все знаешь! Думаешь, она на море одна?
На этот раз Элефантова, бросило в жар. Сначала стала горячей голова и
лицо, потом горячая волна прокатилась по всему телу, и он ощутил прилив
тошноты.
- Конечно. А то с кем же? - голос звучал хрипло, но контрвопрос он
поставил умело.
- Этого я тебе не скажу. Если она узнает, то не простит, а я не хочу
портить с ней отношения.
"Мразь! - подумал Элефантов. - Но врет или нет?"
- Просто имей в виду, что, кроме Астахова, у нее есть и кое-кто
еще...
"Врет или нет?"
- Ну да какое это имеет значение? Молодая, красивая, свободная женщи-
на... Ей поневоле часто приходится использовать свои прелести... - он
шумно отхлебнул, на верхней губе повисла пена.
- Хочешь сказать, что она тоже шлюха? - Элефантова затрясло от нена-
висти к этому жалкому пропойце, походя поливающему грязью женщину, даже
ногтя которой он не стоит.
- Ну почему обязательно шлюха? Жизнь есть жизнь. - Спирька развел ру-
ками. - Вот представь: заболел у нее зуб. В поликлинике очередь, два дня
потеряешь, намучаешься, да еще сделают плохо... А она пришла, улыбнулась
ласково, и через полчаса все готово в лучшем виде. Ну, а потом обменяют-
ся с врачом телефонами: у нее еще зубки есть, а ему, может, захочется с
ней в ресторан сходить, так что интерес взаимный...
Спирька сделал несколько жадных глотков.
- Да так и везде. Одеться красиво хочется, а в магазинах товары -
только на пугало надевать. Чтобы "фирму" достать, тоже надо людей хоро-
ших знать, а раз так - принцип простой: услуга за услугу...
Элефантов вспомнил, что в последнее время Мария одевается с иголочки
и немалую помощь в этом ей оказывает Спирька, и его опять затошнило.
- Портной, скорняк, сапожник, да мало ли к кому еще приходится обра-
щаться. И везде нужно внимание, качество, так сказать, индивидуальный
подход. Значит, что? Ну, одному достаточно глазки построить да дать "на
чай", а другому этого мало, интерес у него в ином... Не страшно, от нее
не убудет...
Первый раз в жизни Элефантову захотелось убить человека.
- Так что не обращай внимания: Астахов или ктото там другой, третий -
все в порядке вещей. Она обычная баба, нечего делать из нее святую и мо-
литься на нее. Тем более что другие не тратят времени на подобные глу-
пости и ложатся с ней в постель и развлекаются как душа пожелает! Понял,
наконец? Обычная баба! И каждый может с ней переспать!
- Чтобы так говорить, надо как минимум самому это испытать, - голос
был спокойный, но чужой и страшный. Внутри туго, до отказа закрутилась
опасная пружина, которая, сорвавшись, должна была толкнуть его на неожи-
данные, совершенно непредсказуемые действия. - Иначе все твои слова -
гнусная брехня. Ты сам спал с ней?
- А может, и спал! - торжествующе захохотал Спирька, с превосходством
глядя на него, и эти торжествующие нотки, это пьяное превосходство убе-
дили Элефантова в том, что Спирька сказал правду.
Его плешивая голова была совсем рядом, один взмах тяжелой кружкой,
хруст костей, кровь... Крик, шум, толпа любопытных, милиция и самое
главное - допросы, выяснение мотивов, копание в самом сокровенном... Но
Спирьку спасли даже не эти картины, которые мгновенно прокрутил мозг
Элефантова. Он вдруг ощутил сильную слабость, головокружение, к горлу
подкатил комок. Едва он успел отбежать в сторону и прислониться лбом к
грязному некрашеному забору, как его вырвало.
- Нажрался как свинья, интеллигент вонючий, - злобно ощерился морда-
тый татуированный парень с железными коронками. - Пошел отсюда, не порть
аппетит людям!
Элефантов никому не позволял разговаривать с собой таким тоном и в
другое время обязательно бы завязался с наглецом, несмотря на то, что
тот был явно сильнее, но сейчас он молча повернулся и пошел, с трудом
переставляя тяжелые ноги.
- С чего это ты, Серега! Вроде и не пил почти! Спирька шел рядом,
как-то суетливо заглядывая ему в лицо, и, наверное, жалел, что сболтнул
лишнее.
- Сейчас я тебя доведу...
Добрый, заботливый друг. Впрочем, он, наверное, искренен и действует
в соответствии со своеобразным кодексом чести - ни в коем случае не бро-
сать собутыльника и, оградив от возможных в таких случаях неприятностей:
милиции, вытрезвителя - доставить до самого порога и сдать на руки домо-
чадцам. Добрый, заботливый друг!
Элефантов испытывал к Спирьке такую ненависть, что не мог на него
смотреть. Но проявить это - значило выдать себя окончательно.
- Все уже прошло. От жары ударило в голову. Ну пока, мне сюда.
Не подав руки, Элефантов свернул в первый же переулок.
На неприглядном, поросшем бурьяном пустыре возле трамвайного депо
громоздились штабеля черных, крепко пахнущих смолой шпал. Выбрав относи-
тельно чистое место, Элефантов растянулся на земле и, положив руки под
голову, уставился в яркое голубое небо. Если бы кто-то из знакомых уви-
дел его в таком месте и в такой позе, он бы несказанно удивился, да и
сам Элефантов никогда раньше не поверил бы, что будет валяться в жухлой
вытоптанной траве на окраине города и думать тяжкую думу о вещах, кото-
рые не волновали его уже много лет.
Он понял, что неимоверно любит Марию, не представляет себе жизни без
нее и бешено ревнует. Удивительно! Когда все это зародилось в его душе,
почему так неожиданно дало столь бурные всходы? Он испытывал горечь и
обиду, и мысли были горькими и обидными.
"Спирька... Жалкий, ни на что не годный человечишка, пьянь... пусть
бы кто-нибудь другой, это можно было бы понять... Впрочем, я сам вино-
ват... Тогда, три года назад, Мария доверилась мне - и что получила вза-
мен? Ни любви, ни тепла, ни участливости...
Потом чертовы курсы... Вдвоем в чужом городе, это невольно объединя-
ет. А в один прекрасный день он воспользовался ситуацией, подпоил и до-
бился своего. Потом это могло войти в привычку - женское сердце мягкое,
а он умеет быть обходительным, услужливым, необходимым... Ей же надо на
кого-то опереться в жизни, и она, конечно, не подозревает, что он спосо-
бен предать за бутылку водки... Он хамелеон - с ней совершенно другой, и
она пребывает в заблуждении... Несчастная женщина. А все потому, что я
вел себя как животное..."
Элефантову захотелось заснуть, чтобы уйти от тяжких размышлений, как
давным-давно, когда все обиды и душевная боль проходили за время детско-
го сна... И оставалось только жалеть, что такой простой и действенный
способ избавления от переживаний с годами становился недоступным.
Через несколько дней на работу позвонила Мария. Ее голос подействовал
на Элефантова, как инъекция кофеина.
- Здравствуй, Машенька! - возбужденно заорал он, не пытаясь скрыть
радости. - Мы по тебе очень соскучились!
- Я слышу, - она говорила совершенно спокойно, без эмоций, не выказы-
вая своего отношения к его радости и его словам.
Они поболтали ни о чем, Элефантов отчетливо представлял Марию, стоя-
щую в будке междугородного автомата, и сердце его колотилось быстрее.
Где-то вдалеке мелькала мысль: "Кто ждет ее возле переговорного пункта?
", но никаких реальных образов за ней не стояло, и поэтому она не могла
омрачить радостного настроения.
Поняв, с кем он разговаривает, подошел Спирька и, протянув руку, зас-
тыл в выжидающей позе.
- Ну ладно, Машенька, тут у меня вырывают трубку, так что до свида-
ния, желаю хорошо отдохнуть, надеюсь, скоро увидимся.
- Спасибо, тебе тоже счастливо.
Элефантов передал трубку. Поговорив с Марией, он почувствовал прилив
бодрости, а давешние рассуждения Спирьки показались совершеннейшей
чушью, не заслуживающей никакого внимания. Но тут же в сердце снова за-
шевелились сомнения.
Спирька разговаривал с Нежинской о таких же пустяках, как и он, -
спрашивал о погоде, теплое ли море, как отдыхается. Но что-то изменилось
в его лице, интонациях, он говорил очень мягко, с отчетливым налетом
грусти, и Элефантов опять ощутил укол ревности.
- Ну пока, - Спирька печально покивал головой и слегка улыбнулся. - Я
тоже.
От этих последних слов Элефантова снова, как и накануне в пивной,
бросило в жар, и он ощутил тошноту. Что "я тоже"? Это могло означать
только одно: на прощанье Мария сказала ему "целую" и он, чтобы не поняли
посторонние, ответил совсем безобидно: "Я тоже".
Никто ничего и не понял, кроме того, кто обостренно воспринимал каж-
дое слово, анализировал тональность голоса, интонацию, выражение лица
говорившего... Кто знал больше других и сопоставлял фразы с взаимоотно-
шениями, стоящими за ними, кого нельзя было обмануть кажущейся незначи-
тельностью как бы невзначай брошенного слова...
"Значит, все-таки правда! И она его любит - ведь звонила не просто
так и не мне, а именно ему, значит, скучает!" Сердце разрывалось от рев-
ности и тоски.
"Но почему он как в воду опущенный?"
Спирька курил, невидящими глазами глядя в окно, и вид у него был сов-
сем не веселый.
"Я бы на его месте веселился, дурачился, рассказывал анекдоты, хохо-
тал... В чем же дело?"
И вдруг Элефантов понял, что Мария в Хосте действительно не одна и
Спирьку мучает ревность, поэтому он так отзывался о ней, чернил ее, что-
бы как-то загладить причиняемый его самолюбию ущерб. Но почему сейчас он
говорил с Марией как ни в чем не бывало? Впрочем, бесхребетностный чело-
вечишка... Мария ошибается в нем, не знает истинного лица...
И Элефантов твердо решил, что, как только Мария вернется, он вступит
в игру и вытеснит Спирьку из ее жизни. В том, что это ему удастся, он не
сомневался: Мария умная женщина и может определять цену людям. И если
Элефантов по ряду показателей проигрывал Астахову, то, безусловно, пре-
восходил Спиридонова.
Мария вышла на работу в пятницу, и, увидев ее - красивую, загорелую,
- Элефантов ощутил такое волнение, что у него закружилась голова. С тру-
дом он взял себя в руки, но она заметила необычность в его поведении,
хотя и не подозревала, что является ее причиной.
Во время перерыва Элефантов предложил Нежинской погулять вечером по
набережной, и она согласилась. Он с нетерпением ждал окончания работы,
потом считал минуты на месте свидания. Ему показалось, что в конце квар-
тала мелькнула тоненькая знакомая фигурка, но к условленному месту Мария
так и не подошла: либо он ошибся, либо она перепутала и свернула на дру-
гую улицу. Как ни странно, Элефантов испытал некоторое облегчение: сей-
час его намерения открыть Марии душу казались глупыми и совершенно
мальчишескими. К тому же такой порыв оправдан только тогда, когда встре-
чается понимание и сочувствие, в противном случае есть риск оказаться в
глупом положении. А глупых положений Элефантов боялся пуще всего на све-
те.
"Ладно, подождем до понедельника, - решил он. - Там будет видно".
Но в понедельник Нежинская на работу не вышла. В конце дня позвонила
ее мать и сказала, что Марию сбила машина.
Отделалась она относительно легко: ушибы, несколько ссадин и слабое
сотрясение мозга. Элефантов ходил к ней почти каждый день. Выдумывая са-
мые невероятные предлоги, он срывался с работы и ехал на рынок, покупал
у краснощеких кавказцев мандарины, яблоки, персики, гранаты, придирчиво
отбирая красивые, крупные, один к одному плоды, затем отправлялся в цве-
точный ряд. Здесь он тоже священнодействовал, выбирая самые свежие розы,
и не всякие, а только нежно-розового цвета с длинными, туго сжатыми в
бутон лепестками. Потом, сгорая от нетерпения, мчался в клинику на авто-
мобиле и волновался всю дорогу и когда бросал камешек в окно на третьем
этаже, успокаиваясь только тогда, когда за стеклом появлялась Мария и с
улыбкой кивала, давая понять, что сейчас спустится вниз.
Мария похудела и осунулась, под глазами появились темные круги, челка
не могла замаскировать кровоподтека на лбу, но для Элефантова она ничуть
не утратила очарования и притягательной силы.
