негде выступить единым плотным строем под размеренный и четкий
марш-атаку.
Вот и сейчас, как закончилась песня, Данилка прыгнул на пол и
потребовал взаймы восемьдесят копеек.
- Мы потом соберем и отдадим. В "Космосе" идет "Юнга Северного
флота".
- Не достанете билеты. Сегодня же выходной, все в кино рвутся, -
сказал Серёжа.
Данилка деловито объяснил:
- Мы же не просто так. Мы наденем форму, пойдем к администратору,
скажем: "Тетенька, мы из отряда "Эспада", у нас коллективная заявка на
восемь билетов".
-А "тетенька" вам - большую дулю с повидлом, - сказал Генка.
- Не дулю, а билеты. Мы уже делали так.
- А потом каждому по ангине или по гриппу, - сказала Наташа. - Сейчас
все-таки не лето, чтобы в одной вашей форме по улице скакать.
- Как это не лето? Смотрите сами, - заспорил Данилка и подскочил к
окну.
Была еще середина апреля, но после долгих холодов юго-западные ветры
принесли солнечное тепло. У заборов, на газонах, в щелях на асфальте
буйно рванулись вверх травы. Почки высунули зеленые клювы. У прохожих
была полная неразбериха в одежде. Одни по привычке шли еще в зимних
шапках и пальто с меховыми воротниками, а другие - в рубашках и платьях.
Данилка и его друзья гулять в пальто, конечно, не собирались.
Получив у Саши восемь гривенников, Данилка ускакал себирать
барабанщиков. И тут же, на смену ему, возник Андрюшка Гарц. Он сказал
фразу, которую говорил всегда:
- Можно, я у вас посижу немножко?
- Посиди, моя радость, - разрешил Саша. - А поскольку твое "немножко"
- понятие относительное, запомни: молоко в холодильнике, булка в шкафу
на кухне.
Стоя у окна, Серёжа подумал: "Если бы ничего не случилось, можно было
бы уже снимать "Мушкетеров" на улице".
Человек привыкает ко многому... За месяц они привыкли, что не надо
спешить на вахты и линейки, привыкли жить без боев на дорожке и шумных
киносъемок. Но к одному привыкнуть не могли: быть друг без друга.
Они собирались у Кузнечика. Конечно, не все. Но та компания, которая
проводила в отряде зимние вечера, осталась неразлучной. Все так же
говорили о Севастополе. Иногда резались в шахматы. Иногда на стареньком
кинопроекторе крутили отснятые сцены "Трех мушкетеров". Павильонные
эпизоды были закончены, и не хватало в фильме совсем немногих кадров. Но
Олег сдал казенную кинокамеру, и снимать было нечем.
Восемь рапир - свое собственное имущество - Олег оставил капитанам.
Но защитных масок не было, и рапиры без дела висели на стенах.
Лежал у Кузнечика в книжном шкафу снятый с древка и свернутый флаг
"Эспады". Дремали на гвоздях в квартирах барабанщиков краснобокие
барабаны.
Остались только песни, которые принес в отряд Генка Кузнечик -
отрядные песни. Когда Генка или Саша брали гитару, словно оживала
"Эспада"...
Саша вошел в жизнь ребячьей компании незаметно и прочно. Невысокий,
худой, остроносый, даже нескладный какой-то, он совсем не походил на
самбиста, боксера и инженера-физика. Он похож был на стеснительного
десятиклассника, особенно если не забывал брить щетинистый подбородок.
Впрочем, забывал он часто.
И совсем не похож он был на Олега, напрасно Генка их сравнивал. И не
мог он стать в "Эспаде" командиром, потому что своей работой был занят
выше головы.
Но несколько раз Серёжа замечал, как то Митя, то Данил-ка обращались
к Саше: "Олег, скажи...", "Олег, можно...".
Генка уговаривал Сашу летом пойти с ребятами в поход. Саша не отвечал
ни да ни нет.
- Работа же... - говорил он.
- Не каждый день работа, - спорил Генка. - Бывают же выходные.
- На Север придется ехать, командировка будет...
- Не на все же лето.
- Кто его знает...
- Мы бы сами пошли, да без взрослых никого не пустят, - говорил
Генка. - Ты какой-то несознательный, честное слово.
- Я очень сознательный. Только обещать боюсь. Вдруг не окажется
времени.
- А если окажется, обещаешь?
Саша брал гитару, смущенно улыбался и запевал:
Долой, долой, туристов -
Бродяг, авантюристов...
- Да ну тебя, - говорил Генка. - Все равно пойдешь. Не имеешь права
не пойти.
В этот день они засиделись у Кузнечика до сумерек. Данилка со своими
барабанщиками посмотрел "Юнгу Северного флота", потом они всей компанией
прикатились к Генке, перепугали родителей, слопали весь хлеб и конфеты и
умчались играть в футбол.
Андрюшка Гарц взял с полки "Пятнадцатилетнего капитана", полистал и
неосторожно спросил, что такое шхуна-бриг. Митя тут же утащил его к себе
домой рассказывать о парусниках.
Наташа, как всегда, спохватилась, что уже вечер, а у нее уйма
домашних дел. И только она собралась идти, как в комнату ворвался Нок, а
за ним - Стасик Грачёв.
Нок хромал, и ухо у него было в крови. У Стаськи припухла
расцарапанная щека и рукав трикотажной рубашки прилип к разбитому локтю.
И Стаська, и пес шумно дышали. Нок запрыгал вокруг Серёжи. Стасик молча
встал у дверей и начал осторожно поднимать рукав.
- Горе мое... - начала Наташа.
- Лежи, - сказал Серёжа Ноку. И спросил у Стасика: - Что опять?
- Был бой, - сказал Саша.
- Ага, - сообщил Стаська и попытался лизнуть разбитый локоть.
Генка открыл тумбочку и деловито зазвенел аптечными склянками.
- Рассказывай, - велел Серёжа.
- Ну, чего рассказывать, - довольно хладнокровно отозвался Стасик. -
Ну, иду я по улице, а навстречу идет ваша Маринка с Ноком. Я попросил,
чтобы она дала нам с ним побегать, вот она и дала. Она не виновата... И
ушла домой. Сказала, чтобы я сам привел. Мы стали бегать, а Нок застрял.
- Горюшко мое, где застрял? - не выдержала Наташа. - Говори толком.
Стаська безбоязненно подставил Генке локоть под тампон с йодом и
объяснил:
- Под забором застрял, где еще... Мы в догонялки играли, он от меня
побежал, полез под забор и засел. Там дырка только для мелких собак и
для кошек, а он во какой! Застрял - ни туда ни сюда. Я через забор
перелез, чтобы доску отодвинуть, а там два пьяных на лавочке сидят.
Увидели Нока и давай бутылками в него кидать. А он же не может вылезти,
только рычит... Ну, потише ты, щиплется ведь...
- Это что же за бандиты! - сказал Саша и торопливо встал. - Они там
еще?
- Да нет... Они кидаться стали, а я как заору им: "Что делаете,
гады!" И упал на Нока, чтоб ему не попало. В меня-то они кидать не
будут, за это посадить могут. А один все равно кинул. Осколки как от
гранаты.
- Где они? - повторил Саша.
- А какие-то дядьки подскочили, на ругали их, со скамейки вытолкнули.
А я доску отодвинул.
- Ну? - нетерпеливо спросил Серёжа. Стасик глянул на него виновато.
- Я же разозлился. А Нок - тоже. Я говорю. "Взять!"
- Зря, - заметил Саша. - Еще неприятности получатся. Но с другой
стороны...
- Может, не получатся, - неуверенно сказал Стасик. - Они же первые
полезли... А он их даже затронуть не успел, они на тополь запрыгнули.
Может, все еще там сидят... А я сюда пошел, а то тетя Галя заругается,
когда увидит, что Нока поцарапали... А чего смеетесь?
- Дурень, - сказал сквозь смех Серёжа. - Хулиганов пьяных не
испугался, а тетю Галю боится. Она тебя хоть раз в жизни ругала?
Стасик слегка огрызнулся на Генку:
- Хватит меня мазать! Лучше Ноку лапу забинтуй.
- За своего милого Нока он в пекло полезет, - сказала Наташа почти
ревниво. - Вот послушайте. Отпросится дома, чтобы у нас ночевать, и
первым делом бежит к телефону - Нока у Сергея выпрашивать. Тоже на
ночевку. Представляете компанию? Вечером всегда такая картина: Стаськина
раскладушка пустая, подстилка у Нока тоже пустая. Оба дрыхнут на ковре,
рядышком. Возьму я тапку, разгоню обоих по местам, а через полчаса
опять. Как вам это нравится?
- А тебе жалко? - сказал Стасик.
Шепотом Саша спросил у Серёжи:
- Это тот самый Стаська Грачёв, который боится всего на свете?
- Вроде уже и не тот. Что-то с ним стало, - отозвался Серёжа.
А Стасик покосился на Серёжу и сказал:
- Шел бы домой. Марина говорила, что к вам какой-то дядюшка приехал.
11
Тетя Галя сказала немного виновато:
- Я Виталия пока на твою постель положила, он устал с дороги. Ты уж
не обижайся, пусть он там переночует, а завтра я у соседей
кресло-кровать попрошу.
- Я ужасно обижаюсь, - отозвался Серёжа. - Я просто не в себе от
обиды... Ну, честное слово, ты такие вещи говоришь! Что я, не могу на
раскладушке поспать?
В доме чувствовалась радостная суета, какая бывает при неожиданном
приезде хорошего человека. Папа, сам только накануне вернувшийся из
командировки, надел галстук. Маринка нянчилась с новым плюшевым котом -
дядюшкиным подарком. Тетя Галя стучала на кухне ножом - готовила к ужину
праздничный салат. Нок обнюхивал у дверей необъятный желтый чемодан и
одобрительно фыркал.
Только виновник радости негромко посапывал на Сережином диване.
Серёжа на цыпочках вошел в комнату и при свете, падавшем из двери,
увидел торчавшую из-под клетчатого пледа лысину. Лысина была симпатичная
- коричневая, как печеное яблоко.
Серёжа стал осторожно развертывать дребезжащую раскладушку. Виталий
Александрович не пошевелился. Он не встал к ужину, добросовестно проспал
до утра.
Когда Серёжа проснулся, Виталий Александрович делал зарядку. Серёжа
из-под прикрытых век наблюдал за ним. Смотреть на дядюшку было приятно и
весело. Он был невысокий, но крепкий. Коричневый. Плечи и грудь поросли
курчавым черным волосом. А лицо - круглое, добродушное и в то же время
энергичное. Виталий Александрович напоминал заряженный до отказа
аккумулятор.
На нем были роскошные трусы - желтые, с рисунком из разноцветных
иностранных марок. Словно дядюшку отправляли бандеролью вокруг света. На
любом пляже все пижоны утопились бы от нестерпимой зависти при виде
таких трусов.
Дядюшка сдержанно мурлыкал нехитрую песенку, ритмично приседал и
посматривал по сторонам. Серёжа не выдержал, открыл глаза и встретился с
дядюшкой взглядом. Не переставая приседать, Виталий Александрович
улыбнулся и произнес:
- Приветствую вас, сэр. Ты не в обиде, что я оккупировал твое
лежбище?
- Не в обиде, - отозвался Серёжа. - Спите здесь всегда. А мне на
раскладушке даже больше нравится.
- Крайне признателен, - сказал Виталий Александрович. - Мы этот
вопрос потом рассмотрим фундаментально. Я намерен вам надоедать не
меньше месяца. - И он перешел от приседаний к наклонам туловища вперед.
- Виталий Александрович... - начал Серёжа.
Дядюшка перебил:
- Меня можно называть просто дядя Витя. Мы как-никак родственники,
хотя и дальние... Кроме того, у нас, кажется, общие интересы. Мне Галина
писала, что ты увлекаешься археологией. Так?
- Ну... кажется, так, - смущенно сказал Серёжа. - Только я мало
знаю...
- Все мы мало знаем, - самокритично заметил дядюшка. - Я тут кое-что
привез тебе.
Он упруго выскочил за дверь и приволок чемодан, похожий на детеныша
гиппопотама. У чемодана распахнулась пасть, дядя Витя вынул толстую
блестящую книгу.
- Вот, держи.
Книга весила килограмма три. Называлась она "Путешествие по древним
городам Греции и Рима". На черной глянцевой супер-обложке - белый
разрушенный храм, а сверху и снизу - каемки из квадратных завитков
древнегреческого узора.
- Ух ты!.. Спасибо, дядя Витя! Вот это да... - сказал Серёжа.
Тут же он перевернулся на живот и открыл книгу на середине.
- Нет, дружище! - запротестовал дядя Витя. - Людям науки
несвойственна суета и беспорядочность. Все должно идти своим чередом.
Сначала вставай... Ты, кстати, зарядку делаешь?
