тятся? И встретятся ли вообще? И конечно, Таня думает: "Трус,
трус..." А он уже перестал бояться! Он уже не такой, как два часа
назад.
Как ей об этом сказать? Может, оставить болтик? Правильно! Она
увидит и все поймет!
А если не поймет? Вдруг подумает, что подлый Витька Транзистор
выследил "Гнездо ласточки" и побывал здесь? Или еще что-нибудь не то
подумает?..
Написать бы письмо. А как? Нет ни карандашика, ни бумаги... А
может быть, есть? Максим обвел глазами стены. Оружие, индейский
убор, карта... В нише-маленькие дамы и мушкетеры замерли в неподвиж-
ном танце. Рядом с ними лежат кусочки пластилина - чтобы лепить но-
вых воинов и придворных.
А ведь в древности люди писали на глиняных табличках! Выдавлива-
ли буквы!
Максим вскочил и ощупал пластилиновые брусочки: который помягче?
Все были одинаковые, жесткие. Тогда он выбрал темно-красный, немного
похожий по цвету на вишневую форму. Отложив болтик, он долго разми-
нал пластилин и шлепал им о доски ящика. Получилась лепешка.
Усевшись перед ящиком на корточки. Максим взял стрелу и провел
по пластилину. Ничего, можно писать. Но что?
"Здравствуй, Таня! Ты, наверно, думаешь, что я струсил. А я
просто не хотел драться, потому что послезавтра мне вступать в пио-
неры, а Римма Васильевна сразу скажет, что я хулиган... Но потом..."
Нет, это будет неправда. Хватит врать.
"Здравствуй, Таня. Сначала я побоялся связываться с Транзей, а
когда ты ушла..."
Нет, неловко писать про это. И опять получится, что он трус. А
он уже перестал быть трусом, зачем же про это вспоминать? Лучше так:
"Когда ты ушла, я понял, что все-таки надо его отлупить".
Это уже лучше. В самом деле так было: она ушла, а он понял...
Только слишком длинно получается. Может быть, проще? "Я понял, что
надо его отлупить..."
Нет, не так. Можно еще яснее и короче.
И, склонившись над пластилиновой табличкой. Максим начал выцара-
пывать наконечником слова. А белое перо на хвосте у стрелы размашис-
то двигалось над его пилоткой. Вот что получилось:
"Пришлось его отлупить. Приду завтра в 2 ч. Максим".
Потом он подумал: "А вдруг она завтра до двух здесь не появит-
ся?" И тут же успокоил себя: "Появится! А если нет, я оставлю ей но-
вое письмо".
Рядом с пластилиновой табличкой Максим положил болтик-свидетель-
ство своей победы. И сразу пожалел его: болтику скучно будет одному
в темноте.
Максим опять взял его, вздохнул, побаюкал... и догадался! Пере-
вернул болтик и вдавил в пластилин. Плоская головка с аккуратным
числом "12" оттиснулась рядом с подписью, как настоящая печать.
Правда, цифры получились наоборот, но Таня все равно догадается.
Теперь все-все было хорошо! Максим выключил фонарь и хотел пос-
корее выбраться из пещеры. К солнышку, к свежей траве, к лету.
Но снаружи вдруг зашелестело, защелкало по листьям, и появилась
словно занавеска из стеклянных ниток. Это, не закрывая солнца, набе-
жала тучка с первым летним дождем. Будто нарочно, чтобы пошутить с
Максимом и не выпустить из "Гнезда".
Он не обиделся на тучу. По веселому шуму капель, по их солнечно-
му сверканию он понял, что это ненадолго. И правда, через две минуты
дождик убежал, оставив на обрыве блестящую траву. А на фоне сизого
облака за рекой появилась яркая крутая радуга. Вернее, две радуги -
одна внутри другой. Эти разноцветные ворота размытыми полосками от-
разились в воде, и там их с размаху разорвал на лоскутки белый катер
на подводных крыльях.
Максим выбрался на тропинку. Глина стала скользкой, а листья
травы мокрыми ладошками хватали его за ноги. Рукава рубашки намокли
оттого, что по ним щелкали сырые верхушки. Но это были пустяки, это
было даже приятно.
Небо совсем расчистилось, а у тучки, убежавшей за реку, золотом.
горел косматый край. Блестели на том берегу окна и мокрые крыши. Ды-
шать было легко-легко. Казалось даже, что если сорвешься с обрыва,
то не упадешь, а полетишь, как птица. Полетишь в этом удивительном
воздухе, где вечер начал незаметно рассыпать похожие на солнечную
пыль золотые искорки.
Но Максим не сорвался. Скользя сандалиями, он поднялся на край
высокого берега. Он немного устал, но было ему радостно и спокойно.
Потому что сделал он все как надо.
После дождика резко пахло тополиной свежестью. И Максиму стало
так хорошо, что захотелось обнять ближний тополь. Обнять и сказать
спасибо за этот летний вечер, за недавний теплый дождик, за радугу.
За свою радость и победу.
Он так и сделал. Обхватил серый рубчатый ствол и прижался к нему
щекой, грудью, коленями. Он уже не боялся испачкать вишневую форму.
Он стоял, сливаясь с тополем, и слушал лето.
Начинался легкий ветер, он качал ветки. Большая теплая капля
упала Максиму на висок и покатилась по щеке. Он улыбнулся и закрыл
глаза.
Кто-то легко тронул Максима за плечо. Он оторвал щеку от ствола
и не спеша повернулся.
Перед ним стоял мужчина. Максим смотрел на него снизу вверх,
ввысь. И при таком взгляде не сразу узнал этого человека. А потом
понял, что это учитель физики.
Максим не удивился и не встревожился. Просто подумал: "Вот опять
учитель физики". Улыбка все еще была у Максима внутри, но на учителя
он смотрел серьезно. Серьезно и спокойно.
- Ты плакал? - негромко спросил учитель. Максим покачал головой.
- А это? -сказал Физик и коснулся мизинцем щеки Максима - там,
где осталась влажная дорожка.
Максим снова улыбнулся. Чуть-чуть.
- Это капля с дерева,- объяснил он и посмотрел на листья.
Физик тоже посмотрел вверх.
Потом они посмотрели друг на друга.
- А я думал, плачешь,- все так же негромко сказал учитель. - Не
обижайся. Иногда бывает, что человек держится храбро, пока нужно, а
потом плачет, когда один. От обиды или усталости.
- Я знаю. Но я не плакал. Даже не хотел,- сказал Максим.
- Ну и молодец. Тогда давай руку и пойдем.
- Куда?- удивился Максим.
- Куда... Домой, наверно. А что ты здесь вечером на берегу дела-
ешь?
- Я... играю,- сказал Максим и отвернулся. Но ему не хотелось
врать и придумывать. И ему почему-то нравился Физик. - У меня здесь
тайна,-тихо объяснил он и снова поднял на учителя глаза. - Но это не
моя тайна, вы не спрашивайте.
Физик кивнул:
- Не буду... Но, признаться, ты меня напугал со своей тайной.
- Я? Как?
- Как... Понимаешь, выскочил ты... то есть ушел, сердитый такой,
решительный. А я тоже... пошел. Смотрю: ты впереди движешься. Полу-
чилось, что нам по дороге. А потом - ты к реке. Я думаю: не решил ли
ты сгоряча в воду головой... Ну, это я шучу, конечно,-торопливо зас-
меялся Физик. - Но все равно странно: с обрыва исчез - и нет тебя. И
долго нет. Согласись, любой бы затревожился...
- Да, пожалуй, - подумав, произнес Максим. - Но я же не знал.
- Сейчас все в порядке,-сказал Физик. - Ну а как насчет того,
чтобы домой? Идем?
И он протянул руку. Максим дал свою. Не с болтиком, а другую.
Они шагали дружно и неторопливо. Максим украдкой поглядывал на Физи-
ка и думал, что впервые в жизни идет, держа за руку учителя. И не с
классом, а вдвоем. Интересно, как Физика зовут? Неловко спрашивать.
Он дома узнает, у Андрея. А через три года Максим сам будет изучать
физику и, наверно, каждый день будет встречаться с этим учителем.
Жалко, что Римма Васильевна, а не Физик вожатый в школе.
- А насчет приема в пионеры не беспокойся, - вдруг сказал Физик.
Все будет в порядке.
- Я и не беспокоюсь, - ответил Максим. И почувствовал, что, ка-
жется, опять соврал.- Нет, я беспокоюсь, но не боюсь,- поправился
он. И сердито прищурился.
- Вот и хорошо, - улыбнулся учитель.
- Конечно, хорошо, - независимо сказал Максим и гордо посмотрел
сбоку на Физика.
Но беспокойство, которое опять всколыхнулось в нем, оказалось
сильнее гордости. И он спросил тихонько:
- А... правда? Все будет в порядке?
- Да, - сказал Физик.
И это твердое "да" прогнало от Максима проснувшуюся тревогу. На-
совсем. Если бы он шел один, то, наверно, двинулся бы вприпрыжку -
от накатившейся радости. Но его ладошка была в руке у Физика. Поэто-
му Максим лишь заулыбался. И нечаянно сбил шаг.
- Что? Нога болит? - спросил Физик и поглядел на Максимкин бинт.
- Ничуточки не болит!
- Крепкий ты человек, - с уважением сказал Физик.- Прямо как
твой болтик.
- Почему крепкий? Нога ведь правда не болит.
- Верю, верю... Ладно, мне пора сворачивать. До свидания, Бол-
тик.
- До свидания...- сказал Максим. И когда они разошлись, когда
учитель был уже в пяти шагах. Максим вдруг решился:
- А как вас зовут?
Наверно, это было не очень вежливо - спрашивать вот так, в спи-
ну. Мама не похвалила бы. Но Физик обернулся, будто ждал вопроса.
- Роман Сергеевич меня зовут. А что?
- Так... А вы знаете Андрея Рыбкина из девятого "А"?
- Знаю,- серьезно сказал Роман Сергеевич.- Способный юноша.
- Это мой брат, - с удовольствием сказал Максим.
- Надо же! Очень приятно. Привет Андрею Рыбкину. У них, кстати,
послезавтра контрольная.
- А нас вы будете учить в шестом классе?
- Надеюсь... Если ничего не случится.
- Что же может случиться? - с легким беспокойством спросил Максим.
- Мало ли что,- усмехнулся Роман Сергеевич.- Скажем, вдруг назна-
чат заведующим гороно...
- Да ну уж... Может, не назначат,- успокоил Максим.
Роман Сергеевич засмеялся, помахал рукой и зашагал к повороту.
"Ты с неба упал?"
Вечернее солнце светило в спину, и впереди Максима на асфальте
смешно шагала удивительно длинная и тонконогая тень. Она прихрамыва-
ла. Потому что Максим тоже прихрамывал: опять стало болеть колено. А
кроме того, ныло плечо, по которому ударил Транзя. И во всем теле,
как тяжелая вода, колыхалась усталость.
Но не думайте, что Максим шагал уныло. Он просто неторопливо ша-
гал. Настроение все равно было радостное. И Максим улыбался: впереди
его ждало только хорошее.
Пожалуй, лишь одно не очень хорошо: Максимкин потрепанный вид,
наверно, огорчит маму...
Проходя мимо витрины булочной. Максим глянул на свое отражение в
стекле. Да-а... Вид, конечно, не тот, что утром. Обшлага и локти у
рубашки серые, верхняя пуговка на жилете висит на нитке, сам жилет
помят, а штаны - те вообще в гармошку. Ноги побиты и поцарапаны,
словно Максим дрался со стаей камышовых котов. А бинт! Даже не ве-
рится, что он был когда-то белый...
А впрочем, ладно! Он возвращается победителем, а победителей,
говорят, не судят. Тем более, что пилотка с серебряными крылышками
по-прежнему, как новенькая, ловко сидит на голове.
Максим глотнул и торопливо отошел от витрины. Потому что, кроме
самого себя, он разглядел за стеклом батоны и поджаристые караваи.
От голода мягко кружилась голова. Ох, скорей бы домой! Жаль, что бе-
жать сил нет.
На углу стояла тележка с навесом и надписью "Пирожки". Морщинис-
тая пожилая продавщица в белом халате и такой же, как у медсестры
Любы, шапочке нагнулась и шуршала промасленными бумагами. Максим,
глотая слюну, подошел и протянул пять рублей.
- Дайте, пожалуйста...
Она выпрямилась так быстро, что Максим не договорил.
- Нету сдачи! Ты бы еще сто рублей дал! Не видишь, что ли, день-
ги уже сдала!
Как он мог видеть? Он видел только пирожки - пузатые, золотис-
тые. Они горкой лежали в алюминиевой корзине. Они были, наверно, с
мясом и рисом. Но, в конце концов, не умрет же он! Лучше потерпеть,
чем стоять перед ней и клянчить.
Максим пожал плечами и пошел прочь, стараясь не хромать. И услы-
шал за спиной ворчание:
- От горшка два вершка, а с такими деньгами...
Откуда они берутся, такие вредные? И эта, и Марина, и та тетка
