невозможен (вторая группа), и случаем, когда контракт неудовлетворителен
(первая группа). Поэтому-то он и говорит, что вторую группу расхождений между
частным и общественным продуктами
"невозможно уменьшить (подобно соответствующим расхождениям, обусловленным
владением на правах аренды) за счет изменения договорных отношений между
сторонами, поскольку расхождения данного вида возникают при предоставлении
услуги (или нанесении ущерба) иным лицам, а не участникам договора" [Pigou,
Op. cit., p. 192 (там же, с. 259)].
Но причина того, что некоторые виды деятельности не могут охватываться
контрактами, та же самая, что и причина того, что некоторые контракты в общем
случае являются неудовлетворительными -- слишком велики издержки на правильную
постановку дела. На деле оба случая просто идентичны, поскольку
неудовлетворительность контрактов связана с тем, что они не охватывают
некоторых видов деятельности. Трудно понять, как повлияло на основные
аргументы Пигу обсуждение первой группы расхождений. Он показывает, что при
некоторых обстоятельствах контрактные отношения между землевладельцем и
нанимателем могут привести к расхождению между частным и общественным
продуктами [Ibid., p. 174--175]. Но далее он же показывает, что контроль
арендной платы и принудительные правительственные схемы компенсации также
порождают расхождения [Ibid., p. 177--183]. Более того, он показывает, что,
когда правительство оказывается в сходной позиции по отношению к частному
землевладельцу, например, когда оно дает привилегию фирме, занятой в
коммунальном обслуживании, возникают те же самые трудности, как и в случае с
частными лицами [Ibid., p. 175--177]. Дискуссия очень интересная, но я так и
не смог выяснить, какие же выводы относительно экономической политики Пигу
хотел бы предложить (если он вообще что-то хотел предложить).
Подход Пигу к проблемам, которые рассматриваются в этой статье, отличается
крайней уклончивостью, и попытки интерпретировать его взгляды представляют
почти непреодолимые трудности. В силу этого невозможно с уверенностью
утверждать, что нам удалось действительно понять, что же именно имел в виду
Пигу. И трудно спорить с выводом, при всей исключительности такого суждения
относительно экономиста такого ранга, как Пигу, что основным источником этой
неясности позиций является то, что Пигу не продумал ее до конца.
IX. Пигувианская традиция
СТРАННО, что учение столь ошибочное, как то, которое развил Пигу, приобрело
такую влиятельность, хотя, пожалуй, частью успеха оно обязано нечеткому
изложению. Будучи неясным, оно никогда не было явно ошибочным. Любопытно, что
туманность источника не помешала возникновению вполне отчетливой устной
традиции. То, чему, по мнению экономистов, они научились у Пигу, и чему они
учат своих студентов, и что я именую пигувианской традицией, отличается вполне
достаточной ясностью. Я намерен показать неадекватность пигувианской традиции,
которую вижу в том, что и анализ, и политические выводы, ею предлагаемые --
неверны.
Я не намерен подкреплять свою точку зрения множеством ссылок на литературу.
Частично и избегаю этого потому, что толкования в имеющейся литературе, как
правило, весьма фрагментарны и зачастую не содержат ничего, кроме ссылки на
Пигу и нескольких поясняющих фраз, так что детальный анализ этих высказываний
просто ничего бы не дал. Но главная причина отсутствия ссылок в том, что
доктрина, хотя и основанная на работе Пигу, является развитием устной
традиции. Экономисты, с которыми я обсуждал эти проблемы, выказали единодушие
мнений просто поразительное, учитывая скудость внимания к этому вопросу в
литературе. Нет сомнения, что есть экономисты, которые держатся иной точки
зрения, но они наверняка являют собой решительное меньшинство в нашей
профессии.
Подходом к рассматриваемой проблеме будет анализ ценности материального
производства. Частный продукт представляет собой ценность дополнительного
продукта, возникшего в результате определенной деловой активности.
Общественный продукт равен частному продукту за минусом падения производства
где-либо еще, за что данный бизнес не платит компенсации. Так, если в бизнесе
для производства определенного продукта ценностью в 105 долл. используются 10
единиц фактора (и никаких других факторов); и владелец этого фактора не
получает компенсации за их использование, поскольку не может этому помешать;
и эти 10 единиц фактора при наилучшем альтернативном использовании принесут
продуктов на 100 долл., тогда общественный продукт равен 105 долл. минус 100
долл., т. е. 5 долл. Если теперь бизнес платит за одну единицу фактора и ее
ценность равна ценности предельного продукта, тогда общественный продукт
увеличивается до 15 долл. Если оплачиваются две единицы, общественный продукт
увеличивается до 25 долл. и т. д., пока он не станет равен 105 долл., после
того как будут оплачены все единицы. Несложно понять, почему все экономисты с
готовностью приняли эту довольно странную процедуру. Анализ сосредоточен на
решениях отдельного бизнеса, и поскольку издержки использования определенных
ресурсов не приняты во внимание, поступления уменьшены на ту же величину. Но
ведь это означает, что ценность общественного продукта не имеет общественной
значимости в любом случае. Мне кажется, что лучше использовать концепцию
альтернативных издержек и подойти к проблеме через сравнение ценности
продукта, приносимого факторами при альтернативном использовании или при
альтернативных социальных установлениях. Основное преимущество ценовой системы
в том, что она ведет к использованию факторов там, где ценность создаваемого с
их участием продукта оказывается наибольшей или где она влечет меньшие
издержки, чем альтернативные системы (я оставляю в стороне то, что ценовая
система также облегчает проблему перераспределения дохода). Но если бы в силу
некой Богом данной естественной гармонии факторы попадали туда, где они
участвуют в создании продукта наибольшей ценности, без посредства ценовой
системы и, следовательно, не было бы никакого возмещения, для меня это стало
бы скорее источником изумления, но не причиной уныния.
Определение общественного продукта подозрительно, но это не означает, что
получаемые в результате анализа выводы для политики с необходимостью ложны.
Впрочем, подход, который отвлекает внимание от основных вопросов, сопряжен с
опасностями, и нет сомнений, что именно в этом причина некоторых ошибок
господствующей доктрины. Вера в то, что бизнес, являющийся причиной вредных
эффектов, должен быть принужден к возмещению ущерба (что было подробнейшим
образом обсуждено в разделе VIII в связи со ссылкой Пигу на паровозные искры),
несомненно, является результатом отказа от сравнения всего продукта, который
может быть получен при альтернативных социальных установлениях.
Ту же ошибку находим в предположении, что проблему вредных последствий нужно
решать с использованием налогов или поощрений. Пигу явно делает упор на этом
решении, хотя, как обычно, его высказывания недостаточно детальны и
сопровождаются оговорками [Ibid., p. 192--194, 381; см. также: Pigou А. С., A
Study in Public Finance, London: Macmillan & Co., 1947, p. 94--100].
Современные экономисты склонны мыслить исключительно в терминах налогов и при
этом очень конкретно. Налог должен быть равен наносимому ущербу, а значит,
должен зависеть от величины вредных последствий. Поскольку никто не говорит,
что поступления от налогов должны идти тем, кто страдает от ущерба, это совсем
не то же самое решение, которое предполагает принуждение бизнеса к возмещению
ущерба именно тем, кто пострадал от ущерба, хотя экономисты в целом, кажется,
просто не заметили этого и склонны рассматривать эти два решения как
идентичные.
Предположим, что в районе, где прежде не было источников дыма, появилась
фабрика, причиняющая дымом ущерб на 100 долл. в год. Предположим, что принято
налоговое решение и что владелец фабрики платит ежегодно по 100 долл. до тех
пор, пока его фабрика дымит. Предположим далее, что есть некое устраняющее дым
устройство, годовые издержки на которое равны 90 долл. В этих условиях такое
устройство будет, конечно, установлена. Расходуя 90 долл., владелец фабрики
избежит расходов в 100 долл. и будет иметь ежегодно на 10 долл. больше. Однако
достигнутое положение может и не быть оптимальным. Предположим, что несущие
ущерб могут перебраться в другое место или принять какие-либо иные меры
предосторожности, и это им обойдется в 40 долл. или будет эквивалентно потерям
годового дохода на ту же величину. Тогда, если фабрика будет по-прежнему
дымить, а окрестные жители куда-нибудь переедут или как-либо иначе
приспособятся к этому, ценность производства увеличится на 50 долл. Если уж
нужно, чтобы владелец фабрики платил налог, равный причиняемому ущербу, то
явно желательно учредить двойную налоговую систему и заставить обитателей
этого района платить столько же, сколько дополнительно платит владелец фабрики
(или потребители его продукции) для предотвращения ущерба. При таких условиях
люди не останутся в этом районе или примут другие меры для предотвращения
ущерба, если издержки на это окажутся меньшими, чем издержки предпринимателя
на предотвращение ущерба (цель производителя, разумеется, не столько в
уменьшении ущерба, сколько в сокращении налоговых платежей). Налоговая
система, ограниченная налогом на производителя за причиняемый ущерб, поведет к
несправедливому возрастанию издержек на предотвращение ущерба. Этого можно
было бы, конечно, избежать, если бы можно было обложить налогом не причиняемый
ущерб, а падение ценности производства (в широчайшем его понимании), имеющее
причиной эмиссию дыма. Но для этого требуется детальное знание индивидуальных
предпочтений, и я не в силах вообразить, как можно собрать данные, необходимые
для такой системы налогов. В самом деле, предложение бороться с загрязнением
воздуха и иными подобными проблемами с помощью налогов изобилует трудностями:
проблема калькуляции, различие между средним и предельным ущербом,
относительная величина ущерба для различных объектов собственности, и т. д.
Нет нужды исследовать здесь эти проблемы. Для моих целей достаточно показать,
что, даже если налог в точности равен ущербу для соседней собственности от
выброса каждого дополнительного клуба дыма, вовсе не обязательно, что этот
налог приведет к созданию оптимальных условий. Чем больше людей или деловых
организаций оказываются в радиусе распространения дымового загрязнения, тем
больше ущерб от данного источника дыма. Соответственно и налог будет расти
вместе с ростом числа испытывающих ущерб. Это поведет к сокращению ценности
продукта, производимого занятыми на фабрике факторами: либо потому, что
сокращение производства под тяжестью налогов поведет к использованию факторов
где-либо еще и менее ценными способами, либо потому, что факторы будут
отвлечены на производство средств для сокращения выбросов дыма. Но люди,
решающие поселиться в окрестностях фабрики, не учтут этого падения ценности
производства, которое имеет причиной их присутствие. Эта неспособность учесть
издержки, возлагаемые на других, сравнима с действиями владельца фабрики,
который не учитывает ущерб, наносимый выбросами дыма. В отсутствие налога в
окрестностях фабрики может оказаться слишком много дыма и слишком мало
жителей; но при наличии налога дыма может оказаться слишком мало, а жителей
слишком много. Нет причин предполагать, что какой-либо из этих исходов
непременно предпочтительней другого.
Нет нужды пространно рассматривать сходные ошибки, скрытые в предположении,
что дымящие фабрики следует с помощью зонального планирования удалить из тех
районов, где дым порождает вредные эффекты. Если перемещение фабрики приводит
к сокращению производства, это, конечно же, следует учитывать и сопоставлять с
ущербом от того, что фабрика останется на прежнем месте. Целью такого
регулирования должно быть не устранение дымового загрязнения, но, скорее,
