Какая-то мысль навязчиво вертелась в подсознании, но не улавливалась,
как тонкий, на грани восприятия, комариный зуд.
- У меня нет проблем.
- Отлично. Телефончик наш не забыли?
- Я много ездил, все записи растерял... Напомните на всякий случай.
Невидимый молодой человек с расстановкой продиктовал цифры, Макс за-
писал их в лежащем на телефонном столике блокноте с вырванными листками.
Комариный зуд становился все явственней и осознаваемой. Кураторство,
круглосуточный телефон, дядя Леша.
- А как Алексей Иванович? - неожиданно для себя спросил он у готового
отключиться собеседника.
Тот не удивился.
- Подполковник Веретнев уже год на пенсии. Но часто бывает у нас, он
все такой же бодрый и энергичный, любит давать советы. Хотя это вы испы-
тали на себе в полной мере, не так ли?
- Пожалуй... Напомните мне и его номер.
Окончив разговор, Макс снова заглянул в свою записную книжку. Оба
только что полученных телефона в ней были. Первый обозначался словом
"Центр", а второй незнакомой еще минуту назад фамилией "Веретнев". Он
вырвал листок со свежими записями и следующий за ним, на котором могли
пропечататься цифры, разорвал на мелкие клочки и спустил в унитаз. Судя
по состоянию блокнота, с ним так обходились постоянно.
Теперь надо было вернуть в прежнее состояние тайник. Макс подошел к
перевернутому ящику. Под грозными пропусками белел какой-то прямоу-
гольник очень белой и даже на вид плотной бумаги. Фотография! Медлен-
но-медленно он повернул ее изображением к себе.
Безупречно ровный изумрудный газон, солдат королевской гвардии в
красно-черном мундире с белым поясом и надвинутой на глаза черной мохна-
той шапке, сзади величавая твердыня Виндзорского замка... А на переднем
плане мужчина и женщина с мальчиком лет четырех-пяти. Женщина небольшого
роста и довольно хрупкая, в белом платье с синим бантом, белой шляпке и
босоножках на танкетке, она улыбается, закрываясь левой рукой от бьющего
в глаза солнца, а правой держит ладошку мальчика в матросском костюмчи-
ке, который смотрит в объектив не по-детски серьезно и печально. За дру-
гую ладошку держится худощавый мужчина со спортивной фигурой, в легких
светлых брюках, рубашке апаш и теннисных туфлях. Он тоже широко и счаст-
ливо улыбается.
Лапин - Карданов - Остапенко - Смит безошибочно понял, что на снимке
они. А между ними - он сам. В любой своей ипостаси он всегда был крепок
на слезу и стойко переносил неприятности и удары судьбы. Но сейчас поче-
му-то ему захотелось плакать. Он встал, прошел к бару и прямо из горлыш-
ка отхлебнул противную, неважно очищенную водку. Один глоток, второй,
третий... Срабатывал принцип "чем хуже, тем лучше": по мере того как он
без закуски и перерывов вливал в себя обжигающую жидкость, его отпускало
- таял в груди ледяной ком и переставала звенеть опасно натянутая стру-
на.
Он уже много лет не пил, особенно так, и сразу опьянел. Чуть покачи-
ваясь, отнес на кухню пустую бутылку, подошел к телефону и набрал номер
подполковника Веретнева. Он не знал, как к нему обращаться и каким из
имен назваться, но, когда Алексей Иванович отозвался, на волю вырвался
детдомовец Сережа Лапин.
- Дядя Леша, это я! - закричал он и заплакал навзрыд.
Глава третья
ПОДУРОВЕНЬ ДЕТСТВА
Москва, 15 мая 1969 года, 11 часов. Первое главное управление КГБ
СССР, кабинет начальника ПГУ.
- Почему вы не поставили вопрос об их отзыве в феврале, когда посту-
пила информация из МИ-5? - Дочитав последнюю шифрограмму, генерал-пол-
ковник Бондаревекий в упор посмотрел на начальника нелегальной службы. У
него всегда был тяжелый взгляд, а сейчас Сергееву показалось, что шеф
настроен откровенно враждебно.
- Виктор Сергеевич, наш источник не давал стопроцентной гарантии, что
речь идет именно о Птицах. А с учетом их разведывательных перспектив, в
особенности контакта с Беном, принимать крайние меры по неполным матери-
алам было сочтено нецелесообразным. Я вам докладывал наше решение, и вы
его одобрили...
Бондаревекий едва заметно поморщился. Недавно ему стукнуло пятьдесят
три, из них тринадцать лет он руководил разведкой. Чуть полноватое
овальное лицо, большой, увеличенный залысинами лоб, плавающие под веками
зрачки светло-серых глаз, нос "уточкой" и выраженные носогубные морщины,
спускающиеся к углам большого, жестко сжатого рта, - все вместе это про-
изводило впечатление уверенного и чуть презрительного ожидания. Волосы с
годами редели, но не седели, и сохранившийся еще чубчик мыском выдавался
вперед и тщательно зачесывался вправо.
- Мы дали Птицам указание приостановить деятельность, свернуть опера-
тивные контакты, прервать до особого распоряжения все связи с Беном,
спрятать шифры, спецчернила, аппаратуру. То есть приняли меры для полной
безопасности замкнутой на них сети, - продолжил доклад Сергеев, Он толь-
ко подходил к "полтиннику" и имел на погонах пока одну шитую звезду ге-
нерал-майора. В отличие от начальника ПГУ у него была густая, но совер-
шенно седая шевелюра, ровной линией проводящая границу большого плоского
лба. Прямые брови, глубоко посаженные глаза с навсегда сложившимся при-
щуром много знающего человека, длинный прямой нос, нависающий над верх-
ней губой, округлый, с почти затянувшейся ямочкой подбородок.
От этих двух людей зависели карьеры, судьбы и жизни сотен разбросан-
ных по всему миру официальных разведчиков, действующих под посольскими
прикрытиями, нелегально внедренных в чужую страну офицеров, живущих на
свой страх и риск, и агентов, рискующих больше всех и обреченных в слу-
чае провала на ненависть сограждан и несмываемый ярлык предателя своего
народа, передающийся по наследству детям, а в консервативных странах и
внукам. Решение, принятое в этом кабинете, заставляло крохотные фигурки
на шахматной доске мира дергаться, напрягать нервы и мышцы, преодолевать
естественные чувства брезгливости и отвращения, рисковать, лгать, ак-
терствовать и лицемерить, нарушать все библейские заповеди ради выполне-
ния задания Родины, хотя вся Родина - миллионы рабочих, колхозников,
служащих, творческой интеллигенции, студентов, учащихся пенсионеров -
понятия не имела ни о каком задании. Родина в подобных случаях персони-
фицировалась в генерал-полковнике Бондаревском и генерал-майоре Сергее-
ве, хотя их решения и санкционировались Председателем КГБ, а в особо
важных случаях докладывались даже в Центральном Комитете.
Но и Бондаревский с Сергеевым, и тем более высокое начальство, не го-
воря о цековских небожителях, не вникали в детали планируемой оператив-
ной игры и суть сложных комбинаций. Они считали главным - определить
направление работы. Дав задание Паре вступить в доверительные отношения
с сенатором Паттерсоном, они с удовлетворением читали шифрограмму о том,
что цель достигнута.
Как Хелен стаскивала трусики в придорожном мотеле под жадным взглядом
шестидесятипятилетнего теряющего потенцию старика, как ворочалась под
стокилограммовой тушей, как пыталась нащупать и пробудить к жизни вялое
мужское достоинство, как чмокала переполняющимся слюной ртом, ощущая
густой запах пота от огромной, покрытой седыми волосами мошонки, и сдер-
живая позывы рвоты, как метался по берегу Питер, зная о том, что проис-
ходит за зашторенными окнами симпатичного фанерного домика, - все это в
шифрограмме не описывалось, да руководство и не интересовало. Потому что
существовала коммунистическая мораль и парткомы нелегальной службы, ПГУ
и КГБ в целом призваны были блюсти ее, требуя от разведчиков высокон-
равственного поведения в любых условиях. Официально предполагалось, что
Хелен добилась дружбы с сенатором, заманив его самой передовой в мире
марксистско-ленинской идеологией. Как она ухитрилась это сделать, не
раскрывая принадлежности к советской разведке, было непонятно и потому
выводилось за скобки и оставлялось без рассмотрения, как все непонятное.
- И что вы скажете по последней шифровке? - спросил начальник ПГУ.
Она поступила сегодня утром. Птицы сообщали о плотном наружном наблюде-
нии, прослушивании телефонов и других признаках близкого и неминуемого
ареста.
- Я думаю, Виктор Сергеевич, они не склонны паниковать. Наверняка
опасения обоснованны. Они не могли нигде проколоться, скорей всего это
предательство. Кто-то из перебежчиков. Сейчас мы анализируем, кто мог
располагать косвенной информацией.
- А их просьба? - Недобрые глаза генерал-полковника испытующе расс-
матривали Сергеева.
Тот ненадолго задумывался, хотя уже "обсосал" ситуацию со всех сто-
рон.
- Их вытащить невозможно, Виктор Сергеевич. А пацана - можно попробо-
вать. Хотя это большой риск.
- А оставлять его с ними - меньший риск? - Бондаревский достал пачку
привозного "Мальборо", закурил, развеял дым рукой, прищурился. - Они
просто перейдут на ту сторону всей семьей. Даже если не захотят добро-
вольно, МИ-5 сумеет их принудить, манипулируя мальчишкой. А мы не можем
рисковать Беном. Это вопрос большой политики. Мнение ЦК будет однознач-
ным: сделать все, чтобы Бен уцелел! Уцелел любой ценой! Мальчишку надо
вытаскивать...
Генерал-полковник щелчком сбил зажигалку, она со стуком опрокинулась
на полированную поверхность стола.
- Я никогда не читал столь вызывающих шифрограмм...
Начальник управления нелегальной разведки ничего не ответил.
Птицы поставили ультиматум: забрать сына и обеспечить ему нормальные
условия жизни. Только в этом случае они гарантируют молчание. Они соби-
рались проверять, в каких условиях будет жить мальчик. Если Центр не вы-
полнит своих обязательств, они тут же забудут про свои. Это действи-
тельно было неслыханной дерзостью.
- С другой стороны, их можно понять... - Начальник ПТУ глубоко затя-
нулся и с силой выпустил дым так, что белесое облако окутало Сергеева.
Тот не переносил запаха табака и у себя в управлении запретил курить, но
сейчас приходилось терпеть.
- Натянутые нервы, стрессовая ситуация, беспокойство за сына... И все
же почти угрожающий тон... Мы бы и так позаботились о мальчике. Но у них
ведь нет родственников, значит, вариант один - детский дом. А каковы у
нас детдома? Мне кажется, они несколько отличаются от английских...
Бондаревский встал, подошел к окну, отдернул шторы. Солнце осветило
мрачный интерьер кабинета: темные дубовые панели, темная мебель, гро-
моздкие стальные сейфы в углах.
- Как они смогут проверить? - не оборачиваясь спросил он. - Из Уорм-
вуд-Скрабс проверять чтолибо чрезвычайно трудно. Или они блефуют?
Бондаревский резко обернулся. По лицу шефа Сергеев понял, что тот уже
продумывает все детали предстоящей операции, которые ему придется докла-
дывать на самом высоком уровне уже сегодня.
- Вряд ли блефуют, Виктор Сергеевич, - почтительно не согласился он.
- Птицы - очень талантливая оперативная пара. Они что-нибудь придумают.
Вокруг них будут вертеться журналисты, стоит намекнуть на сенсацию, и те
приедут в Москву и вынюхают в этом детском доме все-все... И чем кормят,
и какое белье, и как обращаются с детьми... Или через адвокатов. Да та
же МИ-5, неужели она не окажет услугу, за которой может последовать пол-
ное откровение советских шпионов?
- Пожалуй... Тогда придется создавать образцовый детдом где-нибудь на
периферии, иностранцев там меньше, каждый на виду. Обеспечивать его опе-
ративное прикрытие. Но это не решает всех проблем...
Генерал-полковник сел обратно в глубокое кожаное кресло, привезенное
из Вены. Сергеев внимательно и преданно смотрел на шефа, ожидая продол-
жения прерванной мысли.
- Пацан может сболтнуть лишнее. Жизнь в Англии, родители, операция по
его вывозу... Детские воспоминания очень яркие. Если в провинции забьет
фонтан столь экзотической информации, то она может дойти до вражеских
ушей. Сколько у нас диссидентов, церковников, прямых агентов иноразве-
