жизни. От них чаще пахло потом и нечищеными зубами. Некоторые хотели
попробовать "это" через задний проход. Иногда они просили включить свет,
чтобы рассмотреть настоящий, живой мужской член; иногда просили, чтобы он
разодрал их пополам. Обычно Сергей плевал на эти просьбы.
Портовые проститутки брали недорого, на ощупь они были как омлет. Сергей
попробовал с ними раза два, больше не рискнул. А потом на открытии
агропромбиржи встретил одну из своих длинноволосых большеглазых "жакетниц".
Она оказалась референтом председателя биржевого правления, смотрелась просто
сногсшибательно, и Сергей опять засомневался: дает ли?.. Она дала ему после
коктейля в огромном пустом актовом зале, ключи от которого Сергей стащил на
вахте. Дала прямо на кафедре, схватившись руками за микрофонную стойку и
выставив к Сергею вздернутый и круглый, как мячик, зад с влажной розовой
пипкой под ним. На кафедре стояли пустой графин и стакан, они все время
дзынькали, а девушка, свесив голову вниз, смотрела, как трясется Серегина
мошонка. Улыбалась. И ее длинные волосы елозили по полу.
Короче, все завертелось по второму кругу.
...Волжский немец по фамилии Шаббе был трижды прав. Вначале Сергей
бросался на них, как бык на красную тряпку, он лил в них сперму галлонами,
как испорченный автомат на бензозаправке. Девушки с правильными чертами лица
и стройными сильными ногами - их в Тиходонске пруд пруди!.. Но после пятого
или шестого галлона до Сергея стало доходить, что "правильное лицо" - это
еще не значит "красивое лицо". Нет, вернее: "красивое лицо" еще не значит
"хорошее лицо". Были фигуристые девушки с обложки, умницы, не гулящие там
какие-нибудь - внутри которых сидели и давили на рычаги паскудные
бородавчатые старухи, големы, монстры. Во влагалищах у них всегда сухо и
чисто. Там стоят медвежьи капканы. Глаза у них пустые, пластмассовые, они
почти незаметны на смазливой улыбающейся мордашке, и шлагбаум моментально
вскидывается вверх: о-па, поехали!.. А капкан сработает, будь спок. Морально
кастрированные мужики и парни - их в Тиходонске тоже пруд пруди.
Сергей вовремя научился вычислять по глазам. И сразу понял, что у него
нет девушки. Своей девушки. С хорошим лицом, с глазами - пусть и не такими
большими, как у "жакетниц"... Которой он мог бы сказать прямо сейчас:
"Слушай, я никому не говорил об этом, даже Родику. Я попал в очень хреновую
историю". И которая не намекнула бы в ответ, что он грузит сверх нормы.
Нельзя сказать, чтобы этот вакуум все время как-то поособому донимал его.
В конце концов была ведь и Антонина, обычная красивая стерва, за которой
Сергей ходил целых два месяца. И была - раньше еще - маленькая нескладная
однокурсница по фамилии Балым, которая все на свете понимала. Но когда эта
Балым сидела у него на коленях, голая, скрученная буквой "с", и судорожно
двигала маленьким угловатым тазом - Сергей не чувствовал ничего, кроме
стыда.
Зато вот: Светка Бернадская.
Вот она идет к машине, машет рукой: почему не купаешься? Вода - во!
Обычная мамина дочка (не девочка, правда). Зубрила. У нее трусы с
какой-то цветной картинкой - мишки, попугаи, обезьянки - и пуленепробиваемый
лифчик. Серегин шлагбаум она как-то в горячке назвала "писун". Умора. Зато
когда Сергей с Родиком сидели пьяные в машине, она вдруг села к ним и
поехала в общагу - хотя на дух не переносит ни саму общагу, ни компании,
которые там собираются. Курила ли она "дурь" вместе со всеми? Сергей не
помнил. В любом случае по возвращении мама наверняка зарядила ей касторки
куда надо. Зачем все это Светке нужно?
- Вода как парное молоко, - сказала Светка Бернадская, стряхивая волосы.
Капли тихо дзынькнули по автомобильному стеклу. - Иди искупайся, так
здорово!..
У нее высокая тонкая талия, двумя пальцами обхватить можно. Пальцы на
ногах тонкие, хрупкие, почти детские. На лодыжке длинный шрам от какой-то
старой операции. Черные волосы на лобке торчат в разные стороны; и почему у
всех блондинок такие чернющие волосы?.. Сергей взял ее за руку - рука была
мокрая, холодная, - усадил на песок, сел рядом.
- Светка, - сказал он. - Ответь мне, только честно: зачем тебе все это
нужно?
- Что? - уставилась на него Светка.
- Тогда, в общаге. Сейчас. Ты понимаешь меня.
Она хотела сделать вид, будто думает. Рассмеялась.
- Не знаю. Ты спрашиваешь так, будто я затащила тебя сюда и долго чего-то
добивалась. А?..
- Родик мог запросто протаранить на своей "Ланче" первый же осветительный
столб. Ты знаешь Родика. В "двойке" я вел себя по-идиотски, и все другие
были не лучше. Все как всегда, в общем. Почему ты сунулась туда?
Светка больше не смеялась. Она в самом деле думала. Обхватила руками
колени, маленькие груди съежились, скользнули вниз, стали почти незаметны.
Сергей неожиданно для себя самого поцеловал косточку на ее лодыжке. Белая,
совершенно гладкая косточка.
- Ты когда-нибудь слышал "Purgeans"? - вдруг спросила Светка.
- Пур... Кого? - не понял Сергей.
- Группа из Балтимора, - сказала она. - Они были у нас в прошлом году -
фестиваль "Некс-Стоп", помнишь?.. Их клавишник за два часа выступления штук
восемь "Коргов" покрошил. Цигулева сказала тогда: полный хрюк. Помнишь?
- Нет, - сказал Сергей, - не помню.
- Они прилетают завтра в Тиходонск. Я обещала заму в "Вечерке", что
возьму у них интервью для четвертой полосы. Сто двадцать строк. Пойдешь со
мной?
- При чем тут "Вечерка"?
- Меня туда на летнюю практику определили.
- А-а, - сказал Сергей.
- Пошли. Тебе понравится.
Он встал и пошел к воде. Песок был твердым и теплым. Пошире размахнувшись
ногой, Сергей подфутболил высохший, почти невесомый кусок деревяшки. Пенис
тяжело качнулся взад-вперед. Светка догнала его и побежала рядом.
- Какой большой!.. - сказала она.
- Кто?
Светка стрельнула глазами вниз, снова рассмеялась. Передразнивала.
- Пи... Этот. Писун.
- Елки зеленые, - сказал Сергей. - Еще раз назовешь его так, ноги вырву.
- Ну а как он называется?
Сергей сказал. Светкино лицо вспыхнуло, словно красная сигнальная
лампочка в игре "Угадай мелодию" - но смеяться она не перестала.
- Как-как? - переспросила она.
Сергей крикнул громче. Бернадская прыгнула в воду, плотно сдвинув длинные
ровные ноги.
Вечер свалился как-то вдруг, без всякого предупреждения. Они долго ехали
вдоль берега, дикие места сменились относительно ухоженным пляжем, потом
пересекли мост; тела казались непривычно легкими, закон всемирного
притяжения определенно барахлил. Сергей расслабился. Капитан Агеев и
машинописный листок провалились в черную дыру памяти, как растворившийся в
ночи детский кошмар.
- Цигулева сессию не сдавала, - вдруг сказала Светка Бернадская, будто
разговаривая сама с собой. - Интересно, почему?
Сергей не ответил. Кошмар вернулся. Он отчетливо понял, что теперь
никогда не избавится от него. Черт! Он с силой вдавил в пол педаль газа,
"пятерка" напряглась, но поперла вперед, Сергей промчался по Южному шоссе,
проехал мост и, не сбавляя скорости, ворвался в город. Перекатился через
отполированные до блеска трамвайные рельсы, миновал раскинувшийся справа
зеленый сквер, пересек Магистральный проспект и еще несколько улиц, свернул
на Каменногорский. Через два квартала Светкин дом. Она предложила подняться
наверх. Сергей отказался: там мама, ей надо смотреть в глаза прямо и честно.
Когда Светка выходила из машины, ему показалось, что через платье
просвечиваются мишки и попугаи.
- Слушай, Свет, - сказал Сергей. - Вопрос на засыпку. Ты ведь учебник
Розенталя вдоль и поперек пропахала. Как правильно сказать о человеке,
которого дважды отпидорасили? Дважды - отпидоращенный? отпидораженный?
У Светки Бернадской, у маминой дочки, отвисла челюсть.
- Не знаю, - сказала она. - А это имеет значение?
Сергей захлопнул дверцу, опустил стекло и сказал:
- Пожалуй, нет. Практического значения это не имеет.
* * *
Гестапо услышал, как в стекло входной двери тихонько постучали. Звук
тонкий, отчетливый. Так стучать может или ключ, или монетка. Или железный
коготь. На часах 00.18. Полуопустевшее по случаю окончания сессии общежитие
уже не раскачивается туда-сюда от ночного дера. Тихо. Гестапо как раз
нацелился прилечь в подсобке, отдохнуть.
Стук повторился.
- Кто там? - крикнул Гестапо.
Твою мать. Он не собирается выбегать каждый раз, когда какому-нибудь
бомжу взбредет в голову царапаться в дверь.
Прямо в лицо с улицы мигнули фары. Гестапо зажмурился. Машина стояла у
самого крыльца, будто собираясь брать на таран здание общежития. И несколько
фигур рядом - высокие, широкоплечие. Как они подобрались сюда, Гестапо не
слышал. Возможно, машина стояла уже давно, только какого...
Стук-стук.
- Иду!
Он прилепил теплый комок резинки к дээспэшной перегородке на посту и
пошел. Фары мигнули еще раз, ударили старика по глазам.
- Сейчас допрыгаетесь у меня, - пробормотал Гестапо.
С обратной стороны к стеклу прилепилась рука с развернутой книжкой
удостоверения. Дальше, в темноте - строгое скуластое лицо, плотно сжатые
губы. Стук-стук. Гестапо проворно полез за очками, дужки зацепились за
что-то в кармане. Твою мать. Он влепился лицом в стекло, сплющив большой
мясистый нос.
Прищурился.
Губы его зашевелились.
Стук-стук. На этот раз широкоскулый человек ударил по стеклу сильнее.
Гестапо наконец разглядел, чем это он колотит. Пара стальных наручников.
Господи Боже.
- Дак я... Открываю! - крикнул Гестапо как можно громче. - Открываю! Что
вы сразу мне не сказали, товарищи?
* * *
- Подъем, Николай. Руки по швам. Вот так. Ну!.. Стоять!
- Этих троих на коридор, в читальню. Черных тоже. Воронюк, поговори с
ними, пока труханец у них еще не прошел. Рульковский потом выйдет, осмотрит.
- Есть.
- Эй, Николай батькович!.. Стоять, я сказал!
- Подъем! Всем подъем!
Яркий свет слепил глаза. Коля Лукашко не мог сказать точно: спит он или
не спит. Он знал только, что здорово устал, будто прожил целую жизнь
грузчиком на товарной станции. Через сутки это обычно проходит, если,
конечно, снова не закурить... А потом в блоке объявились эти мужики. Как они
сюда попали - Коля не знал. Не помнил. Может, он сам им открыл, может, они
взломали дверь. Откуда им известно его имя?
- Еще раз попробуешь упасть - я сделаю вот так, - сказал кто-то большой,
наклонившись к самому его лицу. И наступил своим башмаком на голую ступню
Коли Лукашко.
Коля ударил головой в пахнущий свиной кожей живот. Живот оказался
твердым, как скала. Колю подняли, щелкнули по ушам, поставили вертикально.
- Рульковский, осмотри его. Быстренько.
Из блока цепочкой выходили на коридор Чума, Соломон и Джо. К черной
заднице Соломона прилипли розовые женские трусики, резинки глубоко врезались
в ляжки; свои трусы он давно сгноил, теперь одалживает у проституток.
Соломон и Джо громко возмущаются на своем родном суахили.
- Так, Николай. Я буду отдавать команды, ты будешь выполнять их быстро и
без суеты. Это в твоих интересах. Договорились?.. Ну-ка открой рот и покажи
язык.
Коля широко открыл рот и высунул язык как можно дальше. Мужчина в очках
без оправы положил свою руку ему на подбородок и отвел вниз, будто собрался
выломать челюсть напрочь. Рука сильно пахла хлоркой. "Врач", - подумал Коля.
- Посмотри на меня.
В зрачок уперся луч крохотного фонарика.
- Так... Теперь подними руки.
Мягкая желтая бумажка скользнула от подмышек к паху. Бумажка потемнела от
пота или грязи, врач рассмотрел ее на свет, покачал головой и спрятал в
