янтарный чай, словом, обстановка располагала к беседе легкой и необреме-
нительной.
- Как раз наоборот - все выйдет отлично! - бодро сказал Саша.
Попов мог бы удивиться такой уверенности, если бы не знал принципа,
которым руководствовался товарищ: чем меньше шансов на успех, тем реши-
тельней иди к цели!
Коньяк так и стоял нетронутым, к чаю тоже не приступали, и атмосфера
в аккуратной, уютной комнатке была наэлектризованной и нервной.
- Что показала репетиция? - спросил майор и сам же ответил: - Старый
мухомор, конечно, влез своим носом прямо в рану, значит, надо его нейт-
рализовать. Доктору эта процедура совсем не нужна, взялся для виду за
пульс, да и то - если б я не сказал... Может, и его надо будет подрабо-
тать, подумаем. Викентьев, говоришь, почти не смотрел. Прокурора я вна-
чале заопасался, да он из-за стола не выходит. Шитов? Мешается, конечно,
здорово, но у него заботы поважней - как бы одежду не испачкать... Па-
рень фасонистый, а переодеваться неудобно - не к станку ведь стано-
вишься...
Кончилась пластинка, и автостоп со щелчком отбросил звукосниматель в
исходное положение.
- Теоретические рассуждения почти всегда расходятся с практикой. Мыс-
ленно легко решать любые проблемы. - В наступившей тишине голос Валеры
звучал резко и неприязненно. - Но вот скажи, например, как можно имити-
ровать простреленный череп?
Сергеев усмехнулся и встал.
- Это как раз легче всего. Пойдем, покажу.
Он направился в ванную, по пути выдернув из плечевой кобуры тяжелый,
тускло блестящий "макаров".
- Стреляться, что ли? - Попов нехотя оторвался от дивана и пошел сле-
дом, уставясь в треугольную спину, туго обтянутую белой рубахой. Лопатки
слегка шевелились, Валера услышал характерный звук извлекаемой обоймы,
мягкое скольжение металла по металлу и через секунду - резкий лязг спу-
щенного с задержки затвора с почти одновременным щелчком предохранителя.
- Включи музыку. - Сергеев открыл дверь ванной и мощной струей пустил
воду. - На полную ручку, до отказа!
Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть шум бьющей струи. Попов вы-
вел регулятор громкости до предела, от рева динамиков задрожали стекла.
Сергеев поднял руку с пистолетом, вспышка, рывок отдачи и удар, проис-
хождение которого на подобном звуковом фоне установить было совершенно
невозможно.
Попов убрал звук и подошел к ванной.
- Посмотри сам, что скажешь?
На белом кафеле бурело густое, с трехкопеечную монету пятно в ореоле
пятен, брызг и потеков.
- Да-а-а... - только и выговорил Валера, потрогав зачем-то пятно
пальцем, и тут же брезгливо сунул руку под кран.
- Да нет, это краска, - успокоил Сергеев, вставляя обойму на место и
возвращая пистолет в кобуру. - Точнее, специальный состав. Применяется
для киносъемок - эффект полный. Еще вопросы есть?
Валера молча плюхнулся обратно на диван, молча открыл бутылку, молча
выпил три рюмки подряд.
- Девушкам оставь, - укоризненно произнес Сергеев. - Сейчас водки
принесу, раз ты так расходился.
- Не надо, - тихо ответил Попов. - И что дальше?
- Врач трогает пульс, или делает вид, что трогает, или он будет
знать, что ничего делать не надо, - это я решу позже... Мы с тобой быст-
ро заворачиваем его в брезент, выносим в машину, подписываем акт, все
разъезжаются, отпускаем сержантов, едем ко мне, по дороге ты снимаешь
брезент, я впускаю его в квартиру, едем закапываем яму, и все! Неде-
лю-две он живет у меня, а потом - куда захочет!
Жестом фокусника Сергеев шлепнул на полированный столик между початой
бутылкой коньяка "Тиходонск" и фарфоровым чайником местного производства
привычный предмет - паспорт гражданина СССР, не новый, немножко засален-
ный и помятый.
Медленно-медленно, как во сне, Попов потянул его к себе, раскрыл, уже
зная, что увидит, и бросил обратно на стол. Этот документ принадлежал
человеку, которому было отказано в праве на жизнь, которого юридически
не существовало, и паспорт не мог находиться здесь, в обыденном и при-
вычном мире, но он вопреки должному лежал рядом с коньячной рюмкой, зае-
хав углом под блюдце, и его владелец, заснятый в сорок пять лет хмурым,
решительного вида мужиком с внимательным цепким взглядом, еще жил и ды-
шал в особом корпусе Степнянской тюрьмы, а если несгибаемой воле и точ-
ному расчету майора Сергеева удастся изменить неумолимую линию судьбы,
то произойдет невиданное: списанный навечно в архив документ и пригово-
ренный к смерти хозяин встретятся как ни в чем не бывало здесь же, в ак-
куратной уютной комнатке, и начнут вторую жизнь...
Только сейчас Попов с удивительной четкостью осознал, что замысел
Сергеева не просто авантюра, а авантюра, которая, скорее всего, удастся,
бешеный напор ведущего бойца группы захвата сметет с дороги все барьеры,
препятствия, преодолеет ловушки и контрольные рубежи. При одном непре-
менном условии. Если он - Валерий Федорович Попов, законопослушный граж-
данин, капитан милиции с беспорочным послужным списком, согласится нару-
шить... Собственно, что нарушить? Он не давал присяги исполнять смертные
приговоры, да и закон, запрещающий отнимать человеческую жизнь, не возб-
раняет ее оставлять... Да ладно, ерунда! Какая разница, что он нарушит!
Надо дать согласие на невероятное, вопиющее нарушение должностных обя-
занностей, которое к тому же рано или поздно раскроется, ибо тайна, ко-
торую знают хотя бы три человека, - уже не тайна, а тут и Ромов, и Бу-
ренко; а сколько случайностей подстерегает человека, живущего не на Мар-
се, не на необитаемом острове, даже не в Австралии, а в той же самой
стране, в которой он числится расстрелянным по приговору суда, да еще
при отсутствии чемодана денег, конспиративных связей, сети явочных квар-
тир, сообщников...
- Ну что ты молчишь? - Голос Сергеева вывел Валеру из оцепенения. -
Что скажешь?
- Ради чего все это? В конце концов, наше дело исполнять чужие реше-
ния... Можно отказаться...
Самому Попову то, что он говорил, казалось маловразумительным и нев-
нятным...
- Неужели ты не понимаешь, что этим его не спасешь? - громко произнес
он и посмотрел товарищу в глаза. - Продлишь агонию - и все... Разве смо-
жет нормальный, обычный человек провести всю жизнь на нелегальном поло-
жении?
Сергеев на миг отвел взгляд, но только на миг.
- Завтра, послезавтра, через год приговор могут пересмотреть - это
раз. Лунин - не обычный человек, у него милицейский опыт, он знает все
крючки, на которые мог бы попасться, - это два. У него есть родственники
в селе на Алтае, они ничего не знают, примут его, легализуют, ведь его
никто не будет искать - это три. Но я понимаю - все это лотерея: пятьде-
сят на пятьдесят...
Сергеев тяжело вздохнул.
- Я обязан ему жизнью. И не хочу выполнять роль забойщика или даже
наблюдателя. Послушай, что я тебе расскажу...
Через два часа Валера Попов продуманно и взвешенно дал окончательное
согласие на невероятный, но теперь представляющийся вполне реальным план
освобождения приговоренного Лунина. Еще два часа товарищи обсуждали де-
тали этого плана. Казалось, они учли все мелочи, шероховатости и случай-
ности. Но одного фактора они вообще не принимали в расчет. В центральной
городской больнице выздоравливал и готовился к выписке после долгой и
тяжелой болезни пациент Лебедев - вохровец с завода "Прибор".
Он с детства ненавидел свое имя. Единственный Гоша на улице, в детс-
ком саду, потом в школе - он постоянно оказывался мишенью насмешек и
острот, в которых его имя глумливо рифмовалось, коверкалось и трансфор-
мировалось в разные неприличные слова.
Когда заплаканный Гоша прибегал домой с очередной жалобой на безжа-
лостных сверстников и в который раз высказываемым требованием изменить
имя, мать говорила: "Это они завидуют. Имя редкое, красивое, такого ни у
кого нет. Не обращай на дураков внимания". И он успокаивался, потому что
свято верил тому, что говорят взрослые, особенно родители, воспитатели,
учителя. Но и здесь подстерегали разочарования.
В первом классе Лидия Михайловна отлучилась с урока, дав наказ: "Си-
дите тихо, а про тех, кто будет шуметь, расскажите мне, я их накажу".
Добросовестный Гоша Лебедев старательно записал, кто болтал, кидался бу-
мажными шариками и запускал голубей, а когда урок возобновился, поднял
руку и, честно глядя в глаза учительнице, сообщил о нарушителях дисцип-
лины. Лидия Михайловна отругала их, но как-то вяло, а его похвалила, но
тоже без особой искренности. Зато на перемене "Гошке-сексоту" устроили
форменную травлю, и он убежал из школы, а потом та же Лидия Михайловна
сказала матери, что он должен уметь строить отношения в коллективе и что
ябед нигде не любят. Совершенно дезориентированный Гоша выместил злобу
на соседском коте, но стал умнее: когда завуч призывала честно встать и
рассказать, кто вырвал листы из классного журнала, он сдержал себя, дож-
дался перемены и высказался в кабинете, без свидетелей.
Пару лет спустя Мишка Кульков натер мылом доску, сорвав несколько
уроков, расследование проводил сам директор, который обратился к пио-
нерской совести каждого, привел в пример Павлика Морозова, напоминал про
честь, смелость и принципиальность, в груди у Гоши ворохнулось что-то
теплое, и хотя он боялся мосластого, с несуразно большими кулаками
Кулькова, но встал и, преодолевая страх, выложил все начистоту.
И снова правильный поступок не вызвал симпатий у соучеников, а
Кульков пообещал после уроков оторвать голову. Пришлось спасаться непра-
вильными способами: замахиваться кирпичом и громко материться. "Псих ка-
кой-то!" - сплюнул Кульков и отвязался.
"Ножницы" между должным и сущим с каждым годом становились все шире.
Прилежно зубривший уроки Лебедев учился в основном на тройки, а Вовчик
Сидоркин едва заглядывал в учебники, зато хватал смысл на лету и был
круглым отличником. Летние трудовые лагеря, призванные укреплять здо-
ровье и закалять характер, принесли Гоше дизентерию и хронический брон-
хит. В десятом классе на физкультуре он неудачно прыгнул через "коня" и
получил сотрясение мозга.
Он надеялся, что явная неправильность жизни сопутствует только
школьным годам и после получения аттестата все пойдет так, как положено.
Начать новую страницу биографии поможет армия - кузница настоящих муж-
чин. Гоша представлял, как вернется из воздушно-десантных войск: окреп-
ший, загорелый, владеющий всеми видами рукопашного боя, в залихватски
облегающей форме, увешанной значками воинской доблести...
Но в армию его не взяли по здоровью, пришлось ехать за славой по ком-
сомольской путевке на Всесоюзную стройку, куда посылали лучших из лучших
и где ковалось будущее страны. Лебедев рассчитывал заработать там орден
или, на худой конец, медаль, завоевать авторитет и признание, обрести
верных друзей и - чем черт не шутит! - хорошую спутницу жизни.
Однако и на Всесоюзной ударной все оказалось неправильно: приписки,
воровство, пьянство, убогие бытовые условия... Хуже всего, что вместо
самых наипередовых комсомольцев работали здесь откровенные босяки, ус-
ловно осужденные и бежавшие за городским счастьем сельские парни. За из-
лишнее усердие, ведущее к срезанию расценок, Лебедева сразу же поколоти-
ли, потом пару раз обыграли в карты, украли пиджак, а стокилограммовый
уголовник по кличке Утюг пытался сделать из него "шестерку", заставляя
стирать себе белье, бегать за папиросами и стоять в очереди за водкой. В
конце концов Лебедев подстерег Утюга в коридоре общаги и выплеснул на
него кастрюлю кипятка, после чего забрал заранее уложенные вещи и немед-
ленно уехал обратно в Тиходонск.
Он поступил на "Прибор" - солидный, с устойчивой репутацией завод.
Фундаментально выполненная Доска почета с красивыми цветными фотография-
