Принадлежащее Пигу определение этого второго случая расхождения цитировалось в
начале указанного раздела. Пигу говорит о различии между ситуацией, когда
некто оказывает услуги, за которые он не получает вознаграждения, и той, когда
некто терпит ущерб и при этом не получает компенсации. Наше внимание,
естественно, привлекает второй случай. Достаточно поразительно, что, как
обратил мое внимание франческо форте, проблема дымовой трубы -- "избитый"
[Robertson Dennis, Lectures on Economic Principles, Vol. 1, London: Staples
Press, 1957, p. 162] или "школьный пример" [Mishan E. J., The Meaning of
Efficiency in Economics // The Bankers Magazine 189, June 1960, p. 482] для
второго случая -- используется Пигу как пример первого случая (неоплаченные
услуги) и никогда не упоминается, по крайней мере в явном виде, в связи со
вторым случаем [Pigou, Op. cit., p. 184 (Пигу, Указ. соч., с. 252)]. Пигу
указывает, что фабриканты, которые расходуют средства, чтобы их трубы не
дымили, оказывают услуги, за которые им не платят. Из того, что говорит далее
в этой главе Пигу, следует, что фабриканту с дымящей трубой следует давать
премии за установление дымоулавливающих устройств. Большинство современных
экономистов предложили бы обложить налогом владельца дымящей трубы. Кажется
досадным, что экономисты (за исключением форте) не обратили внимания на эту
особенность толкования Пигу: ведь осознание того, что к проблеме можно
подходить с любой из этих позиций, могло бы помочь ясному признанию обоюдного
ее характера.
При обсуждении второго случая (причинение ущерба без выплаты компенсации),
Пигу говорит, что оно имеет место, "когда владелец участка, расположенного в
жилом квартале, строит там фабрику, тем самым разрушая красоту пейзажа; когда
он возводит на своем участке здание, затеняющее расположенные рядом дома или
(если здание возводится в густонаселенном районе) не оставляющее людям места
для отдыха, что вредит их здоровью и снижает производительность их труда"
[Ibid., p. 185--186 (там же, с. 253)]. Пигу, конечно же, совершенно прав,
когда описывает такие действия, как "невозмещенный ущерб". Но он неправ,
называя эти действия "антисоциальными". [Ibid., p. 186, n. 1. Подобные
неосновательные суждения встречаются и в лекции Пигу "Some Aspects of the
Housing Problems" (Rowntree B. S. and Pigou A. C., Lectures on Housing,
Manchester University Press, 1914).] Они могут быть и такими, но могут и не
быть. Необходимо взвесить ущерб и выгоду от этих действий. Ничто не может быть
более "антисоциальным", чем противодействие любым действиям только потому, что
они вредят кому-либо.
Пример, с которого Пигу начинает рассмотрение "невозмещенного ущерба", -- это
не дымовая труба, а кролики, опустошающие посевы: "... Мы имеем пример
непреднамеренного и неоплачиваемого ущерба в тех случаях, когда охрана дичи
одним землевладельцем ведет к потраве соседских посевов размножившимися
кроликами..." Этот пример представляет экстраординарный интерес, и не столько
потому, что экономический анализ в данном случае как-нибудь существенно
отличается от анализа иных ситуаций, но в силу особенностей правового
регулирования, а также потому, что этот случай позволяет понять, какую роль
способна играть экономическая теория в том, что представляет собой чисто
юридический вопрос о разграничении прав.
Проблема правовой ответственности за действия кроликов является частью более
общей проблемы ответственности за животных. [Williams Glanville L., Liability
for Animals -- An Account of the Development and Present Law of Tortious
Liability for Animals, Distress Damage Peasant and the Duty to Fence, in Great
Britain, Northern Ireland and the Common-law Dominions. Cambridge, Eng.:
Cambridge University Press, 1939. Часть 4 (The Action of Nuisance, in Relation
to Liability for Animals, p. 236--262) особенно полезна для нашего
рассмотрения. Именно здесь на с. 238--247 рассматривается ответственность за
действия кроликов. Я не знаю, насколько далеко обычное право в США в части
ответственности за поведение животных отошло от положений английского права. В
некоторых западных штатах США английское обычное право относительно
обязанности огораживать землю не соблюдалось отчасти потому, что "наличие
обширных неочищенных земель сделало возможными решения о свободном выпасе
скота" (с. 227). Это хороший пример того, как разные внешние обстоятельства
делают экономически желательным изменение юридических правил по разграничению
прав.] Мне придется, хоть и неохотно, ограничиться случаем кроликов. Судебные
хроники впервые упоминают о кроликах в связи с отношениями между помещиком и
арендаторами, поскольку с XIII в. стало обычным, что помещик позволял им
держать кроликов ради мяса и шкуры. Но в 1507 г. в процессе Боулстона помещик
предъявил иск соседу-землевладельцу, обвиняя его в том, что ответчик наделал
кроличьих нор, и кролики размножились и уничтожили урожай истца. Иск не был
удовлетворен на том основании, что
"... как только кролики попадали на его землю, он мог убивать их, поскольку
кролики являются дикими животными, и тот, кто настроил норы, не является их
собственником, и он не может быть наказан за ущерб, причиненный кроликами,
которые ему не принадлежали, и которых можно законно убивать" [Coke (vol. 3)
104 b. 77 Eng. Rep., 216, 217].
Поскольку процесс Боулстона имел значение нормативного -- в 1919 г. Дж. Брей
утверждал, что он не знает о случаях, когда бы это решение было оспорено или
сочтено недействительным [Steam v. Prentice Bros. Ltd. (1919) 1 K. B., 395,
397], -- приведенный Пигу пример с кроликами, несомненно, представлял собой
нормативную правовую позицию в тот период, когда "Экономическая теория
благосостояния" была написана. [Я не исследовал новейшие прецеденты.
Законодательные акты так же модифицировали правовую позицию.] И в этом случае
недалеко от истины утверждение, что положение дел, которое описывает Пигу,
возникло в силу отсутствия правительственного вмешательства (по крайней мере,
в форме законодательных актов) и было результатом "естественных" тенденций.
Тем не менее, решение по делу Боулстона представляет собой правовой курьез, и
Вильяме не скрывает своего отвращения к этому решению:
"Концепция об ответственности за причинение неприятностей, будучи основанной
на собственности, явно является результатом неверного применения случая, когда
скот забредает на чужую территорию, и противоречит как закону, так и
средневековым правилам о создании помех водой, дымом или нечистотами (on the
escape of water, smoke and filth)... Условием сколь нибудь удовлетворительного
разрешения вопроса является окончательный отказ от вредной доктрины, созданной
решением по делу Боулстона... Как только этот случай перестанет
рассматриваться в качестве прецедента, откроется возможность для рационального
толкования всего вопроса, чтобы восстановить соответствие с принципами,
господствующими в других областях закона о нарушениях покоя и порядка"
[Williams, Op. cit., p. 242, 258].
Судьи, принимавшие решение по делу Боулстона, конечно же, понимали, что их
подход отличен от того, который принят при рассмотрении дел о нарушениях покоя
и порядка:
"Это дело не схоже с такими, где речь идет об устройстве печи для обжига
извести, красильни или чего-то подобного; ведь там неудобства создаются в
результате действия сторон, осуществляющих действие; но здесь не так, потому
что кролики сами приходят на землю истца и он может брать их, когда они на его
земле, и использовать к своей выгоде" [Boulston v. Hardy, Cro Eliz., 547, 548,
77 Eng. Rep. 216].
Вильямc комментирует:
"Опять высказывается атавистическая идея, что виновны животные, а не
землевладелец. Конечно же, нельзя счесть разумным введение такого подхода в
современный закон о нарушениях покоя и порядка. Если А строит дом или сажает
дерево так, что дождь стекает или капает на землю В, это действие совершает А,
и он здесь ответствен; но если А разводит на своей земле кроликов, так что они
совершают набеги на землю В, это действие совершают кролики, и А за него не
отвечает -- такова особенность разделения, вводимого решением по делу
Боулстона" [Williams, Op cit., p. 243].
Следует признать, что решение по делу Боулстона выглядит несколько необычным.
На человека можно возложить ответственность за неприятности, создаваемые дымом
или противным запахом, без принятия решения о том, что он является
собственником дыма или запаха. И правило, использованное в деле Боулстона, не
всегда соблюдалось в случаях с другими животными. Например, в процессе Бланд
против Йетса [Bland v. Yates, 58 Sol. J. 612 (1913--1914)] было решено, что
можно в судебном порядке запретить содержание необычного и чрезмерного запаса
навоза, в котором разводятся мухи и заполоняют соседский дом. Вопрос о том,
кому принадлежат мухи, не поднимался. Экономист не захотел бы оспаривать это,
потому что юридические препирательства порой выглядят несколько странно. Но
есть весомые экономические причины в поддержку идеи Вильямса, что проблема
ответственности за животных (в особенности за кроликов) должна толковаться в
рамках обычного закона о нарушениях покоя и порядка. Причина не в том, что
ответственность за ущерб несет только тот, который дает приют кроликам; тот,
урожай которого пропал, также ответствен. А учитывая то, что издержки рыночных
трансакций делают перераспределение прав невозможным до тех пор, пока мы не
узнаем конкретных обстоятельств, мы не можем сказать, желательно или нет
возложение ответственности за ущерб, причиняемый кроликами соседям, на того,
кто дает им приют. Против решения в деле Боулстона сказать можно лишь то, что
оно не позволяет никогда возложить ответственность на покровителя кроликов.
Оно закрепляет ответственность за одной стороной, а это так же нежелательно с
экономической точки зрения, как и постоянное возложение ответственности на
другую сторону, так чтобы покровитель кроликов был всегда ответствен. Но, как
мы видели в разделе VII, закон о нарушении покоя и порядка, как он применяется
судами, гибок и дает возможность сопоставлять полезности действия и
причиняемый им ущерб. Как говорит Вильямc: "Все законы о нарушениях покоя и
порядка представляют собой попытку совместить и найти компромисс между
противоположными интересами..." [Willams, Op. cit., p. 259]. Введение проблемы
кроликов в рамки обычного права о нарушениях покоя и порядка не приведет к
неизбежному возложению ответственности за ущерб, причиненный кроликами, на
того, кто им покровительствует. Это вовсе не значит, что единственной задачей
судов в таких случаях является сопоставление полезности действия и наносимого
им ущерба. Не следует ожидать и того, что решения судов на основе такого
сопоставления всегда будут верными. Но если только суд не действует уж очень
глупо, обычные законы о нарушениях покоя и порядка дадут, скорее всего, более
удовлетворительные результаты, чем применение жесткого правила. Приводимое
Пигу дело о нашествии кроликов дает превосходный пример взаимозависимости
проблем экономики и права, хотя разумная политика, весьма вероятно, окажется
совсем не такой, как это представлялось Пигу.
Пигу допускает одно исключение в выводе, что в примере с кроликами частный и
общественный продукты не совпадают. Он добавляет, что это так, "если только
... оба участника конфликта не состоят в отношениях арендодателя и арендатора,
так что компенсация может быть включена в величину арендной платы" [Pigou, Op.
cit., p. 185]. Такой вывод довольно удивителен, поскольку у Пигу первая группа
несовпадений частного и общественного продуктов связана в основном с
трудностями заключения удовлетворительного контракта между арендатором и
арендодателем. В действительности-то все более поздние дела, связанные с
проблемой кроликов, которые цитирует Вильяме, состояли в спорах между
землевладельцем и нанимателями по поводу права охоты [Williams, Op. cit., p.
244--247]. Пигу, похоже, делает различие между случаем, когда контракт
