Богомаз. Он два раза нехорошо показал себя, чем вызвал подозрения. Его отвезли
на нашу базу в Рашкове и посадили в "зиндан". Так наши называли приспособленный
под гауптвахту погреб. Рашков весь подрыт погребами. Рыть тайники, хранилища и
пещеры есть древнейшим инстинктом украинца. Я приехал в Рашков, когда он сидел
уже три дня. С собою я привез Юрка Шухевича. Мне казалось, что этим я создаю
метафору. Слепой Шухевич, как слепой Жижка, унсовцы, будто Табориты. Я
представлял, как он сидел в лагере старый, слепой и бредил подвигами отца, жизнь
его упиралась в глухую стену. Он даже вообразить не мог, что пройдет лишь
несколько лет и возглавляемые им отряды возьмут оружие в руки и начнут войну.
Меня это ужасно трогало. Славко дал ему покрутить в руках пистолет, СКС,
автомат, гранатомет.
База размещалась в сельской школе. С поляны перед входом можно было видеть
Днестр и противоположный молдавский берег. На базе находилась часть людей,
которые не были на позициях. Они проводили время в учениях, которыми руководил
Славко. Местные жители смотрели со страхом на эти занятия, на построения,
дисциплину и часовых.
На вечер я назначил трибунал. Он происходил в присутствии всех. В центре я
посадил Шухевича, хлопцы стояли полукругом. Богомаз со связанными руками стоял
перед строем. За пятнадцать минут его присудили к расстрелу. Через двое суток мы
взяли грузовую машину, бросили Богомаза в кузов, с ним сели двое наших, я сел в
кабину к шоферу и поехали в лес в сторону украинской границы. Богомаз был
абсолютно спокоен, даже смеялся анекдотам, которые рассказывали дорогой хлопцы.
Мы развязали его, когда нашли подходящее место в лесу. После того, как он сам
вырыл могилу, его сильно побили, требуя в чем-то признаться. Он молчал. Ему
приказали полностью раздеться и стать на краю могилы. Один из наших стал перед
ним в десяти шагах и навел СКС. Он выстрелил дважды так, чтобы пули прошли в
нескольких миллиметрах от правого и левого уха. Богомаз пошатнулся. Мы молча
сели в машину и поехали домой. И тут мои представления о человеческой природе
пошатнулись. Богомаз бежал за нами голый и кричал: "Куда же вы? Вы же обещали
взять меня на Кочиеры" Он споткнулся и упал, а мы уехали.
Тихое, грустное умиление вызывают у всех участников воспоминания о войне 1992 г.
Солнце, легкость, вызревание плодов в садах, оружие и свобода. "Наслаждайтесь
войной, мир будет ужасным". Это самое разумное из всего, что было сказано после
Экклезиаста.
Еще у нас был один француз Оливье (наши дали ему погоняло Винегрет). Ему было
лет восемнадцать, он ужасно гордился партийным билетом Французского
Национального Фронта. Из его рассказов я понял, что это какое-то кидалово, вроде
Народного Руха. Оливье был очень дисциплинированным и очень смешным.
Существует ошибочное представление относительно роли четырнадцатой армии. На
деле же, во время боев в Бендерах, раненые приднестровцы умирали под воротами
армейских частей. Их не пускали вовнутрь. Вооружение казачества и
республиканской гвардии осуществлялось таким образом: толпа женщин окружала
склады и принуждала охрану к сдаче, после чего мужчины выносили оружие. Иногда
часовые или начальники караулов просили связать их. Ни четырнадцатая армия, ни
Россия не помогали. Все, что было хорошего с их стороны - это инициатива
отдельных лиц, которая не поощрялась начальством. На заметку будущему
сепаратисту: метрополии всегда предают своих в колониях.
Наше участие ужасно раздражало как молдаван, так и россиян. В бюрократических
недрах ООН это воспринимали как расширение числа участников конфликта. Кравчуку
кидали предъявы со всех сторон. В июле его пресс-служба заявила о подписании
Указа президента Украины о выводе всех украинских добровольческих подразделений
из Приднестровья. Я был поражен. Такое могло случиться только в безумной
ситуации начала девяностых. В ответ я опубликовал свое заявление: согласно Указу
президента Украины, УНСО начинает поэтапный отвод своих подразделений с
территории ПМР, который должен быть завершен не позже мая 1995 г.
Интереснее всего было в Дубоссарах. Линия фронта проходила через частный сектор.
Ветки деревьев ломались от перезрелой черешни. Ты смотришь и соображаешь: пойти
нарвать - подстрелят, не нарвать - жаба задавит. Как правило - шли.
Рассказывают, что одна испанская принцесса в жаркий день лакомилась мороженым и
приговаривала: "Боже, как хорошо! Если Бы это было еще и грешно!"
Какой вкусной была черешня, за которую ты рискнул жизнью.
Но все хорошее когда-то проходит. Заканчивалась и война. У нас начались проблемы
с приднестровскими ментами, с пророссийской частью республиканской гвардии и с
разведкой четырнадцатой армии. У нас накрыли тайник с оружием и боеприпасами
(около полтонны), которые мы приготовили для вывоза в Украину. Его сдал один
урод, который некоторое время выполнял у нас функции зампотылу. Нас принуждали к
сдаче оружия. Большую часть людей пришлось вывести в Украину.
Мы очень заботились о том, чтобы люди выходили пустые (без оружия и боеприпасов,
все это вывозилось централизовано). Происходило, обычно так. Несколько
отъезжающих шмонаются командиром на базе. Из них вытряхиваются гранаты, патроны,
тротиловые шашки и тому подобное. Их везут к границе и шмонают еще раз, с
удивлением снова находя по заначкам гранаты, патроны, тротил. Затем люди сами
идут через границу. Их останавливают на ближайшем посту милиции (героев видно
издалека) и при шмоне находят у каждого полный джентльменский набор криминала.
Таким образом часть людей сразу попадала в тюрьму.
Однажды утром те люди, что оставались, были окружены в своей казарме
гвардейцами. Одновременно были арестованы руководители подразделений. Хотя наши
были почти безоружны, гвардейцы не решались войти вовнутрь. Так продолжалось до
вечера. Ночью нашим удалось улизнуть и пробраться к украинской границе. Еще
около суток гвардейцы держали в осаде пустую казарму. Так завершилась наша
приднестровская кампания. Все кампании заканчиваются одинаково для варягов.
Способ избежать унизительного разоружения - это или своевременно уйти самим, или
разоружить дружественное правительство. Мы все, организаторы и участники войны,
сделали большую ошибку. Необходимо было превратить Приднестровье в Славянскую
Чечню, сделать его территорией свободной от закона, идти на возбуждение одесской
области и Молдавии, объявить Приднестровье приютом революции. К сожалению, была
реализована банальная сепаратистская идея. Сейчас, Приднестровье пребывает в
жалком состоянии. Деморализация и экономический упадок, несмотря на то, что
республикой руководят способные и сильные люди. Однако, они не знали, что
революция не может быть остановлена.
Части людей просто не было куда возвращаться. Это были отпетые. Они могли
существовать только в условиях жестокой дисциплины. Или их нужно было стрелять в
затылок. Мы поселили их на какой-то нычке в Тернополе, надеясь в скором времени
начать еще какую-нибудь войну. Но к сожалению, скоро выяснилось, что ни у кого
не доходят руки заниматься ими. Хлопцы расслабились. Как-то вечером, слоняясь
возле железнодорожного вокзала, они повстречали какого-то сержанта (или
отпускника, или дезертира). Они выпили с ним пива, потом поссорились, задушили
его, выкололи ему глаза (распространенный предрассудок, что в глазах убитого
остается изображение убийцы) и утопили его в пруде. Их, безусловно, накрыли на
другой же день. Они имели нахальство не сбежать.
Мы начали с того, с чего начинало казачество в XVI ст. - с молдавских походов.
Нас много критиковали, но я так и не могу понять: почему это Вишневецкому было
можно, а, например, Корчинскому - нет?
Необходимо экспортировать революцию. Чем больше ее вывозишь, тем больше ее
становится. Для того, чтобы господствовать, нужно сбежать. Беглецами, изгоями,
эмигрантами созданы империи, цивилизации, миры.
Я думаю, в свое время переселение народов осуществлялось так же как сегодня.
Завоевание осуществлялись не как походы, а как эмиграционные волны. Уже сегодня
в Европе любопытны не правые (они преимущественно гомосексуалисты), а алжирцы,
турки и курды. Азербайджанские армяне интереснее армянских. Украинская нация
может быть создана только за пределами украинской территории.
Исламская эра "Хиджра" считается от побега Мухаммада в Медину. Прошло всего
только двадцать лет и его ученики победили Эран-шахр, завоевали Египет и наконец
сожгли всем надоевшую Александрийскую библиотеку.
Славко
ФОРТ РАШКОВ
В бытность мою в ПМР, мне, тогда исполнявшему технические функции, довелось,
ввиду отсутствия строевых командиров, "покомандовать" одно время тыловой базой
УНСО в Рашкове. Там на отдыхе находились смены из-под Кошницы и Кочиер, так же с
караула в Рыбнице. Верный принципу никогда не оставлять солдату лишней минуты
свободного времени, я допекал личный состав инженерным оборудованием позиции, за
что получил нагоняй от Корчинского. Мол, превратил боевое подразделение в
стройбат. Я предвидел все зло, проистекающее от "тактики", но сделать ничего не
смог. Так, на первое занятие по р-б личный состав прихватил боевые "стволы" и
саперные лопатки. В ходе отработки "блоков" одним оружием колотили до другому,
В Приднестровье передо мной прошла целая галерея прелюбопытнейших типов
боевиков. Старшиной был "Тур", родом из Одессы, внешне совершенно "типичный"
персонаж. Он скрывался в ПМР от наказания за превышение пределов необходимой
обороны -- 16 рубленых ран на голове жертвы. Вопреки криминальным причинам
присоединиться к УНСО, он оказался прекрасным старшиной. Тщательно выискивал и
хранил наши боеприпасы, а ведь мог бы и украсть... Следил за своим внешним видом
вполне в соответствии со строевым уставом. Прессинговал отделение, когда
командовал им на позициях. Любопытно, что самоорганизация казарменного быта
происходила без дедовщины. Ее заменяло направленное силовое воздействие от имени
командования - буки. Так же добровольцы, охотно играли в свою прежнюю срочную
службу, в том идеализированном виде, в каком она иногда вспоминается.
По окончании боевых действий Тур все же попался в лапы одесской милиции, отбыл
три года. Сейчас - отошел от политики, но службой в УНСО гордится так, как
гордятся чем-то таким, чего в оставшейся жизни никогда больше не будет.
Надо понять основную массу фронтовиков, у которых на годы войны приходится
пожалуй единственный всплеск духа. ...А потом они тупо гнули спину. И так до
пенсии. В этом опасность военных воспоминаний: человек осознает, что выше себя
уже не прыгнет. Так произошло со многими рядовыми "унсовцами" из Приднестровья,
особо не проявившими себя и потому не взятыми на "оперативную работу".
Оторванные от дальнейших перипетий борьбы, ведь когда идешь вперед, прошлые
достижения ничего не значат, они неизбежно опускались все ниже. Место лоточника
или охранника - их нынешний удел. И из всей жизни - только одно лето, и
бесконечные воспоминания о том, как (неделю) побыл человеком. Из таких мне
особенно грустно вспоминать о "Шраме". Афганец, уже на гражданке заработавший
"телесные повреждения" (головы), он имел неплохие шансы: характер, опыт. Подвел
опыт "выживания" в одиночку. Ввиду вышеизложенных причин, я относился к нему,
скорее, как к младшему компаньону юридической фирмы. Боялся, что какой-нибудь
идиотский отказ, приведет в действие машину "военно-полевого самосуда". Нашел
ему занятия по интересам. Был у нас авантюрный (идиотский) план увести с КПП
украинской Национальной гвардии под Кучурганом БТР. Приготовили для него даже
тайник в парниках. Регулярно я отправлял Шрама на разведку. В гражданском он
вылеживал целые дни в лесополье, ведя наблюдения (численность, распорядок дня
"противника"). Все шло к нападению. Но тут Шрама понесло. Ночами он часто бродил
гористыми околицами Рашкова "для поддержания физической формы". Жители
жаловались, что он сиживал на дувалах в лунном свете. Поскольку, все было тихо,
