ют... То же самое и с Людьми. Независимые и гордые - интернациональны!
Им не нужно цепляться за пресловутое, пошло и искусственно выдуманное
расовое, якобы, превосходство над другими нациями... А это судорожное
цепляние за "превосходство своей расы" - от бездарности, от зажатости,
отсутствия душевной широты, от постоянного ожидания пинка в зад!.. А Ко-
ты раскованны с детства. Они Любят, и их Любят. И в этой Любви они обре-
тают Свободу!..
Мы как-то с Шурой Плоткиным говорили об этом. Кажется, после того ан-
тисемитского митинга у Казанского собора, когда даже меня "жидом" обоз-
вали. В отношении Котов Люди очень часто заблуждаются.
Конрад Лоренц, великий Человек, написавший такую, с моей Котовой точ-
ки зрения, гениальную книгу, как "Человек находит друга", - и то ошибся,
утверждая, что Коты привязаны не к Людям, а к Дому! Неверно это... Пле-
вали Коты на все Дома в мире! Коту важно, что за Человек живет в этом
Доме, рядом с этим Котом... Вот, что важно!
Только я было собрался с мыслями, чтобы продолжить этот разговор с
Фридрихом - мне были очень интересны его соображения на этот счет, - как
вдруг раздался стук в дверь гостиной!
Мы, свято уверенные, что пребываем в доме одни, потрясенно перегляну-
лись, и я тут же вспрыгнул на камин, оттуда на высокий резной буфет, и
занял максимально выгодную позицию для нападения.
Стук повторился.
- Да, да!.. Пожалуйста! - удивленно крикнул Фридрих. Дверь в гостиную
отворилась и вошел оранжерейно-парниковый "помощник" герра Лемке.
- Прошу прощения, герр фон Тифенбах, - мягко улыбнулся он. - Я капи-
тан криминальной полиции Гюнтер Шмеллинг.
Что у нас потом в доме творилось - просто не описать! Когда капитан
Шмеллинг, безо всяких там нагнетаний и запугиваний, очень спокойно пове-
дал уважаемому герру фон Тифенбаху, что сегодня в Рождественский вечер в
его доме может раздаться взрыв, Фридрих очень удивился и спросил - кому
это понадобилось?
- Сейчас это уточняется, - уклончиво ответил Шмеллинг и попросил раз-
решения попытаться отыскать и обезвредить взрывное устройство, заложен-
ное в доме еще недели две или три тому назад.
- Какого черта тогда не взорвали меня раньше? - спросил Фридрих.
- Чтобы взрыв прозвучал в тот момент, когда вы займетесь фейерверком.
Тогда это могло бы выглядеть рядовым несчастным случаем.
Не скрою, я был просто поражен! Ведь существуют же Настоящие Собаки
на свете!.. Такие - как Дженни, как Рэкс!.. Я - Кот... Со мной - все по-
нятно. Но чтобы Собаки так грандиозно сумели передать важнейшую информа-
цию, не растеряв по дороге ни одной мельчайшей детали - уму непостижимо!
Ай да Рэксик! Не Пес, а Личность!
- Делайте все, что вы считаете нужным, капитан, - сказал Фридрих. -
Вам помочь?
- Что вы, герр фон Тифенбах! Помощников у меня более чем достаточно.
Шмеллинг вынул из кармана телефонную трубку, нажал всего лишь одну кноп-
ку и сказал всего лишь два слова. И обратился к Фридриху:
- Я, с вашего разрешения, открою ворота на территорию, чтобы наши ма-
шины не скапливались у вашего дома со стороны улицы.
- Поступайте так, как сочтете необходимым. За то время, которое вы
"работали" в этом доме, надеюсь, вы знаете, как открыть ворота?
- Конечно, - усмехнулся Шмеллинг.
- .Да... откуда вы так прекрасно постигли садово-оранжерейное ремес-
ло? - спросил Фридрих. - Герр Лемке не мог на вас нарадоваться!
- Дело в том, что лет тридцать тому назад, по студенческому обмену, я
заканчивал Лесотехническую академию в Ленинграде, в России.
- Так вы знаете русский язык?!
- Естественно. Поэтому я и работаю в русском отделе КРИПО.
И капитан Шмеллинг пошел к входным дверям, чтобы нажать кодовые кноп-
ки, открывающие изнутри наши ворота в сад.
Их было шестеро и Рэкс. И приехали они не на полицейских, а на обыч-
ных частных автомобилях.
Это были два паренька, которые, как я понял, охраняли нас с Фридрихом
на прогулках всю последнюю неделю. (Недаром я почувствовал, когда они
выдрючивались вокруг нас на своих велосипедах, что от них пахло оружи-
ем!..) Затем сам капитан Шмеллинг и уголовно-разыскной руководитель Рэк-
са - мой старый и симпатичный знакомый Клаус. Можно сказать, друг еще с
тех автобановских времен, когда он единственный взял меня тогда под за-
щиту и запретил отлучать меня от Водилы... И, наконец, два очень серьез-
ных мужичка из того "взрывного" отдела, о котором мне в прошлую встречу
говорил Рэкс. Мужички были обвешаны кучей приборов и работали не за
страх, а за совесть!
Не было уголка в нашем огромном доме, который бы не обшарила эта бри-
гада из шести специалистов и одного Рэкса.
Через два с половиной часа безуспешных поисков, особенно после того,
как Рэкс обнаружил в гараже, в ящике для рождественских ракет, петер-
бургскую пластиковую сумку с одним лыжным ботинком Фридриха, Людьми из
КРИПО было решено, что преступники чего-то испугались и решили отложить
на время свою убийственную акцию.
Тем более, что мужички из "взрывного" отдела своими умненькими прибо-
рами точно определили, что бомба лежала именно в этом ящике!
Но вот, кто туда положил вместо бомбы один лыжный ботинок Фридриха
фон Тифенбаха - было для всех загадкой. Только не для Рэкса!..
Тот сразу же незаметно загнал меня в угол кабинета, подальше от Людс-
ких глаз, и спросил меня прямо в лоб:
- Твоих лап дело?!!
Я отвел глаза в сторону и с "понтом" стал умываться. Дескать, о чем
это вы, майн либер герр Рэксик? Впервые слышу...
Тогда этот настырный хам опрокинул меня на спину, прижал своей огром-
ной лапой к полу и сказал:
- Я же говорил тебе, чтобы ты не совался не в свое дело! Мы в нашем
отделе уже почти вышли на прямую - нащупали чуть ли не все связи, о ко-
торых ты даже представления не имеешь, а ты у нас из-под носа уволакива-
ешь куда-то одно из важнейших доказательств! Тогда на кой черт ты мне
все это рассказывал?!
Конечно, я, даже лежа на спине, мог надавать ему по рылу - особенно
задними ногами. Но я не пошевелился. С точки зрения юридической - Рэкс
был абсолютно прав! Но с МОЕЙ точки зрения - прав был Я. И если все пой-
дет так, как Я ЭТО задумал, то сегодня же вечером... Но я даже рта не
раскрыл!
Я вспомнил неподвижного окровавленного Водилу, застреленного дурака
Лысого, в клочья растерзанного Алика, рассыпанный и смешавшийся с лужами
крови кокаин на ночном автобане в десяти километрах от Мюнхена...
Я представил себе Фридриха фон Тифенбаха и его дочь Монику, да и себя
самого, а может быть и Таню Кох со своим профессором, разорванных взры-
вом именно в тот момент, когда мы все должны были бы весело встречать
Рождество, и не сказал Рэксу ни слова.
Только постарался изобразить на своей морде такую искренность, кото-
рую Рэкс вряд ли когда-нибудь видел в своей жизни, и жалобно просипел
под его тяжеленной лапой:
- Рэксик, родненький... Ну, о чем ты говоришь, браток? Разве бы я те-
бе не сказал?! Ну, как ты можешь так обо мне подумать?!
Криминальная полиция уехала, взяв с нас слово ни с кем не разговари-
вать об этом, никого из окружающих не подозревать и, вообще, вести себя
так, словно мы ничего не знаем и знать не хотим.
Несколько ошалевшие от почти трехчасового пребывания посторонних лю-
дей в нашем доме, мы с Фридрихом наскоро перекусили. Причем Фридриху
пришлось даже шлепнуть пару рюмок коньяку, чтобы немножко придти в себя
и оклематься от свалившихся на него новостей. А потом, совершенно обес-
силенные, мы завалились в гостиной у елки немного передохнуть перед на-
чалом приведения себя в порядок и приходом гостей. Фридрих - на свой ди-
ван, я - в свое кресло.
Задремать не удалось ни мне, ни Фридриху. Слишком велико было нервное
напряжение. Поэтому уже через час Фридрих встал с дивана и сказал:
- Кыся! Я оставляю тебя встречать и занимать гостей, а сам пойду при-
му ванну и переоденусь. В конце концов, Рождество - есть Рождество, и
никто не имеет права нам его испортить!
- Только, пожалуйста, возьми с собой телефон, - сказал я ему. - Мало
ли что...
Я знал, что у Франца Мозера есть свои ключи от калитки, но если поз-
вонит Гельмут Хартманн, а он, по моим расчетам, обязательно позвонит ча-
сам к шести, то пусть он лучше разговаривает с Фридрихом. Потому, что
эта "швайне хунд" в Человеческом образе, все равно меня не поймет...
По-моему, немцы придумали грандиозное ругательство - "швайне хунд".
То есть, "Свинячья Собака"... Абсолютно алогичное, нелепое, но для нас,
Котов, - очень даже выразительное! Впрочем, я уже раньше говорил об этом
- когда меня поймали с форелью жулики Шредер и Манфреди в Английском
парке осенью.
Не вставая из кресла, я разглядывал свой "собственный документ", из-
готовленный старым русским жуликом, осчастливившим разными сроками свое-
го присутствия почти все тюрьмы Европы.
Теперь этот документ, повествующий об "исторической" любви "моих"
предков - Кошки шведского короля Карла и Боевого (???) Кота Государя
всея Руси Петра Великого, был заключен под стекло, в очень дорогую ста-
ринную рамочку красного дерева, окаймленную настоящим чеканным серебром.
Замечательная по своей наивности и наглости, моя "родовая грамота"
стояла на самом видном месте нашей огромной гостиной - на камине темнок-
расного мрамора, рядом с разными небольшими семейными реликвиями семьи
фон Тифенбах.
Но стояла она там, как шутка. Как веселое напоминание о нашем первом
дне знакомства. И мне это ужасно нравилось! Да, и всем, кто к нам прихо-
дил - тоже. Даже сегодняшней полиции...
Однако, сейчас я смотрел на эту дурацкую "грамоту", почти не видя ее.
Мне нужно было на чем-то остановить свой взгляд, и на глаза случайно по-
палась эта рамочка красного дерева в серебре.
А в голове у меня все время проворачивалась МОЯ КОМБИНАЦИЯ сегодняш-
него вечера. Которую я противопоставил всей криминальной полиции Мюнхе-
на. Только бы не сорвалось... Только бы не разрушилось!..
Я просчитывал десятки вариантов, понимая, что срыв может произойти в
любом из звеньев - может быть, испугается Мозер; или перетрусит Гельмут;
или кто-то из них случайно обнаружит "Матрешку" под сиденьем серебристо-
го "Мерседеса"; или - что самое страшное, - Моника неожиданно согласится
подождать, пока Франц и Гельмут "починят" их автомобиль, и поедет к отцу
вместе с Гельмутом. А там еще и Дженни...
Голова у меня шла кругом, и я молился всем нашим Котово-Кошачьим Бо-
гам, чтобы все шло так, как придумал Я, как это и должно было бы идти,
если подходить ко всему этому с мерками СПРАВЕДЛИВОСТИ.
Очнулся я только тогда, когда случайно заметил в окне идущих уже по
саду Таню Кох, Фолькмара фон Дейна и Франца Мозера. Сначала я подумал,
что прослушал звонок в дверь, а потом вспомнил, что у Мозера есть свои
ключи от калитки и гаража. Наверное, все трое одновременно подъехали к
нашему дому и звонка попросту не было.
А тут, кстати, в гостиную спустился и Фридрих. Но в каком виде?!
В смокинге (это мне когда-то Шура Плоткин объяснял), в белой "бабоч-
ке", с маленьким ярким живым цветочком на черном шелковом лацкане, и в
очень строгих черных, почти без блеска, туфлях.
- Какой ты красивый, Фридрих! - восхитился я и увидел, что Фридрих
очень обрадовался моему впечатлению.
- Тебе, действительно, нравится? - смущенно спросил он, словно надел
смокинг впервые в жизни.
- Очень! - с удовольствием сказал я. - Ну, просто - отпад!!!
- Что? - не понял Фридрих, - Как ты сказал?.. На мое счастье, раздал-
ся звонок в дверь, и мне не пришлось объяснять Фридриху значение слова
"отпад". Для меня всегда это почти непосильная задача - растолковывать
ему то или иное наше выраженьице и переводить его на удобоваримый язык.
Поэтому последнее время при Фридрихе я опасаюсь пользоваться нашим улич-
ным жаргоном. Это я только сейчас, на нервной почве, ухо завалил...
