остановился, чтобы вмешаться в драку.
Когда дело было закончено, унсовцы ушли, прихватив, в качестве трофея весь
товар. Время пик было выбрано потому, что в толпе легко убежать. Наблюдатель,
которого оставили недалеко от места события, позднее рассказывал, что милиция
появилась только минут через двадцать.
Такие упражнения очень полезны для молодежи, поэтому они были продолжены.
Также нами было разогнано собрание русофилов в политехническом институте. С тех
пор мы получили монополию на защиту общеславянских интересов.
Несколькими годами позже я познакомился с Олегом Бахтияровым - одним из вождей
партии Славянского Единства. Он рассказал мне, что тогда, после всех этих
художеств, они планировали хлопнуть меня. Но ему в руки попал сборник моих
стихов и он решил, что этого не нужно делать. Впрочем, я думаю, до дела у них не
дошло бы.
В день октябрьской революции 1991 г. Произошел первый выход в люди УНСО. Мы
противодействовали коммунистической демонстрации, возглавляемой будущим
Председателем Верховного Совета Александром Морозом. Демонстрация должна была
закончиться митингом возле республиканского стадиона. Там и возникла драка.
Перепало и Морозу, но наиболее буйных повязали менты. В райотделе и наши, и их
оказались в одной камере. Интересно было наблюдать за тем, как кто-то из наших
чернявых татарковатых львовян (таких много в Галиции) доказывал какому-то
россиянину, что россияне вообще не славяне и не арийцы, что они происходят от
смеси татар с угрофинами и самоедами. Как на грех россиянин оказался вполне
нордической внешности: высокого роста, блондин, голубоглазый, с твердым как у
скандинава лицом. Все зло в мире от объективной реальности.
Распад Советского Союза еще больше заострил проблему сепаратизма внутри
республик. В 1991 и 1992 гг. все ожидали антиукраинского восстания в Крыму.
Черноморский флот в своей массе отказался присягнуть украинскому государству,
особенно зловещей фигурой считался командующий Ч.Ф. контр-адмирал Касатонов.
Я считал, что для укрощения Крыма и флота достаточно только погромче топнуть
ногой. Для того, чтобы доказать это, я решил осуществить вояж на юг.
Один буржуй закупил для нас целый поезд. Я загрузил туда около полутысячи наших
бойцов, фольклорный хор и несколько православных священников (все это должно
было выглядеть как поездка на молебен на могилы украинских моряков в
Севастополе). Еще я взял с собой для прикрытия депутата Хмару. Сразу же после
провала путча его выпустили из Лукьяновской тюрьмы.
Власть все еще была дезориентирована. Никто не знал: или препятствовать нам, или
наоборот - способствовать. Наконец к нам подсадили руководство железнодорожной
милиции и мы отправились.
Сначала мы посетили Одессу. За несколько дней перед этим, там прошли обыски на
квартирах наших ребят, санкционированные городской прокуратурой. Наш поезд не
пустили на железнодорожный вокзал, а загнали на сортировочную. Мы выгрузились,
поспорили о чем-то с руководством местной милиции и двинулись в город.
Мы выстроились возле городской прокуратуры, я взял десяток ребят, депутата Хмару
и зашел во внуть. Там было тревожно и пусто. В кабинете городского прокурора я
поставил бойцов возле окон и дверей. Прокурор пребывал на грани нервного срыва.
Он стоял возле стола и руки у него дрожали. Мы развалились в креслах и по
очереди начали вычитывать ему мораль. Я наслаждался ситуацией. Тогда я не
догадывался, насколько быстро менты опомнятся и построят государство под себя. В
том, что им это удалось, совместная вина всех активных людей. Нужно было
адекватней реагировать на все попытки поднять голову. Судья вынес несправедливое
постановление - огонь! Прокурор возбудил дело - огонь! Милиционер высунулся -
огонь! Недоглядели .
Покуражившись над одесским прокурором, мы провели митинг на Дерибасовской,
погрузились на поезд и отправились далее. По дороге мы остановились в Херсоне.
Там двое наших бойцов позволили себе немного выпить и их пришлось выбросить из
поезда. С херсонского почтамта мы дали телеграмму: "штаб Черноморского Флота,
контр-адмиралу Касатонову. Буду завтра. Встречай. Целую, твоя УНСО". Позднее нам
сообщили, будто Касатонов заявил, что быстрее съест свою фуражку, чем пустит нас
в Севастополь.
Симферополь мы проехали ночью. Рано утром поезд остановили на небольшой станции
в сорока минутах езды перед Севастополем. Я вышел узнать, в чем дело. Мне
сообщили, что далее нас не пустят. Я дал команду выйти из вагонов и построиться
поперек железнодорожных путей. Милицейскому начальству и пограничникам я
сообщил, что не пропущу ни один поезд, пока нам не откроют путь. Так простояли
мы несколько часов и настолько сбили железнодорожный график, что, наконец, нас
таки пропустили.
В Севастополе мы сделали все, что хотели. Милиции туда нагнали со всего Крыма.
Из флотских никого не было видно. Мы промаршировали туда-сюда по центру города,
провели молебен. Около двух десятков кликуш с плакатами жалко протестовали
против нашего появления.
На большом прогулочном катере мы прошли севастопольской бухтой. С мачты мы
сорвали красный флаг и повесили наш. На некоторых военных кораблях и подводных
лодках в знак приветствия поднимали сине-желтые флаги.
Вояж нашего "бронепоезда дружбы" доказал, что антиукраинские силы в Крыму не
имеют потенциала, что командование флота - это бумажный тигр, а настроение
личного состава флота далеко не однозначно. Тем не менее, украинские патриоты
еще долго скулили, относительно того, что мы провокаторы. Нет в мире животного
более подлого, чем испуганный национал-демократ.
Весной 1992 г. наконец Бог послал войну.
Это было Приднестровье - война в садах.
Грядет большая смута. Можно воспринимать это как трагедию, как катастрофу, но
более рационально полюбить ее, найти в ней глубокий смысл. Возросла опасность,
но для целых наций, групп и выдающихся личностей появилась возможность прорыва,
возможность ухватить судьбу за хвост, начать собственную историю.
Отбросив множество мелких неприятностей, именно в Приднестровье 1992 г. можно
было наблюдать интересную модель идеального положения вещей и идеального
общественного устройства. Общество живет в состоянии духовной мобилизации,
умеренного напряжения сил и подъема чувств. Все жизненные ощущения ярки и остры.
Сравнительно высокий уровень благосостояния. Четкие цели. Ясно очерченый враг.
Каждый имеет то, во что верит и занимается тем, что ему сродственно: кто хочет -
работает; кто хочет - торгует; кто хочет - воюет. Важным моментом есть то, что
кто хочет, может воевать и воюют только те, кто хотят.
Говорят о приватизации, а нужно говорить о приватизации власти, приватизации
государственных функций, приватизации войны. О новом феодализме.
Феодал (или же полевой командир, или же промышленный барон, или же олигарх)
должен дать своим людям порядок - то единственное, чего они хотят после
окончания эпохи восстания масс. Порядок - это, когда рабочий имеет
высокооплачиваемую работу, зажиточный дом. В воскресенье - возможность выехать
со своей большой семьей к чистой речке на дорогом авто. Порядок - это, когда
священник имеет церковь, в которую ходят, когда люмпен имеет достаточной
гигиеничный мусорник, когда художник имеет светлую мастерскую, а научный
сотрудник - дорогую лабораторию, когда наши барыги толще соседских, когда у всех
много денег и везде сладости, а рыцарь всем этим руководит и имеет возможность
немного повоевать в свое удовольствие. Это утопия, безусловно, но разве это не
чудесно? Пусть шипят враги, главное, чтобы люди были довольны, чтобы, как в
здоровом организме каждый орган выполнял свойственную ему функцию, а не все
функции сразу. Ногами не думают, а головой не ходят.
Враги убеждают народ, что войну можно выиграть усилиями обоза. Что авангард нам
не нужен. Но войну за будущее выиграем именно мы, а панам из обоза мы дадим
вволю помародерствовать на поле боя и поторговать сапогами, которые они
постягивают с трупов врагов. Главное, чтобы люди были довольны.
Еще до войны в Приднестровье возникли две украинские организации: "Союз
украинцев" возглавляемый сейчас уже покойным Бутом и Союз "Повернення"
возглавляемый Александром Большаковым, с которым мы самым тесным образом
сотрудничали. Его заместитель по союзу, Председатель Слободзейского исполкома
Мыкола Остапенко стал первой жертвой известной позднее "группы Илашку". 23
апреля 1992 г. машина, в которой находились он и шофер, была обстреляна на
дороге между Слободзеей и Коргашем. Нападающих было двое, они прятались за
деревьями на обочине. Один стрелял по колесам, другой по салону. Водитель
получил легкие ранения, а в тело Остапенко попали 18 пуль калибра 7.62.
Нападающие скрылись на машине "Лада", сделали круг по полевой дороге и исчезли.
Остапенко умер через день.
Террористов из "группы Илашку" выловили в 1993 г. Их судили. Национал-демократы
в Украине выступали на их защиту. В войне между украинцами Приднестровья и
молдаванами, Украина поддержала молдаван. Изучая любой эпизод украинской
истории, сразу поищи, где здесь измена. Это будет ключом для понимания ситуации.
История нового Украинского Государства началась с предательства украинцев
Приднестровья. Была установлена блокада. Позднее, когда мы уже занимали свои
позиции под Кошницей и под Кочиерами, когда вложили уже много усилий в
возрождение проукраинских симпатий среди населения, в Кишиневе объявился главный
украинский демократ, бывший политзаключенный Чорновил. Выступая по молдавскому
телевидению "Меседжеру" (которое смотрит и Приднестровье) заявил, что вся
Украина поддерживает молдаван, а приднестровцы - сепаратисты и негодяи. Потом он
имел наглость повторить это же на митинге в Приднестровской Рыбнице. Его чуть не
разорвали. Как говорит полковник Боровец: "У нас зазря никого не сажали".
Выступая в те дни на митинге в Киеве, я заявил : "... Когда вам говорят, что в
Приднестровье сложная ситуация, отвечайте - это в Украине сложная ситуация, но
мы ее упростим!"
В обороне Приднестровья участвовало несколько формирований. Наибольшая по
численности и лучше организованная Республиканская Гвардия, Черноморское Казачье
Войско, ТСО (территориальные спасательные отряды). Плотнее всего мы сотрудничали
с ЧКВ. У них мы получили первое оружие, наши позиции были всегда рядом. У них
также крутилось много добровольцев с Дона, Кубани, Терека, Урала. Вояки, как
дети, особенно в начале войны. Они ужасно любят разнообразные погремушки,
значки, медали, нашивки. За значок с тризубцем можно было выменять гранату или
две пачки автоматных патронов. С помощью Большакова мы устроили свой штаб на
пятом этаже гостиницы "Аист". Она стоит на самом берегу Днестра. Тех
добровольцев, которые приезжали из России, брали к себе казаки или гвардейцы, а
большинство тех, кто прибывал с Украины, брали к себе мы. Я помню рабочего лет
сорока с Западного Донбасса. Всего за несколько часов он настолько освоился в
окопах под Кошницею, что, казалось, он в них родился. У него было абсолютное
ощущение ситуации. Он знал, где заминировано и где огневые точки противника. Он
ориентировался в лишенных любой логики перестрелках, которые велись через
яблоневый сад, знал, что происходит на позициях гвардии справа и в голове
гвардейского подполковника ночью. Есть люди талантливые к войне. Он
дисциплинированно воевал, а по окончании боевых действий, погрузил железо,
которым успел обрасти (стволов, наверно, пять), на отбитый у кого-то грузовик и
исчез точно так же, как появился, в никуда.
По моими наблюдениями, процентов двадцать наших мужчин имеют скрытый милитарный
инстинкт. Человек всю жизнь работает конторщиком или токарем и вдруг случайно
попадает в окопы. И больше его оттуда не вытянешь. Инстинкт проснулся. Человек
нашел себя. Как жесток мир (в смысле перемирие) по отношению к этим красавцам.
Никогда не забуду еще одного приблудного лет этак двадцати. Ему дали псевдо
