по всем правилам. Вы пройдете вместе с нами в полицию, мистер
Скотт-Эклс, и мы снимем с вас показания в письменном виде.
-- Конечно! Пойду сейчас же. Но я не отказываюсь от ваших
услуг, мистер Холмс. Я хочу дознаться до истины и прошу вас не
стесняться расходами и не щадить трудов.
Мой друг повернулся к деревенскому инспектору.
-- Надеюсь, вы не будете возражать против моего
сотрудничества с вами, мистер Бэйнс?
-- Почту за честь, сэр.
-- До сих пор вы, я вижу, действовали быстро и толково.
Разрешите спросить: есть ли данные, позволяющие уточнить час,
когда его настигла смерть?
-- Тело к часу ночи уже лежало там. С часу пошел дождь, а
смерть наступила, несомненно, еще до дождя.
-- Но это совершенно исключено, мистер Бэйнс! -- объявил
наш клиент. -- Его голос нельзя спутать ни с каким другим. Я
могу подтвердить под присягой, что в час ночи я лежал в постели
и не кто, как Гарсия, говорил со мной в моей спальне.
-- Примечательно, но отнюдь не исключено, -- сказал с
улыбкою Холмс.
-- Вы нашли разгадку? -- спросил Грегсон.
-- Дело выглядит не слишком сложным, хотя, конечно, в нем
есть новые и любопытные черты. Необходимо собрать
дополнительные данные, прежде чем я позволю себе вынести
окончательное и определенное суждение. Кстати, мистер Бэйнс, вы
при осмотре дома, кроме этой записки, не обнаружили ничего
примечательного?
Сыщик посмотрел на моего друга каким-то особенным
взглядом.
-- Там есть, -- сказал он, -- очень даже примечательные
вещи. Может быть, когда я управлюсь в полиции, вы съездите со
мной на место и скажете мне, что вы о них думаете?
-- Я весь к вашим услугам, -- сказал Шерлок Холмс и
позвонил. -- Проводите джентльменов, миссис Хадсон, и пошлите
мальчика на почту с этой телеграммой. Пять шиллингов на
оплаченный ответ.
Когда посетители ушли, мы некоторое время сидели молча.
Холмс жадно курил, сдвинув брови над своими пронзительными
глазами и выдвинув голову вперед в характерном для него
страстном напряжении мысли.
-- Ну, Уотсон, -- спросил он, вдруг повернувшись ко мне,
-- что вы об этом скажете?
-- Насчет шутки с мистером Скотт-Эклсом не скажу вам ровно
ничего.
-- А насчет преступления?
-- Поскольку все, проживавшие в доме, исчезли, я сказал
бы, что они так или иначе причастны к убийству и сбежали от
суда.
-- Это, конечно, вполне возможное предположение. Однако,
если его допустить, очень странным представится, что двое слуг,
вступив в заговор против хозяина, почему-то нападают на него в
ту единственную ночь, когда у него гость. Они могли разделаться
с ним без помехи во всякую другую ночь.
-- А почему же тогда они сбежали?
-- Вот именно. Почему они сбежали? Это существенный факт.
Другой существенный факт -- замечательное происшествие с нашим
клиентом, Скотт-Эклсом. Неужели, дорогой мой Уотсон, это вне
пределов человеческой изобретательности -- дать объяснение,
которое могло бы связать эти два существенных факта? И если к
тому же под него удастся подогнать и таинственную записку,
составленную в таких странных выражениях, что ж, тогда его бы
стоило принять как рабочую гипотезу. Если потом новые
установленные нами факты все улягутся в схему, тогда наша
гипотеза может постепенно перейти в решение.
-- Но какова она, наша гипотеза?
Холмс откинулся в кресле, полузакрыв глаза.
-- Вы должны согласиться, дорогой мой Уотсон, что о
розыгрыше здесь и думать не приходится. Готовились серьезные
дела, как показало дальнейшее, и то, что Скотг-Эклса заманили в
Сиреневую Сторожку, стоит с ними в прямой связи.
-- Но какая здесь возможна связь?
-- Разберем шаг за шагом. Есть что-то неестественное --
это сразу видно -- в странной и внезапной дружбе между молодым
испанцем и Скотт-Эклсом. Почин принадлежит испанцу. Едва
познакомившись, он на следующий же день едет к Эклсу в гости в
другой конец Лондона и поддерживает с ним тесную связь, пока
тот не приезжает к нему в Эшер. Что же ему было нужно от Эклса?
Что Эклс мог ему дать? Я не вижу в этом человеке никакого
обаяния. Он и умом не блещет; и едва ли можно думать о духовном
сродстве между ним и человеком живого и тонкого латинского
интеллекта. Почему же Гарсия из всех своих знакомых избирает
именно его как человека, особенно подходящего для его целей?
Есть у него какое-нибудь выделяющее его качество? Я сказал бы,
есть. Он воплощенная британская добропорядочность, как раз
такой человек, какой в роли свидетеля должен импонировать
другому британцу. Вы сами видели, что его показания при всей их
необычайности не внушили и тени сомнения ни одному из наших
двух инспекторов.
-- Но что он должен был засвидетельствовать?
-- Как обернулось дело, -- ничего, но сложись оно иначе,
-- все, что угодно. Так я толкую факты.
-- Понятно. Он мог бы подтвердить алиби.
-- Вот именно, мой дорогой Уотсон: он мог бы подтвердить
алиби. Допустим, в порядке обсуждения, что слуги в Сиреневой
Сторожке все являются соучастниками некоего заговора.
Покушение, в чем бы оно ни заключалось, предполагалось
совершить, скажем, до часу ночи. Возможно, что-нибудь
подстроили с часами, и когда Скотт-Эклс ложился спать, было
раньше, чем он думал: и уж. во всяком случае, очень вероятно,
что когда Гарсия нарочно зашел к нему и сказал, что уже час
ночи, на самом деле было не позже двенадцати. Если бы Гарсия
успешно совершил намеченное дело, в чем бы оно ни состояло, и к
часу вернулся бы домой, у него был бы, очевидно, убедительный
ответ на обвинение. Был бы налицо этот англичанин безупречной
репутации, готовый присягнуть на любом суде, что обвиняемый
сидел все время дома. Это при самом дурном повороте давало
некоторую гарантию.
-- Да, конечно, тут мне все понятно. Но как объяснить
исчезновение остальных?
-- Я еще не располагаю всеми фактами, но думается, с этим
едва ли возникнут неразрешимые трудности. Все же это ошибка --
строить дедукцию до того, как получены достаточные данные.
Незаметно для самого себя начинаешь их подгонять под свою
схему.
-- А записка?
-- Как она гласила? "Цвета -- наши исконные: зеленый и
белый". Речь как будто о соревнованиях. "Зеленый -- открыто,
белый -- закрыто". Это явно сигнализация. "Парадная лестница,
второй этаж, первый коридор, седьмая направо, зеленое сукно".
Это -- указание места встречи. За всем этим, возможно, кроется
ревнивый муж. Затеянное, во всяком случае, связано было с
большой опасностью. Будь это иначе, она не добавила бы: "Да
хранит вас Бог". "Д." -- это то, что может навести на след.
-- Гарсия -- испанец. Я полагаю. "Д." проставлено вместо
"Долорес". В Испании это очень распространенное женское имя.
-- Отлично, Уотсон, превосходно, но совершенно
неприемлемо. Испанка писала бы испанцу по-испански. Записка
бесспорно от англичанки. Итак, нам остается только набраться
терпения и ждать, когда этот умница инспектор вернется за нами.
А пока мы можем благодарить свою счастливую судьбу, что она на
несколько часов избавила нас от невыносимой тягости безделья.
Наш суррейский инспектор еще не вернулся, когда пришел
ответ на телеграмму Холмса. Он его прочел и уже хотел заложить
в свою записную книжку, но, верно, заметил, как у меня
вытянулось лицо, и со смехом перебросил мне эту ответную
телеграмму.
-- Мы вращаемся в высоких сферах, -- сказал он.
Телеграмма представляла собой перечень имен и адресов:
"Лорд Харрингби -- Ущелье. Сэр Джордж Фоллиот -- Оксшоттский
Замок. Мистер Хайнс Хайнс, мировой судья -- Парди-Плейс. Мистер
Джеймс Бейкер Уильямс -- Фортон, Старый Дом. Мистер Хендерсон
-- Дозорная Башня. Преподобный Джошуа Стоун -- Нижний
Уолслинг".
-- Этим и ограничивается наше поле действий, -- сказал
Холмс. -- Способ напрашивается сам собой. Бэйнс с его
методическим умом, несомненно, избрал подобный же план.
-- Мне не совсем ясно.
-- Но, дорогой мой друг, мы ведь уже пришли к выводу, что
в записке, которую Гарсия получил за обедом, назначалась
какая-то встреча. Далее, если напрашивающееся толкование
правильно и для того, чтобы попасть на место тайного свидания,
надо подняться с парадного хода на второй этаж и искать седьмую
дверь по коридору, то совершенно ясно, что дом очень большой.
Столь же очевидно, что он стоит не дальше, как в двух милях от
Оксшотта, коль скоро Гарсия направился туда пешком и
рассчитывал, по моему толкованию данных, вовремя вернуться в
Сиреневую Сторожку, пока в силе его алиби, то есть до часу
ночи. Так как больших домов поблизости от Оксшотта, наверно, не
так уж много, я прибег к простому, самоочевидному методу:
запросил агентство, упомянутое Скотт-Эклсом, и получил их
список. Здесь они все налицо, в этой телеграмме, и наша
запутанная нить другим своим концом уходит в один из них.
Было около шести, когда мы добрались в сопровождении
инспектора Бэйнса до Эшера -- славного городка в графстве
Суррей.
Мы с Холмсом прихватили с собой все, что нужно для
ночевки, и сняли довольно удобные комнаты в гостинице "Бык".
Наконец вместе с нашим сыщиком мы отправились на осмотр
Сиреневой Сторожки. Вечер был холодный и темный, резкий
мартовский ветер и мелкий дождь хлестали нам в лицо, и от этого
еще глуше казался пустынный выгон, которым шла дорога, еще
печальней цель, к которой она нас вела.
2. ТИГР ИЗ САН-ПЕДРО
Отшагав мили две, мы подошли, невеселые и озябшие, к
высоким деревянным воротам, за которыми начиналась угрюмая
каштановая аллея. Изогнутая, укрытая тенью, она привела нас к
низкому, темному дому, черному, как смоль, на свинцово-сером
небе. По фасаду в одном из окон -- слева от двери -- чуть
мерцал слабый отблеск света.
-- Тут у нас дежурит констебль, -- сказал Бэйнс. -- Я
постучусь в окно. -- Он прошел прямо по газону и легонько
постучал пальцами в нижнее стекло. Сквозь потное стекло я
смутно увидел, как с кресла у камина вскочил какой-то человек,
услышал донесшийся из комнаты резкий крик, и через полминуты
нам открыл дверь полисмен, бледный, тяжело дыша и с трудом
удерживая в дрожащей руке шатающуюся свечу.
-- В чем дело, Уолтерс? -- резко спросил Бэйнс.
Полисмен отер лоб носовым платком и облегченно вздохнул.
-- Хорошо, что вы пришли, сэр. Вечер тянулся так долго, а
нервы у меня что-то не те, что были.
-- Нервы, Уолтерс? А я и не знал, что у вас есть нервы.
-- Понимаете, сэр, дом пустой, и тишина такая, да еще эта
странная штука на кухне. И потом, когда вы постучали в окно, я
подумал, что это опять вернулся он.
-- Кто он?
-- Сам не знаю. Не иначе, как дьявол, сэр. Он тут все
стоял под окном.
-- Кто стоял под окном и когда?
-- Часа два тому назад. Когда только начало темнеть. Я
сидел в кресле и читал. Не знаю, что меня толкнуло поднять
голову, но только в окошко, в нижнее стекло, на меня смотрело
чье-то лицо. Боже мой, сэр, что это была за рожа! Она мне будет
сниться по ночам.
-- Ну-ну, Уолтерс! Констеблю полиции не пристало так
говорить
-- Знаю, сэр, знаю. Но меня кинуло в дрожь, сэр, что
пользы скрывать? Она была не черная, сэр, и не белая, и ни
какого ни на есть известного мне цвета, а какая-то землистая,
что ли, в желтоватых разводах. И широченная, сэр, -- вдвое
больше вашего лица. А глядела-то как: выпученные глазища и
белые оскаленные зубы -- ну, совсем, точно голодный зверь.
