своем сегодняшнем высоком общественно-государственном положении. И тогда
я ему сказал:
"НЕ ОТВОДИ ОТ МЕНЯ ГЛАЗА, ПИЛИПЕНКО. СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО... И
ПРОДОЛЖАЙ, ПРОДОЛЖАЙ, ПОДОНОК!"
- Про что? - доверчиво спросил меня Пилипенко.
По Банкетному залу уже шел непрекращающийся возмущенный ропот.
"ПРО ВСЕ СЕГОДНЯШНЕЕ!" - сказал я.
- А сегодня всем нужно платить... - грустно ответил мне вслух Пили-
пенко. - Хозяевам города платишь, бандитам - платишь, тем, кто охраняет
меня от бандитов, - тоже платишь! А в Думу, в депутаты, как вы себе мыс-
лите?.. За красивые глаза берут? Всем только доллары и подавай! Вы чо
думаете, господа американцы, мы эти доллары у вас от хорошей жизни про-
сим?!.. Не-е-ет! Мне, к примеру, лично уже ни хера не требуется. Я ежели
эти семьдесят пять мильонов от вас получу, то на самого себя всего
мильонов десять-двенадцать страчу. Не больше. Я тута один домик у вас в
Майями присмотрел, так вот... Ну, и обстановка, конечно. Не без этого...
Автомобильчики надо поменять! А все остальное - только на развитие наше-
го общего дела, Богом клянусь!..
Тут Пилипенко залпом опрокинул в рот оставшееся в бокале шампанское,
вынул длинную зажженную свечу из высокого золотого подсвечника, закусил
ею с полыхавшего конца, и хрястнул бокал об пол в мелкие дребезги...
А потом истово перекрестился четыре раза - один раз слева направо,
второй - справа налево, третий - как-то наискосок, а четвертый умудрился
перекреститься - снизу вверх!
Зал так и ахнул!.. Но на этом выступление Пилипенко не кончилось.
Он плавно выполз из-за стола и, приплясывая, поводя плечами и широко
разводя руками в стороны, в танце поплыл между банкетными столами.
Ко всему прочему, он пел. Нещадно перевирая мотивы, он аккомпанировал
сам себе, наиболее близкими его сердцу песнями, сливая их воедино:
Боже, Царя храни!
Сильный, державный...
Где ты, родимый?..
Вставай, проклятьем заклейменный
Союз нерушимый республик свободных!
Гремя огнем, сверкая блеском стали
В лесу родилась Сарочка,
В лесу она росла,
Зимой и летом черная
Жидовочка была...
- Боже мой! Мистер Президент! Он же сошел с ума!.. - закричал кто-то
из наших российских депутатов на очень неплохом английском языке. - По-
жалуйста, распорядитесь вызвать врача!..
- И полицию! - достаточно громко потребовала вдруг Челси.
Я попытался привстать, но почувствовал, что лапы мои подламываются от
полного и дикого опустошения! Я только успел сказать:
- Полицию - для него, а врача - для меня...
И без чувств упал на руки Президента.
Сокс мне потом рассказывал, что, после того как меня нафаршировали
кучей лекарств ободряющеуспокаивающего действия, первую половину ночи я
метался во сне, вскрикивал, разговаривал на всех языках - по-Шелдрей-
совски, по-Животному, мешал русский с испанским, немецкий с английским и
даже пытался говорить на идиш пополам с ивритом...
А вторую половину - спал серьезно, внимательно и сосредоточенно. Из-
редка нервно подрагивал хвостом, непроизвольно дергал задними лапами и
частенько поплакивал во сне...
Когда мы с ним сопоставили мое бессознательное поведение с тем, что
мне снилось в первую половину, а потом и во вторую половину ночи, то это
мое соннообморочное состояние нашло точное подтверждение.
Как сейчас помню - всю первую половину я задыхался от кошмаров!..
...Я с ужасом бродил - по какому-то незнакомому мне старопетер-
бургскому двору-колодцу...
Двор был весь пересечен вкривь и вкось натянутыми веревками... А на
этих веревках, на специальных ПИЛИПЕНКОВСКИХ распялочках висели и суши-
лись ШКУРКИ ВСЕХ МОИХ ЗНАКОМЫХ КОТОВ, КОШЕК И СОБАК!..
Вот шкурка той самой рыжей поблядушки, с которой все и началось еще
на пустыре у нашего с Шурой дома в Ленинграде...
Вот шкурка моего самого закадычного дружка Бесхвостого Кота-Бродя-
ги...
Висели на распялках, сколько глаз видит, сотни шкурок, содранных с
Кошек, с которыми я когда-либо вступал в интимные отношения...
Из некоторых шкурок даже запах этих несчастных Кошек еще не выветрил-
ся!.. Например, в шкурке той французской Кошечки Лолы, которую я оприхо-
довал в кустиках автозаправочной станции на автобане Гамбург-Мюнхен,
сохранился даже запах ее французских духов!..
Боже мой!.. А это-то что?! Какой кошмар!.. Господи!.. Я же сейчас
сойду с ума!.. На нескольких веревках я увидел распялки с Собачьими шку-
рами, в которых узнал всех близких мне Собаков!!!
Вот маленькая, чистенькая коричневая гладенькая шкурка карликового
Пинчера Дженни из Грюнвальда, с которой у меня был такой нежный роман...
Вот огромная шкура немецкого полицейского Овчара Рэкса... Как он-то
дал себя отловить этой сволочи Пилипенко?!
Мамочки родные! Тут и Крольчиха, которую я сдуру трахнул в Оттобруне!
А вот висит роскошная, но МЕРТВАЯ шкура Лисицы! Бедной и гордой и так
влюбленной в меня Лисицы...
Какой ужас! Боже мой... Значит, они все мертвы?!
А это еще что?!! Откуда здесь, в петербургском дворе, висят шкурки
моих новых знакомых американцев - Кота Хемфри, бывшего сотрудника пуб-
личной библиотеки Нью-Йорка?! А вот на распялке шкурка этой Беленькой,
Пушистенькой из Квинса, последние дни жившей у мистера Бориса Могилевс-
кого. Она же готовилась стать МАТЕРЬЮ МОИХ КОТЯТ!..
А когда на соседних распялках я увидел старенькую вытертую шкуру по-
жилого еврейского Собака Арни-Арона из Брайтона и черно-белую Шкурку
Первого Кота Америки Сокса, я чуть вообще с ума не сошел!!!
Сволочи, сволочи, сволочи!.. Антисемиты, подонки, мерзавцы!.. Злоб-
ные, безжалостные, омерзительные твари! НеЛюди!.. Где вы - Пилипенко,
Васька?!
Господи! Боже мой, Всемилостивейший!.. Помоги мне, Господи, пережить
все это!..
Сотвори чудо, дай мне хоть ненадолго стать величиной с ТИГРА! Я не
хочу БЫТЬ ТИГРОМ, пойми меня, Господи... Я хочу остаться САМИМ СОБОЙ,
КОТОМ МАРТЫНОМ, КЫСЕЙ, наконец! Но я хочу отловить Пилипенко и Ваську...
Я не буду сдирать их вонючие, пропитанные алкоголем, невежеством и под-
лостью шкуры... Я ПРОСТО РАСТЕРЗАЮ ИХ В МЕЛКИЕ КЛОЧЬЯ И РАЗБРОСАЮ ОКРО-
ВАВЛЕННЫЕ КУСКИ ИХ НЕЧЕЛОВЕЧЬЕГО МЯСА И КОСТЕЙ ТАК ДАЛЕКО В РАЗНЫЕ СТО-
РОНЫ, ЧТОБЫ НИ ОДИН ДОКТОР НИКОГДА НЕ СМОГ БЫ СОБРАТЬ ИХ В ЖИВУЮ ПЛОТЫ
ЧТОБЫ ДАЖЕ ПЯТИСОТЛЕТНИЙ ВЕЛИКИЙ ИСПАНСКИЙ ВРАЧ И ФИЛОСОФ МАЙМОНИДЕС
НИКОГДА НЕ СМОГ БЫ ИМ ПОМОЧЬ ВОЗРОДИТЬСЯ ЗАНОВО!!!
И вот тут, наверное, наступила вторая половина ночи. Потому что пошло
что-то связанное с Маймонидесом...
...Но сначала я увидел, как Шура выходит из своего Нью-Йоркского дома
на Оушен-авеню, прощается с Собаком Арни, и слышу, как он говорит Арни,
что сейчас едет в Нью-Джерси, в порт Элизабет, встречать своего ближай-
шего друга. И понимаю, что речь идет обо мне...
Потом вижу Шуру на автобусной остановке...
Он стоит один-одинешенек, ждет прихода автобуса и поглядывает на ча-
сы.
А потом вдруг начинает задыхаться, растерянно оглядывается по сторо-
нам, никого не видит и медленно опускается на скамейку, стоящую у авто-
бусной остановки...
Он расстегивает теплую куртку... Слабеющими пальцами пытается оття-
нуть ворот свитера, чтобы вздохнуть поглубже, но это ему не удается...
Смертельная бледность, посиневшие губы...
Шура осторожно ложится на скамейку, одна рука безвольно свешивается
на асфальт...
- Шурочка-а-а-а!!! - беззвучно ору я откуда-то...
- Мартышка... - слабым голосом еле произносит Шура. - Я, наверное,
опоздаю... Ты подожди меня...
И отключается. А автобуса все нет и нет!..
И никого около остановки. Только двое черных мальчишек лет по четыр-
надцати и смуглый высокий парень, года на два постарше тех двух, подхо-
дят к скамейке, где лежит Шура.
Смуглый смотрит, смотрит по сторонам, а двое черных пацанов выворачи-
вают все Шурины карманы: деньги, документы, все, все, все!..
И улетучиваются. Будто их никогда и не было...
А Шура лежит недвижимый, и я не могу ему ничем помочь, потому что,
наверное, Я ЕЩЕ В МОРЕ, ТОЛЬКО НА ПОДХОДЕ К НЬЮ-ЙОРКУ...
Но тут я вижу, как к остановке подходит автобус и из него вылезают
Люди. Некоторые считают Шуру пьяненьким, усмехаются и расходятся. А нес-
колько пожилых Человеков убеждаются, что от Шуры не пахнет спиртным (хо-
рошо, что он с вечера "на грудь" не принял, думаю я...), и бегут куда-то
звонить. А две старушки остаются с Шурой...
Вижу, через несколько секунд подкатывает что-то типа нашей "Скорой
помощи", выскакивают врачи, минуту колдуют над лежащим на скамейке Шурой
- уколы, капельница, кислород...
А потом грузят Шуру в машину и увозят.
И старики, гордые своим выполненным Человеческим долгом, говорят друг
другу:
- К "Маймонидесу" повезли...
- Это прекрасно! "Маймонидес" - это, я вам скажу, то, что надо!
- Ежели за больного человека берется "Маймонидес", так уже можно быть
спокойным.
- Но почему он без всяких документов?! Ни "сошиал секюрити", ни "ме-
дикейда", ни "велферной карточки"?.. Что за манера выходить из дому без
документов? А если что-нибудь? Вот как сейчас!..
- Ну вы же видели, это молодой человек. Тридцать, от силы - тридцать
пять! Откуда ему быть серьезным?! Я дико извиняюсь, но в таком возрасте,
как говорится, в поле - ветер, в жопе - дым...
- Странно, такой молодой, и уже, пожалуйста вам, - сердце...
А мимо этой Брайтонско- Бруклинской автобусной остановки, мимо той
милой компании американских стариков, говорящих по-русски с неистребимым
южным акцентом и вовремя отправивших моего Шуру в больницу к старику
Маймонидесу, мимо шли...
Ну вот кто бы вы подумали?!!
ПИЛИПЕНКО И ВАСЬКА!!! В смокингах, почему-то босиком, с закатанными
по колени брюками, с огромными сачками для отлова Котов!..
Они шли и на ходу жевали длинные зажженные свечи из Банкетного зала
Белого Дома. Откусывали они эти свечи с зажженного конца, сжирали отку-
санное вместе с пламенем свечи, но как только остаток свечи отнимали ото
рта, так свечи сами вспыхивали вновь каким-то адским, синим пламенем!..
Когда же они прошли мимо, я увидел у них на спинах большие квадратные
плакаты. И вот что дивно - я ведь совершенно не умею читать, но во сне я
точно знал, что на этих плакатах было написано:
"ТРЕБУЕМ ЗАЩИТЫ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА ОТ ПОПРАНИЯ ИХ ДОМАШНИМИ ЖИВОТНЫМИ!!!"
- ...Мартын! Марты-ы-ын... кыся, черт бы тебя побрал! Да, проснись
ты!.. Новостей, как ты сам говоришь, хоть жопой ешь!
И тут же сквозь сон слышу возмущенный голос Челси:
- Сокс! Ты совсем обнаглел! Как ты смеешь так разговаривать!
- Челси, я всего лишь цитирую Кысю...
- Может быть, в России так и принято говорить, но ты на это не имеешь
никакого права! Смотри, как нужно будить настоящих Котов...
Я чувствую, как сильные, тренированные руки Челси поднимают меня,
прижимают к себе, как Челси зарывается носом мне в шерсть где-то в райо-
не моего рваного уха и шепчет:
- Просыпайтесь, мистер Плоткин... Вас ждет масса народа и приятных
новостей. Папа и мама ждут не дождутся, когда ты откроешь глаза. Бук-
вально на ушах стоят!..
- "На ушах стоят" - это лучше, чем то, что сказал я? - саркастически
замечает Сокс.
- Да, лучше! - безапелляционно возражает ему Челси. - Кстати, это то-
же Кысино.
Спросонок, еще не открывая глаз, я втягиваю в себя все обворожи-
тельные запахи шестнадцатилетней Челси, пытаюсь лизнуть ее в щеку пере-
сохшим от сна языком и окончательно просыпаюсь:
- Отпусти меня, Челси, - прошу я. - Во мне весу...
- Ты действительно тяжеловат, приятель. Но настоящий Кот, наверное, и
должен быть таким, - говорит Челси II опускает меня на пол.
- Челси! Ты уже второй раз говоришь про "Настоящих Котов" только о
