полностью перешел под "юрисдикцию" УНСО. Я был назначен командиром
добровольческого отряда УНСО, который немного позже стал называться "Арго".
Перед отъездом я поинтересовался историей Абхазии, этого малоизвестного на
Украине края.
Морское пиратство было одновременно славой и трагедией народов, населяющих этот
край. Морской и прибрежный разбой, продажа пленных и собственных
соотечественников в рабство - было главным промыслом черкесов и абхазцев. Одно
из первых воспоминаний про гениохов - древних абхазцев - тоже связано с
пиратством. Это тексты Диодора (307-301 гг. до н. э.): "... для защиты плавающих
по Понту, он (Евмел) вступил в войну с варварскими народами, как правило,
занимающимися пиратством: ниохами, гениохами, ахейцами и очистил от них моря".
Справка: ахейцы проживали на юго-востоке от Геленджикской бухты.
В ХVЖЖЖ-ХIX ст., во время колонизации Кавказа, ахейцы были полностью уничтожены
российскими войсками, как и множество других народов: натухаи, абадзехи,
игапсуги, ногайцы, убыхи. Не удивительно, что и от абхазцев осталось всего лишь
60 тыс. человек, но и работорговля серьезно подорвала развитие абхазцев, как
нации. Подумать только: больше 20-ти столетий пиратства и работорговли.
Возникали и погибали государства, гибли города, переселялись народы, росло
мореходство, а в этом регионе ничего не менялось.
Как пишет Ф. Дюбуа де Монпере: "... можно считать, что несколько миллионов
черкесов и абхазцев было продано в рабство и вывезено морем за эти столетия". Во
все времена древняя Зихия (Черкесия) была рынком рабов. Это продолжалось два
тысячелетия. Этим самым безвозвратно был подорван этнический потенциал нации.
Масштаб работорговли в Восточном Причерноморье сравним с широко известным
вывозом негров-рабов из Африки в США.
Все же вернемся к современности. Настал день нашего вылета в Закавказье. Чтобы
избежать осложнений со стороны СБУ, мы вылетели в цивильном, но большинство
везло форму в чемоданах. Первая группа была небольшая - II человек. Все были
радостно взволнованы, как будто летели на свадьбу, а не на войну. Казацкий дух
еще не умер. Все волновались, что нас может задержать родная СБУ. Облегченно
вздохнули только тогда, когда внизу увидели горы многострадальной Картли. Эту
землю нам выпало защищать, отныне она нам станет второй родиной.
Я разрешил хлопцам по очереди в туалете переодеться. Когда из туалета самолета
начали один за другим выходить ребята а малознакомой в то время грузинам
УНСОвской форме, в салоне воцарилась тишина. Вот так, в полной тишине, мы и сели
в аэропорту Тбилиси.
Нас встретили наши друзья. В тот день вылететь в Сухуми не было возможности.
Артиллерийским обстрелом там была попорчена взлетная полоса. Нас разместили в
отеле, а уже вечером московское телевидение передало, что в Тбилиси высадился
полк, сформированный из галицких украинцев, которые примут участие в боевых
действиях на стороне Республики Грузия. Хлопцев аж пораздувало от гордости - еще
бы, одиннадцать человек приняли за целый полк, что же будет, когда мы, как
планировалось, развернемся в полсотни. Правда, кое-что нас удивило, ведь из
одиннадцати человек, только один был из Западной Украины. Московская пропаганда
действовала по старым штампам сороковых годов, не замечая, что национализм на
востоке Украины развивается быстрее, чем в традиционных национально сознательных
западных регионах.
На второй день началась посадка в самолет. Это зрелище нас шокировало. Самолет
брали чуть ли не штурмом. Все это напоминало посадку в пригородную электричку.
Представители разных родов войск, разных отрядов и вообще цивильные, но все до
зубов вооруженные, лезли в самолет, толкались, ругались. Стояли в проходах,
людьми были забиты даже оба туалета. От товарных поездов времен гражданской
войны все это отличалось разве что тем, что никто не сидел на крыше и не висел
на приступках за дверьми. Все же нам, как гостям, освободили сидячие места. Меня
предупредили, что в Сухуми нас будет встречать командир батальона морской пехоты
на черной Волге. Естественно, я не надеялся увидеть такой себе лакированный
лимузин. Война все-таки. Но то, что нас встречало в Сухуми... Представьте себе
машину без передних и с одним задним крылом, и с густо подробленным пулями тем,
что осталось от кузова. В дальнейшем мне пришлось пользоваться услугами этой
"боевой машины пехоты" довольно часто.
Батальон, куда нас привезли, находился на территории пансионата "Синоп" В тот же
день мы получили оружие. Меня удивило отсутствие караульной службы в нашем
расположении и я согласовал с комбатом постановку моих людей на посты. Днем -
возле ворот, ночью - еще один возле складов с боеприпасами. В первую же ночь
меня разбудил выстрел, потом дикие крики: "Убили, убили!" Прихватив автомат, я
выскочил наружу. Возле КПП стоял мой постовой Шамиль - бледный, весь трусится,
сжимая в руках автомат. А в двух метрах от него корчится на земле грузин.
Подбежал поручик Байда еще с двумя стрельцами. Я приказал заменить постового, а
сам наклонился над грузином: он был ранен в плечо, ничего серьезного, скорее
царапина. Его счастье, что пуля зацепила только левое плечо. Шамиль, не меньше
испуганный, чем грузин (еще бы, первый раз стрелял в живого человека), доложил:
"Стою себе на посту, идет, кричу: "Стой! Пароль!" А он, явно подвыпивший,
отвечает: "Я тебе покажу пароль. Я здесь уже десять лет хожу. Сейчас тебе уши
надеру!" Ну, я и стрельнул". Стрельца Шамиля на посту заменили, грузину оказали
первую медицинскую помощь, а мне надо было идти докладывать командиру батальона.
Идя к нему я, откровенно говоря, волновался. Что ни говори, международный
скандал - союзника подстрелили.
В комнате на кровати сидел батоно Вахо, наш комбат, и задумчиво чесал живот.
"Сотник, что там за шум?" "Да понимаете, пан комбат, мой постовой подстрелил
вашего хлопца, он не хотел говорить пароль". "Что, убил что ли?" "Да нет, только
поцарапал, пуля прошла по касательной". "А жалко, если бы убил, дисциплину
подтянули бы. А то лазят пьяные по ночам без дела".
Вахо встал, подошел к столу, налил две рюмки коньяка. "А вообще, сотник, давай
выпьем за маму моего солдата, которой не придется плакать за своего сына и за
маму твоего стрельца, которая не научила его метко стрелять!" "Ну на счет
меткости стрельбы, то это мне минус" - сказал я машинально выпивая рюмку.
В следующую ночь история продолжилась. Где-то, приблизительно в первом часу
ночи, проверяя посты, я услышал какой-то вопль возле КПП. Быстренько подбежал. С
одной стороны шлагбаума с автоматом наизготове стоял мой постовой роевой Рута. С
другой - лейтенант Титилеби. Он кричал: "Падажди, нэ стреляй, сейчас вспомню. Ну
как же он называется? А, вспомнил, лошад полосатый". Я все понял. В ту ночь
пароль был "Зебра". К слову, ночные шатания наших союзников после этого
прекратились.
Через несколько дней нас подняли по тревоге и перекинули в район сухумского
маяка и радиолокационной станции. Тут ожидалась высадка российского морского
десанта. Я приблизительно представлял себе, что это такое. Корабли всегда
прикрывают десант орудиями главного калибра. Если такой залп накроет, то от нас
останется только месиво из крови и прибрежной гальки, тем более, что кроме
спаренной 23-мм ЗУшки, мы никакого серьезного оружия не имели. Выход один:
закопаться как можно глубже в землю, десант подпустить к самому срезу воды,
надеясь, что он прикроет нас от артобстрела. Все получили задания, инженерные
работы закипели. Я пошел познакомиться с соседом справа. Это было небольшое
грузинское подразделение, человек 10-12, но их прикрывала хорошо замаскированная
"Шилка" Вернувшись назад, я увидел толпу грузин из соседних подразделений. В
центре стоял роевой Обух и что-то живенько рассказывал, размахивая руками,
приседал, падал, перекатывался - все это издалека напоминало брачные танцы
гамадрилов.
Я обратился к нему: "Обух, вам было приказано выкопать окоп для стрельбы лежа.
Что Вы тут делаете? Еще и кучу людей вокруг себя насобирали". "Пане сотнику, я
союзникам рассказываю, как воюют белые наемники в Родезии" - вытянулся Обух. "Во
идиот, - подумал я, - тут сердце останавливается в ожидании обстрела 12-ти
дюймовых орудий, а он античный театр устроил на берегах Колхиды". "А окоп, -
продолжал Обух, - я уже выкопал, можете посмотреть". Мы подошли к небольшому
углублению, которое, казалось, для своих физиологических потребностей выгреб
кот. Я даже растерялся: "Но Обух, учитывая наклон к воде, наступающим будет
видно над бруствером Ваши зад и ноги". "Ничего подобного, - сказал Обух, для
наглядности устраиваясь в ложбинке. - У Клаузевица - он назвал том и страницу -
окопы для стрельбы лежа копают именно так". Я решил не углубляться в спор,
поддерживаемый ссылками на такой высокий авторитет. Молча подошел к срезу воды,
остановился и начал снимать с плеча автомат. Из-за небольшого бруствера выглянул
Обух, настороженно буравя меня глазами, спросил: "А что это Вы там собираетесь
делать?" "Так вот, не мудрствуя лукаво, проведем небольшое испытание. Разряжу по
Вашему окопу автоматный рожок. Если Вас не зацепит, то Вы с Клаузевицем правы,
ну а если зацепит... я сделал паузу и развел руками. Нервно подбросив вверх свой
зад, Обух пулей вылетел из окопчика. "Вы что, Вы что, окоп еще не законченный,
надо провести еще некоторые косметические работы". Схватив лопату, он начал
углубляться в землю.
На остальных участках работа шла успешно, иногда даже слишком успешно. Подходя к
месту, где должно было разместиться пулеметное звено, я увидел глубокую яму, из
которой вылетала земля. Поглядев вниз, я увидел хлопотавшего там роевого Руту.
Яму он выдолбил выше своего роста. "Как же ты будешь оттуда стрелять?" "Все
предусмотрено", - бодро ответил он. Рута показал табуретку, которая явно была
взята из одного из разрушенных домов, каких вокруг было великое множество. "Надо
стрелять, становлюсь на табуретку, при обстреле - опускаюсь вниз". "Ну что ж
логично", - подумал я и двинулся дальше. В этот день высадки десанта не было. На
второй день на рейде появился российский катер. Явно прощупывая нашу оборону,
начал обстрел побережья. Бил наобум, но, учитывая, что делалось это с носовой
автоматической пушки, приятного было мало. Не получив отпора, обнаглел и подошел
совсем близко к берегу. Огонь стал прицельным. Тут уж стало не до шуток. Петляя
между столбами песка и гальки, поднятыми взрывами снарядов, я подбежал к
"Шилке". Отдышавшись, постучал автоматом по броне. Из люка высунулся грузинский
офицер. "Почему не стреляете, почему не потопите эту консервную банку? Вы что,
хотите, чтобы он сотворил тут лунный ландшафт?". "Не можем, катер русский, а мы
официально с Россией не воюем. Только по прямому указанию командующего
корпусом".
Наша 23-мм ЗУшка была установлена на стареньком ЗИЛе, который дотянул ее на себе
к зданию РЛС и сдох - сел аккумулятор. Но дело все равно надо было как-нибудь
решить. Катер подошел уже метров на 300 и гатил во всю, особенно по тем местам,
которые казались наиболее подозрительными. Я влез в кабину, поставил
переключатель коробки передач в положение "нейтраль" и, как только катер
развернулся к нам бортом, ребята толкнули машину и она выкатилась из-за
строения. Сразу заработала ЗУ и, к нашему счастью, первая же очередь пришлась по
рулевой рубке и корме. На корме что-то загорелось. Туда кинулись три матроса, но
были сметены автоматно-пулеметным огнем с берега. Взбодренные нашим успехом,
стреляли все, даже сторож маяка из своей дупельтовки 16-го калибра. Моторная
лодка, которая пыталась прийти на помощь горящему катеру, попав под такой
сумасшедший обстрел, затонула через несколько секунд. Катер пытался выйти из
зоны обстрела, но несколько снарядов ЗУшки, пущенных под корму, повредили рули.
Катер начал циркулировать кругами и, получив очередную порцию снарядов в борт
пониже ватерлинии, завалился на левый бок и затонул. Через несколько минут на
