Денис не обиделся. У каждого свой уровень осведомленности. А Мамонт
доверяет ему больше, чем другим. Во всяком случае, он единственный из
группы, кого наставник принимает в этом помещении. И уже не первый раз.
- А что с датчанами? - поинтересовался Мамонт за чаем.
- Среди них нет никакого Мишеля, Константин Иванович, - уверенно сказал
Денис. - То, что Отта с Карлом поселились в "Кавказе", на одном этаже с
Бен-Ави, - чистая случайность, это администратор им посоветовала: шестой
этаж самый тихий. В номере оружия нет, фальшивых документов тоже. И
контейнера с микрофильмами я не нашел. Позавчера прихватил у Отты
видеокассету, просмотрел ее на хорошей профессиональной аппаратуре - обычный
Джеймс Бонд, "Голдфингер", без всякой кодировки. Есть несколько
восьмимиллиметровых кассет, на которых Карл работает, там тоже все чисто.
- Вот так, да? - сказал Мамонт. Он не казался огорченным. Ну ни капельки.
Денису это показалось странным.
- А кстати, как тебе удалось установить контакт и так здорово развить
его?
- Да... Просто, - Денис смущенно хмыкнул. - Взял их под контроль на
выходе из гостиницы и пошел следом. Они ходили пешочком, не торопясь, -
город осматривали. На рынок зашли, по набережной погуляли, в "Золотом блюде"
раков поели с пивом, потом на Лысую гору забрались... А на Богатяновке
заблудились. Отта хохочет и заставляет Карла дорогу спрашивать. Ну тот и
спрашивает: то по-своему, то по-английски. А полиглотов у нас как-то
негусто... Я через проходняк нырнул и вышел им навстречу, Карл меня тут же и
окликнул.
- По своей инициативе, - с гордостью добавил он. Это действительно была
хорошая работа.
Мамонт прищурился.
- А если бы не окликнул? Что тогда?
- Тогда бы у меня ботинок развязался, - пожал плечами Денис. - Или
сигареты уронил. Или... Да ерунда это, не мог не окликнуть. Иностранцы все
время ищут своих в толпе, у них зрение заряжено на пиджачные пары и зубные
протезы. Из одиннадцати человек, которых остановил Карл, семь были в
костюмах, еще двое - в сорочках и при галстуке. Это для них стереотип
"своего".
- Ага, - кивнул Мамонт. Он слышал великое множество теорий, которые имели
хождение только потому, что поверить в них проще, чем опровергать.
- Я сказал, что сам не местный, из Новороссийска, но попробую
сориентироваться. Так мы дошли до самой гостиницы. Карл пригласил выпить. А
дальше все пошло само собой. Никакой особой моей заслуги тут и нет. Тем
более что и результата нет.
- Не скромничай, - сказал Мамонтов. - И сколько же ты за ними ходил?
- Около шести часов. Точнее, пять часов сорок минут. Кстати, они не
проверялись.
- Откуда ты знаешь? - чуть заметно усмехнулся старлей.
- Так видно же!
- Так прямо и видно? - наставник перестал скрывать усмешку. - Проверки -
это целая наука. И умение их определять - тоже. Этому учатся шесть месяцев -
семестр.
Денис несколько смутился.
Контрразведчик подумал, что из Холмса выйдет толк. Парень находчив,
коммуникабелен, очень внимателен, упорен и умеет анализировать факты. Что он
мог слышать о Бен-Ави? Почти ничего, так - крохи какие-то. Однако запомнил,
аккуратно сложил в какой-то уголок памяти и сохранил до поры. А когда момент
подошел, сумел увязать с Мишель.
- А насчет отсутствия результата ты не прав, - Мамонт перестал улыбаться
и стал очень серьезным. - Результат есть, только выскочил он не с той
стороны. Вчера мы арестовали Цигулеву...
- Арестовали?! - расплескивая чай, Денис оттолкнул чашку. Лицо исказила
гримаса, словно кто-то со всей силы заехал ему в солнечное.
- Не надо ее жалеть, это редкая сука! И тебя она не жалеет: жаловалась,
что ты заставлял ее сожительствовать с целой армией нелегальных эмигрантов
из Сирии...
- Я?!
- Рассказывает, как ты сажал ее на иглу, как черные над ней издевались. И
про многих других тоже: как кололи, как насиловали, как заставляли. Та еще
штучка! Но главное не в этом...
Мамонт на миг задумался, как бы решая - говорить или нет.
- Главное, что Цигулева и есть та самая Мишель!
На лице у Дениса облегчения не проявилось.
Мамонт хотел добавить, что эту суку искали целый год, из-за нее майор
Смирнов едва не вылетел без пенсии на гражданку. Что она и есть та самая
дырка, дырища, через которую информация о тиходонском НИИ "Точмаш" потоком
лилась за кордон. Хотел сказать - но не сказал. Потому что сейчас Холмса все
это не интересовало. Его мучили угрызения совести, и он чувствовал себя
предателем.
- Ну чего ты раскис? - теперь перед Денисом сидел не добрый товарищ, а
сильный и жесткий мужик, презирающий слюнтяев. - Ты помог провести удачную
операцию по пресечению опасной шпионской деятельности. Враг обезврежен. И
ты, и я, и другие участники поощрены. Надо радоваться! Ведь куда бы ты ни
пошел после университета: в милицию, в прокуратуру, в суд, - тебе придется
карать преступников! И если ты будешь распускать нюни перед каждым, то
превратишься в плаксивую бабу и будешь всегда ходить в соплях! Не так? Тогда
возрази!
- Там все открыто... Я по одну сторону, они - по другую. И все знают, кто
я такой. А с Антониной я гулял, цветы дарил, целовался пару раз... Она
думала - я за ней ухаживаю...
- И что же? Если ломиться в открытую, то часто только шею сломаешь! Есть
военная хитрость, есть оперативные уловки... Кто лучше владеет ими, тот и
побеждает!
Денис глубоко вздохнул.
- Все равно это дурно пахнет.
- А ты как думал? Чистишь сортир, а он благоухает розами? Так не бывает!
- И сегодня, с Мадлен... Может, женщина не имеет никакого отношения к
вашим делам. А из-за того, что мне что-то показалось, вы будете ее
проверять, поставите на учет, запретите въезд в страну или будете следить за
каждым шагом!
Мамонт наклонился вперед и тронул молодого человека за плечо.
- Пойми, Денис, оперативная работа - жестокое дело. Если она разведчица,
то твой снимок введут во все компьютеры французских спецслужб, и когда ты
вздумаешь съездить в Париж, тебе откажут в визе! Или завернут обратно на
паспортном контроле в Орли! И никто не станет разбираться - связан ты с нами
или нет! Тебе понятно это?
Помедлив, Денис кивнул. Скорее всего так и будет. Утех тоже
перестраховка...
- Все, кто занимается оперативной работой, проходят через подобные
сомнения. Только переживают по-разному: кто сильней, кто слабей, кому вообще
все по барабану! Многое значат детали: например, как выглядит противник.
Если бы Мишелем оказался небритый красноглазый алкаш, а вместо Мадлен был
уродливый горбун, ты бы воспринял это по-другому. Ведь так? Признайся
честно!
- Пожалуй, - снова кивнул Денис.
- Так что тебе просто не повезло. Надо проанализировать ситуацию,
расставить все точки над "и", чтобы больше никогда не возникали подобные
сомнения. Или...
Мамонт залпом выпил остывший чай.
- Или признать, что ты не годишься для подобной работы. Мы попрощаемся с
тобой без всяких обид, и выбирай себе любой другой жизненный путь - иди в
адвокаты, нотариусы, юрисконсульты... Но, честно скажу, мне было бы жаль
терять тебя. У тебя хорошие перспективы. Начальник нашего отдела предложил
мне готовить тебя для штатной работы у нас. Так что решай сам!
Многие годы спустя Денис поймет, что он сделал выбор под влиянием
личности Мамонта. Если бы на его месте сидел другой человек, решение могло
оказаться совершенно иным.
- Ладно, я все понял.
У него пересохло в горле, и он, повторив жест Мамонта, жадно осушил свою
чашку. Они обменялись взглядами и улыбнулись.
- И хорошо, - сказал старший лейтенант. - Тогда продолжаем. К нам
приезжает американская рок-группа, тебе придется ее освещать.
Снова отлучившись в комнату, он принес два плотных конверта, положил на
стол, дружески подмигнул. В одном - аккредитационная карточка с фотографией
Дениса, подписанная неким Брайаном Диггсом, менеджером группы "Purgeans",
два билета на концерт во Дворец спорта с лиловым штампом "23 ИЮНЯ 1990 г. ".
И две бумажки по десять рублей - на буфет и другие сопутствующие расходы. В
другом деньги - три пятидесятирублевки.
- Твоя премия, - пояснил Мамонт.
Чуть помедлив, Холмс сунул оба конверта во внутренний карман пиджака.
* * *
Тогда, в восемьдесят шестом, Агеев уже работал в КГБ. Он знал то, что не
полагалось знать никому. Что неприлично холостой зампред облисполкома
занимается онанизмом и обожает порнографические журналы, к тому же берет
взятки за продажу вне очереди автомобилей и хранит в служебном сейфе по
десять-двадцать тысяч рублей сотенными купюрами. Агеев знал, что
председатель городского Совета ветеранов в сорок втором выменял за канистру
спирта военный билет у какого-то шизофреника и всю войну просидел в
Узбекистане. Знал, что бывшая гимнастка, а ныне тренер областной сборной
Ширяева во время выступлений в Бухаресте пыталась подцепить двух симпатичных
французов пятиборцев, французы оказались гомосексуалистами и, приставив ей
нож к горлу, отобрали все деньги, выделенные на группу, а вдобавок еще
вырезали на ягодицах нехорошее слово - по-французски, конечно.
Агеев многое знал. В том числе и то, что женская красота тесно связана с
длинными ногами. Какую книжку ни открой, так у героини "длинные, стройные
ноги". Только что такое - длинные ноги, Агеев не знал, а потому попался на
простом, убогом финте. Оказывается, укороченные женские юбки создают
оптическую иллюзию длинных ног. Только оптическую - и только иллюзию. Ха!..
Тогда, в восемьдесят шестом, все тиходонские телки как по команде
напялили на себя мини. И девушка, в которую влюбился молодой Агеев, тоже
была в мини. Он женился на ней и в первую же ночь понял: в натуральном виде
ноги невесты никакие не длинные, а в два раза короче туловища. Ровно в два
раза: когда она уснула, Агеев шпагатиком померил. В два раза!.. И сразу
любовь пропала.
Молодая жена умела готовить пельмени и петь "ХазБулат удалой". Она
говорила "ложить" вместо "класть", громко смеялась и без конца лузгала
семечки. В том же восемьдесят шестом Агеев развелся, хотя в Конторе на такие
дела смотрели очень косо. И больше уже не женился. Но с тех самых пор он
завтракает и обедает только в пельменных.
Обед ровно в четырнадцать ноль-ноль. Агеев покидает свою душную контору,
покупает в киоске какую-нибудь познавательную неторопливую газету вроде
"Недели" или "Экономики и жизни". Киоскера зовут Катенька, ей сорок один, ее
прадед репрессирован в тридцать восьмом, мать была угнана в Германию,
прислуживала в богатой дрезденской семье, там родила первого ребенка, о
котором никому... Ну, это неинтересно. Катенькиных ног капитан Агеев никогда
не видел. И в досье о них не сказано ни слова: длинные они или короткие, в
синих венах или там какаянибудь родинка на полбедра. Ни слова. И хотя
розовый напальчник, который киоскерша надевает, чтобы быстро отсчитать
экземпляры газет, странно возбуждает капитана Агеева, - он только скажет
"спасибо". И пойдет в пельменную.
Порция Агеева - шестнадцать штук серых магазинных пельменей. Он знает
свою норму. Пятнадцать мало, семнадцать много, шестнадцать - в самый раз.
В холодные дни он попросит полить их майонезом или острым томатным
соусом, в жаркую погоду лучше сметана. И огурчик, и помидорчик, и пучок
махровой петрушки в мелких зеленых сборках. И кофе, конечно.
Сегодня уж больно жарко, за тридцать, капитану накрыли во внутреннем
дворике, в теньке на террасе - специально вынесли столик и два стула.
- Зачем ему, этому гусю, второй стул? Кто он такой? - услышал Агеев шепот
