сделали замечание за неуместное усердие.
Когда огласили решение, в зале раздались крики одобрения.
Макмэрдо глянул и увидел много знакомых лиц. Братья ложи
улыбались и махали шляпами. Остальные присутствующие, сжав губы
и сдвинув брови, молча смотрели на оправданных, когда те
выходили из суда. Только один рабочий с черной бородой крикнул
им вслед:
-- Проклятые убийцы!.. Мы все же засадим вас!
5. САМЫЙ ТЕМНЫЙ ЧАС
Если что-либо и могло еще больше увеличить популярность
Макмэрдо среди братьев Чистильщиков, то лишь этот происшедший
арест и последовавшее оправдание. Он уже заслужил репутацию
веселого гуляки, человека гордого и вспыльчивого, неспособного
снести оскорбление ни от кого, даже от самого мастера ложи.
Лишь некоторых старших братьев, в том числе и Болдуина, явно
раздражало столь быстрое возвышение новичка. Но они держались
осторожно, потому что Макмэрдо так же легко вступал в драку,
как смеялся и шутил.
Зато старик Шефтер теперь вообще не желал иметь с ним
никакого дела и категорически запретил появляться у него в
доме. Однако любящая Этти не могла отказаться от Джона, хотя
здравый смысл и ей подсказывал, к чему повело бы замужество с
таким человеком. Как-то утром, проведя бессонную ночь, девушка
решила повидаться с Джоном и уговорить его отказаться от всяких
темных дел. Она отправилась к нему и незаметно проскользнула в
комнату, где, как она знала, жил Макмэрдо. Тот сидел за столом
и что-то писал. Шагов Этти он не услышал. Внезапно ее охватил
порыв шаловливости. Она на цыпочках подкралась к Джону и
неожиданно положила руку ему на плечо.
Намерение Этти испугать его более чем удалось. Джон
мгновенно вскочил, точно подброшенный пружиной, и резко
повернулся. Левая рука его одновременно смяла лежавшую на столе
бумагу, а правой он едва не схватил девушку за горло. Секунду
он смотрел на нее бешеным непонимающим взглядом, потом на лице
изобразились облегчение, удивление и, наконец, радость.
-- А, это вы, Этти, -- сказал Джон, вытирая мгновенно
вспотевший лоб. -- Подумать только, что вы пришли ко мне, а я
вас так встречаю! Ох, Этти, позвольте мне загладить мой
поступок! -- И он протянул к ней руки.
Но она еще находилась под сильным впечатлением от
увиденного выражения смертельного страха, которое в первый миг
отразило его лицо.
-- Почему вы так сильно испугались меня? О Джон, если бы
ваша совесть была чиста, вы не посмотрели бы на меня таким
взглядом!
-- Я думал о другом, и когда вы бесшумно подкрались...
-- Нет, Джон. -- В ней вдруг вспыхнуло подозрение. --
Дайте мне письмо, которое вы писали!
-- Этти, я не могу исполнить вашей просьбы.
-- Вы писали другой женщине! Иначе вы не стали бы скрывать
от меня письмо. Может быть, вы писали своей жене? Я даже не
знаю наверняка, что вы холосты. Ведь вас здесь никто не знает!
-- Я не женат, Этти. Клянусь, вы для меня единственная
женщина в мире!
-- Тогда почему вы не хотите показать мне письмо?
Он посмотрел на нее с нежностью.
-- Дорогая, я дал клятву не "показывать его и, как не
нарушил бы слова, данного вам, так сдержу и обещание, взятое у
меня другими. Дело касается ложи, и это тайна даже от вас. Если
я испугался прикосновения вашей руки, неужели вы не понимаете,
почему? Ведь это могла был" и рука врага.
Он привлек ее к себе, и поцелуи окончательно разогнали ее
сомнения и страхи.
-- Скажите, теперь вы снова спокойны? Да?
-- О каком спокойствии вы говорите, Джон, когда в любой
день я могу услышать, что вас судят за убийство? Макмэрдо --
Чистильщик! Эти слова каждый раз болью пронзают мое сердце.
-- Мы стараемся своими средствами отстоять принадлежащие
нам права.
Этти прижалась к нему.
-- Оставьте их, Джон! Ради меня! Я пришла просить вас об
этом. О Джон, видите, я умоляю вас на коленях!
Он поднял девушку и, прижав ее к груди, постарался
успокоить.
-- Право, Эгги, вы сами не знаете, чего просите. Могу ли я
бросить начатое дело? Это было бы нарушением клятвы, изменой!
Знай вы обстоятельства, в которых я нахожусь, вы не просили бы
об этом. А потом -- разве ложа так просто отпустит человека,
посвященного в ее тайны?
-- Я уже все обдумала, Джон. У отца есть кое-какие
сбережения, и ему тоже надоел этот проклятый город. Мы вместе
сбежим в Филадельфию или в Нью-Йорк и спрячемся там.
Джон горько рассмеялся:
-- У ложи длинная рука! Она легко протянется отсюда и в
Филадельфию и в Нью-Йорк.
-- Ну так уедем в Англию или в Швецию, на родину моего
отца. Уедем куда хотите, только бы очутиться подальше от этой
Долины ужаса!
Макмэрдо вспомнил о Моррисе.
-- Вот уже второй раз при мне так ее называют.
Действительно, многие из вас подавлены страхом.
-- О Джон, все минуты нашей жизни омрачены. Может, вы
думаете, что Болдуин простил? Он только боится вас, иначе --
что было бы уже с нами! Если бы видели, какими глазами он
смотрит на меня...
-- Поймите, милая, я не могу сейчас уехать. Зато, если вы
мне доверитесь, я найду сам хороший, честный выход из
положения.
-- Из такого положения не может быть честного выхода.
-- Да, с вашей точки зрения. Но дайте мне шесть месяцев, и
я, не стыдясь ничьих взглядов, смогу уйти из долины.
Девушка недоверчиво взглянула на него.
-- Шесть месяцев? Вы обещаете?
-- Ну, может быть, семь или восемь... Во всяком случае,
раньше чем через год мы отсюда выберемся.
Больше Этти ничего не добилась. Но и это было уже кое-что.
Отдаленный свет несколько рассеял мрак безнадежного будущего.
Когда Этти вернулась домой, на душе у нее было легче, чем
когда-либо за все время, что она знала Джона.
Поскольку Макмэрдо сделался полноправным членом ложи и
стал получать более подробные сведения, он вскоре выяснил, что
деятельность Чистильщиков отнюдь не ограничивалась одной
долиной, а была гораздо обширнее и сложнее. Даже Макгинти,
видимо, не был осведомлен о ней полностью. Брат высшей ступени,
именовавшийся областным делегатом и живший в Хобсоне, ведал
многими отдельными ложами и самовластно распоряжался ими.
Макмэрдо только раз видел его -- маленького седого человека,
похожего на крысу, который не ходил, а скользил, исподтишка
бросая взгляды направо и налево. Его звали Иване Потт. Сам
мастер триста сорок первой ложи явно испытывал по отношению к
этому человеку что-то вроде уважительного трепета.
Однажды Сканлейн, живший в одном доме с Макмэрдо, получил
от Макгинти письмо, к которому была приложена записка Иванса
Потга. Тот сообщал главе ложи Вермиссы, что присылает к нему
двух хороших ребят, Лоулера и Эндрюса, которым предстоит
поработать в окрестностях города. Не потрудится ли мастер
хорошенько спрятать их до того времени, когда им пора будет
действовать? И Макгинти просил Сканлейна и Макмэрдо приютить у
себя приезжих.
В тот же вечер явились Лоулер и Эндрюс, каждый со своим
дорожным мешком. Лоулер, человек пожилой и замкнутый, в черном
сюртуке и мягкой шляпе, с седой растрепанной бородой, походил
на священника. Второй же, Эндрюс, почти еще мальчик, с открытым
лицом и развязными манерами, наоборот, казался школьником,
который беззаботно наслаждается каникулами. Оба они не пили
ничего спиртного и, в общем, вели себя крайне примерно.
Впрочем, они более или менее охотно рассказывали о своих
прошлых поручениях. На счету Лоулера их было четырнадцать,
Эндрюса -- три. Лишь о том, что им предстояло сделать, они
помалкивали.
-- Нас выбрали потому, что ни я, ни этот мальчик не пьем,
-- только и сказал Лоулер. -- Значит, ничего лишнего не
сболтнем.
-- Всем нам одинаково близко дело, -- ответил ему
Сканлейн.
Все четверо усаживались за ужин.
-- Верно, и мы охотно потолкуем о том, как был убит Чарли
Уильямс, или Симон Берд, или еще кто-нибудь.
-- Здесь у нас живет с полдюжины людей, с которыми я с
удовольствием свел бы счеты, -- запальчиво произнес Макмэрдо.
-- Не собираетесь ли вы побывать у Джека Нокса из Ирландии? Я с
радостью услышал бы, что он получил должное.
-- Нет, нас занимает не он.
-- Может, Герман Штраус?
-- И не он.
-- Ну, мы не настаиваем. Тайна есть тайна. Просто мы
хотели бы помочь вам.
Лоулер с улыбкой покачал головой. От него ничего нельзя
было выведать.
Однако Сканлейн и Макмэрдо все же твердо решили
присутствовать при "потехе", как они выражались. Когда Макмэрдо
услыхал на лестнице тихие шаги, он разбудил Сканлейна, и оба
быстро оделись. Наружная дверь была открыта. Еще не рассвело,
но при неверном свете уличных фонарей Макмэрдо и его спутник
разглядели две быстро удалявшиеся фигуры и осторожно двинулись
за ними.
Их дом стоял на самом краю города. Очень скоро Макмэрдо и
Сканлейн очутились в поле, неподалеку от перекрестка двух
проселочных дорог. На перекрестке Лоулера и Эндрюса ждали еще
трое приезжих братьев. Очевидно, предстояло важное дело. Братья
направились к Вороньей горе, где находились шахты крупной
компании. Ими ведал энергичный и бесстрашный директор, уроженец
Новой Англии, который даже в долгие годы террора сумел
поддерживать необходимую дисциплину и порядок среди своих
подчиненных.
Светало, по черной тропинке двигались шахтеры поодиночке и
группами.
Макмэрдо и Сканлейн смешались с ними, не теряя из виду
приезжих братьев. Над землей висел густой туман. Вдруг
прозвучал резкий свисток: это был сигнал, который означал, что
минут через пять -- десять начнется спуск в шахту.
Когда Сканлейн и Макмэрдо дошли до открытой площадки около
шахты, там столпилось около сотни шахтеров. Ожидая спуска,
чтобы как-то согреться, они топали ногами и дули себе на руки.
Приезжие братья стояли в стороне. Сканлейн и Макмэрдо
взобрались на груду шлака поодаль. Из машинного отделения вышел
бородатый управляющий Мензис и снова засвистел в свисток:
начинался спуск в шахту. В это мгновение откуда-то со стороны
подошел директор, высокий худощавый человек. Сделав несколько
шагов, он заметил группу молчаливых и неподвижных незнакомцев.
Они были в рабочей одежде и все в надвинутых на глаза шляпах.
-- Кто вы такие? И зачем здесь находитесь? -- спросил
директор, подходя к ним.
Вместо ответа молодой Эндрюс шагнул вперед и выстрелил ему
в живот. Сотня ожидающих шахтеров замерла, словно
парализованная. Директор обеими руками зажал рану, поднялся с
земли и шатаясь побрел прочь, но тут выстрелил второй убийца.
Директор упал на бок, подергивая ногами и хватая руками обломки
руды. При виде этого из груди Мензиса вырвался вопль ярости, и
он с большим болтом в руках кинулся на убийц. По нему тоже
выстрелили несколько раз, и он мертвый упал к ногам убийц.
Несколько шахтеров двинулось было вперед, послышались голоса
сострадания и гнева. Но двое из приезжих выпустили несколько
зарядов, пули просвистели над головами рабочих, и те быстро
отступили. Убийцы сразу растворились в утреннем тумане. Все
произошло очень быстро. Свидетели этой сцены едва успели
опомниться, как все было кончено, и вряд ли кто-нибудь из них
мог бы описать наружность людей, только что на глазах целой
толпы совершивших двойное убийство.
Сканлейн и Макмэрдо отправились домой. Сканлейн притих, он
в первый раз видел "настоящее дело", и оно показалось ему менее
забавным, чем ему описывали. Макмэрдо тоже шел молча,
погруженный в свои мысли.
В эту ночь в Доме союза братья ложи праздновали новый
