленным животом
корчится на полу... Я чувствую, как в мое тело впиваются несколько пуль,
слабею, и угасающим сознанием вижу Рэкса и Кота- Бродягу, летящих через
весь зал на толстую девку и Франца Мозера...
Слабо вижу рыдающую, почему-то мокрую и очень холодную Дженни... Она
старается зализать мои раны, но все время соскальзывает языком с крово-
точащих дырок в моем теле - вниз, к ЭТОМУ САМОМУ МЕСТУ!..
Я хочу сказать ей, что в такой момент это кощунственно и отврати-
тельно, но силы меня покидают, я не могу вымолвить ни слова - ни по-Жи-
вотному, ни по-Шелдрейсовски, и я, понимая, что умираю, в ужасе...
...ПРОСЫПАЮСЬ!
Сердце колотится так, словно вот-вот разорвется на тысячи частей! Но,
кажется, сон продолжается... Потому что около меня лежит мокрая и холод-
ная Дженни и что-то лепечет мне в ухо!..
Я окончательно открываю глаза. Рядом, действительно, Дженни! Действи-
тельно, жмется ко мне, стараясь согреться в моей шерсти... И, действи-
тельно, мокрая и холодная!
- Боже мой... Откуда ты, Дженни?! - шепчу я ей, боясь, что Фридрих
услышит нашу возню и проснется. А у Дженни зуб на зуб не попадает.
- Ма-ма-ма-мартынчик!.. - говорит она. - У ме-ме-меня жуткие новос-
ти!..
- Что?! Что случилось?! - испугался я и лапой прикрыл дверь в спальню
Фридриха. - Говори!
- Ма-ма-мартынчик, я так бежала... Дождь, снег, очень мокро, и я про-
лезла под вашими воротами, а у вас в саду меня чуть не съела какая-то
ужжжжасная Собака! Вся рыжая, а кончик хвоста белый... Я чуть не погиб-
ла!.. Так страшно... Хорошо, что ты мне показал все проходы в дом!
(Дженни с Моникой позавчера к нам заезжали за чем-то, и я просветил
Дженни насчет всех моих входов и выходов в дом и из дома.)
- И эта рыжая Собака лает таким тоненьким голосом, а зубы у нее! Ты
бы видел эти зубы!.. Кошмар...
- Видел, видел! Это не Собака. Это одна моя знакомая Лисица. Что за
новости? Не отвлекайся!..
Дженни лежит у меня под лапой, жмется ко мне, трясется, бедняга, и
рассказывает следующее: с вечера Гельмут посмотрел по телевизору ка-
кую-то передачу и ужасно разнервничался! А потом сказал Монике, что ему
все равно нужно заехать в одно место по делам фирмы и он может выгулять
заодно и Дженни. Моника была только рада! Но поехал Гельмут не выгули-
вать Дженни, а прямо в Берг-ам-Лайм, к своей девке - дочке Франца Мозе-
ра...
- Она толстая? - тут же спросил я.
- Кто? - не поняла Дженни.
- Дочка Мозера.
- Нет, что ты! Тоненькая, с очень хорошей фигуркой. Слушай дальше...
Дальше было вот что: дочки Мозера в квартире не оказалось, а сидел
там ее отец - Франц. Слава Богу, Гельмут взял Дженни с собой, а не оста-
вил ее в машине! И она слышала все-все-все!
Незадолго до начала празднования Рождества Гельмут сделает вид, что у
него не заводится его серебристый "Мерседес", и позвонит фон Тифенбаху,
чтобы тот прислал за ними Мозера на любой из машин Фридриха. Когда Мозер
приедет за ними, Гельмут попросит Монику сесть за руль папиной машины и
вместе с Дженни ехать в дом Фридриха. А они с Францем Мозером, дескать,
все-таки попробуют завести "Мерседес" и подъедут двадцатью минутами поз-
же... Моника забирает Дженни, садится в отцовский автомобиль и уезжает,
