восемьдесят одна тысяча баксов и еще три-четыре сотни сверху!" И точка. Все
ясно и понятно. Зачем засирать друг другу мозги?
На соседнее стояночное место, отмеченное косой белой линией, закатился
темно-синий "жигуль" с такими же темно-синими тонированными стеклами.
Стекло опустилось наполовину, открыв мощный округлый череп, припорошенный
с боков редкими седыми волосами. За темными очками прятались глаза - тоже
темные, густого карего цвета. Глубокие, как пистолетные дула.
- Здравствуйте, Николай Петрович, - сказал Севрюгин, поспешно опуская
свое стекло.
Он старался держаться почтительно, без панибратства и в то же время
уверенно. Однако уверенность давалась ему с трудом. Никто не верил, что
Череп "повелся". Если раньше не брал, то с чего начинать в таком возрасте и
при таких перспективах? Может, ему нужен повод? Сейчас налетят мордовороты в
камуфляже и масках, выволокут Севрюгина из машины и размажут по асфальту,
так что молоко выльется из разорванных кишок... А потом навалятся на
остальных...
Но ничего подобного не произошло. Череп кивнул и показал в глубь своего
салона: садись, поехали. Севрюгин вышел из машины, сунул Нормана Мейлера под
мышку, поправил болтающуюся серебристую пуговицу на блейзере и направился к
"жигулю". Едва он захлопнул за собой дверцу, машина плавно покатилась к
шоссе.
Севрюгин щелкнул пальцем по лакированной суперобложке:
- Мировая книга, Николай Петрович. Бестселлер. И толстая. Восемьсот
четырнадцать страниц.
Череп неопределенно кивнул.
- Прошлый раз я тебя предупреждал: больше за мной не ходи. Было?
- Прошлый раз было шестьсот пятьдесят восемь, - сказал Севрюгин.
- И я швырнул их тебе в рожу. Было?
- Я много о чем успел передумать с той поры.
- О чем же?
Севрюгин вздохнул.
- Я знаю одно: вы любите литературу, Николай Петрович. Любите, как ни
крути. И я хочу, чтобы вы обязательно прочли эту книгу.
"Жигуль" свернул на 13-ю Парковую, потом на Сиреневый бульвар, на 11-ю
Парковую и - обратно на Щелковское, затянув горячую асфальтовую петлю вокруг
двух многоэтажных кварталов. Когда вдалеке показалась красная крыша
"Макдоналдса", Череп свернул на обочину и притормозил.
- Два месяца, - отрывисто бросил он. Лоб его сморщился, как ковровая
дорожка.
- Три, - быстро ответил Севрюгин. - Вы спокойно, не торопясь, прочтете
ее, и через три месяца я передам вам новую книгу. Такого же объема.
- А почему у тебя глаза бегают? - брезгливо спросил Череп,
- От нервов. Но глаза тут не главное. Положитесь на мое слово. Оно немало
стоит в этом городе.
Череп положил книгу на колени, неохотно, будто через силу, пролистал.
Каждая страница была заложена стодолларовой купюрой. 100... 100... 100...
100... 100... 100... 100... Л00... 100... 100...
- Два месяца, - он с силой захлопнул книгу и бросил на заднее сиденье. -
И не думайте, что вам все дозволено. Я прекращу это в любой момент.
- Конечно, конечно... Мы все понимаем. Там за суперобложкой тетрадный
лист. Папа набросал кое-какие соображения насчет нашей дальнейшей работы.
Совсем немного - пунктиков пять или шесть... Да и не в формальностях дело.
Жизнь вносит коррективы, на эти случаи есть телефон, верно? Главное, что мы
протянули друг к другу мостик этого самого... взаимопонимания. Верно,
товарищ полковник?
- Ни хера не верно! - отрезал Череп. Он повернул ключ в замке, с
пол-оборота завелся и поехал к стоянке.
- Один мой коллега никак не хотел поверить, что вам понравится моя книга,
- Севрюгин потеребил серебристую пуговицу, рискуя оторвать ее напрочь. - Мы
с ним даже поспорили, ставки были довольно серьезные, так что... Словом, я
очень рад, Николай Петрович.
"Жигуль" остановился метрах в двадцати от "Макдоналдса", не съезжая с
шоссе. Череп перегнулся через Севрюгина, распахнул дверцу с его стороны и
сказал:
- Не думайте, что купили меня с потрохами. Я вам не друг и не холуй. Если
я иногда закрою на что-то глаза, то только потому, что сам так решил. Ты
меня понял? Так и передай своему Папе. И пусть не зарывается, а то я мигом
превращу его в маму!
Оказавшись на улице, Севрюгин с облегчением перевел дух.
Через час Севрюгин стоял перед витриной небольшого рыбного магазинчика на
Рубцовской набережной и что-то долго внимательно разглядывал там, будто
пытался найти прыщик на собственном отражении в стекле. Он сделал дело, даже
два. Теперь оставалось повеселить душу.
- Есть свежий палтус, - сказала продавщица. - Очень вкусная рыба, без
костей.
- Свежий?
- Свежий.
- Э-э нет. Свежего палтуса я мог купить и на Черкизовской, и на
Стромынке, и на Маросейке. Мне нужна рыба с душком, у которой живот вот-вот
сам расползется. Понимаете?
- У нас вы такой не найдете и не высматривайте, - отвернулась продавщица.
- Брось, подруга, - по-свойски сказал Севрюгин и поиграл соболиными
бровями. Он нравился женщинам и знал это. Правда, только тем, которые еще не
успели его узнать.
- Я не из торга, не из газеты и не из общества защиты прав потребителей.
Сын упросил купить ему одного зверя, гада такого здоровенного, называется:
голубой амазонский рак. Гвоздь клешней перекусывает. И питается, сволочь,
одной тухлятиной, на палтуса вашего он даже смотреть не станет. Я второй
день рыщу по всей Москве, ищу подпортившуюся рыбу - никто не сознается, что
есть такая.
Глаза у продавщицы расширились.
- Где вы этого зверя держите-то?
- Аквариум из триплекса на полкомнаты. На полу стоит, ставить больше
некуда. Я говорю сыну: кто-нибудь из нас обязательно туда свалится, и
тогда...
- Минутку.
Продавщица нырнула в дверь, ведущую к подсобкам, тут же вернулась, сжимая
в вытянутой руке прозрачный мешочек.
- Вот, - сказала она. - Это то, что вам нужно.
В мешочке свернулся подковой сазанчик, весь желтый, распухший. Севрюгин
остолбенел от счастья.
- Ну и угодила, подруга! - радостно сказал он.
- Берите скорее, иначе развоняется, всех покупателей нам распугаете.
Севрюгин ловко вьщернул из кармана черный шуршащий пакет, раскрыл его;
продавщица опустила туда рыбу, Севрюгин перехватил верх пакета тугим узлом,
не выпустив наружу ни одного кубического миллиметра воздуха - и при этом еще
умудрился сунуть девушке в ладонь сложенную в несколько раз купюру.
- Зачем? - негромко удивилась продавщица.
- Я купил то, что долго искал. Теперь всегда буду приходить только к вам.
Севрюгин еще раз качнул на прощание бровями, сверкнул белозубой улыбкой -
и бодро направился к выходу.
- Минутку!..
Он обернулся. Продавщица смотрела влажными глазами, в которых читалась
трагедия всей ее молодой зряшной жизни, вдруг оплодотворенной большим
чувством.
- У вас... У вас пуговица сейчас оторвется, - смущенно выдавила девушка.
- Вы ее лучше спрячьте в карман, жена потом пришьет.
Севрюгин внимательно осмотрел себя, подергал обвисшую серебристую
пуговицу на блейзере.
- Ничего. Авось не оторвется.
Он подмигнул и захлопнул за собой дверь. Потом Севрюгин перешел улицу и
подошел к телефону-автомату.
- Я буду через полчаса, Малыш, - обронил он в черное эбонитовое сито
трубки. - Соберите людей. Есть хорошие новости.
Севрюгин медленно повесил трубку на рычаг таксофона и, прежде чем сесть в
машину, улыбнулся круглой красной роже на рекламном щите LG Electronics. Но
улыбка была не столько веселой, сколько угрожающей.
Ровно через тридцать минут он, как и обещал, прибыл на место. Ореховая
дверь под вывеской "Днипро" была заперта, за стеклом белела универсальная
табличка "Переучет". Севрюгин постучал. Табличка отъехала в сторону, в
ореховой раме мелькнуло побитое оспой лицо. Дверь тут же распахнулась.
- Все на месте, - произнес человек в белом фартуке, пропуская Севрюгина
внутрь. - Даже Папа приехал. Он, кажется, догадывается, что за новость ты
привез.
- Хорошо, Малыш.
Севрюгин пересек пустой обеденный зал, сверкающий хромированными ножками
перевернутых на попа стульев, прошел на кухню. Вся басманная контора
собралась здесь: Рустам, Кровля, Шайн, Два-Кило, Зебра, Мальков и Шалимо.
Папа сидел, широко расставив толстые короткие ножки, уложив локти на
холодную электроплиту, и буравил Севрюгина острым тугоплавким взглядом.
- Смотрите, сияет, как надраенный самовар, - сказал Папа, кивая
конторским. - Ну что, взял?
- Взял, - просто сказал Севрюгин. Пакет с тухлой рыбой он бросил в угол.
- Я же говорил - все дело в цене. Замначальника ГУВД полковник Миролевич
потянул на восемьдесят одну тысячу четыреста долларов. Это недорого. С
учетом Ьго перспективности, разумеется.
- Хера нам его перспективность, - толстая шея Папы, складками стекающая
на воротник сорочки, покраснела. - Главное, уже сегодня можем работать не
стесняясь. И посылать всех в задницу!
- И гребись оно все в рот, - веско сказал Шайн, доставая специально
припасенный для такого случая литровик "Баллантина". Малыш приволок охапку
хрустальных стаканов на толстой "платформе", Зебра отправил кого-то из своих
за тунцами в масле, два повара в темпе вальса резали тонкими пластинками
лиловый астраханский лук, поливали его кислым сухим вином и припудривали
черным перцем - готовили любимую закусь для Папы. Настроение у всей
басманной конторы разом подпрыгнуло, и только Кровля сидел тусклый, хмурый и
остервенело жевал свою жвачку.
Севрюгин присел на край плиты, снял свой небесно-голубой блейзер, с силой
рванул пуговицу. Пуговица осталась в его руках, вслед за ней потянулся
гибкий тонкий провод. Устройство для скрытой видеосъемки имело тарабарское
кодовое наименование и более понятное сленговое обозначение "Рыбий глаз", в
России их еще не видели, даже в КГБ такой модели не было. Слишком дорого, у
государства таких денег нет. А у Папы есть. За "Рыбий глаз" контора когда-то
отвалила пять "штук", так что если быть точным, на именном ценнике
полковника милиции Н. П. Миролевича должна стоять цифра 86 400.
Папа сунул в карман протянутый Севрюгиным прибор, снова протянул руку. На
этот раз в пухлую ладошку легла маленькая аккуратная кассета.
- Что так долго?
- Крутил по городу на всякий случай, проверялся...
На самом деле Севрюгин переписал пленку для себя. Действительно "на
всякий случай".
- Сегодня банька за счет конторы. И курево, и порево, и все остальное.
Зебра в Мытищах одну евреечку раскопал, на ней клейма негде ставить, но
похожа на молодую Варлей, как я не знаю кто - одно лицо, одна фигура,
представляешь? Это, я тебе скажу...
- Спасибо, Папа, - сказал Севрюгин. - Только сначала я хочу стребовать
должок у Кровли. Две недели назад он поспорил со мной, что полковник в глаза
мне наплюет и не возьмет ни цента.
- Ну, раз так - дело святое, чего там, - развел Папа руками. - На что
спорили?
Севрюгин нашарил взглядом хмурое жующее лицо в дальнем конце кухни.
- На протухшую рыбью требуху. Сырую, без специй.
Все знали, что полковник тут ни при чем. Когда в прошлом году Севрюгин
подсел, Кровля пришел к его бабе, насильно влил в горло пару стаканов водки
и повалил на койку. И еще ходил пару месяцев, пока не надоела. А когда
надоела - привел трех дружков и поставил ее "на хор", а сам сидел, смотрел,
посмеивался. Настенка Кровле давно нравилась, да все нос воротила, считала
его ниже себя, вот он и отыгрался по всем статьям. Севрюгину пятнадцать лет
корячилось, а то и вышак, только кто ж мог знать, что он через шесть месяцев
откинется! Те трое в организацию не входили, поэтому уже давно гнили в
земле, но Кровлю он из-за бабы трогать не мог... Хотя ясно было - добра
между ними не будет и просто так это дело не кончится.
- Спор - дело святое, - повторил Папа. - Это как карты: проиграл - плати!
