-- сказала она. -- Мистера Фэрдела Хоббса.
-- О да, пустяковое дело.
-- Но он, не переставая, говорил об этом -- про вашу
доброту, сэр, про то, как вы сумели раскрыть тайну. Я вспомнила
его слова теперь, когда сама брожу в потемках и окружена
тайной. Я уверена, вы найдете время, если только захотите.
Холмс поддавался на лесть и, надо отдать ему
справедливость, был человеком отзывчивым. Эти две силы побудили
его, вздохнув, безропотно положить на место кисточку для клея и
отодвинуться от стола вместе со своим креслом.
-- Ну что ж, миссис Уоррен, рассказывайте. Вам не
помешает, если я закурю? Спасибо. Уотсон, -- спички! Насколько
я понимаю, вы обеспокоены тем, что ваш новый жилец не выходит
из своих комнат и вы никогда его не видите? Простите, миссис
Уоррен, но будь я вашим постояльцем, вы частенько не видели бы
меня неделями.
-- Вы правы, сэр, только тут совсем другое. Мне страшно,
мистер Холмс. Я не сплю по ночам от страха. Слушать, как он
ходит там взад и вперед, с раннего утра и до позднего вечера, и
никогда его не видеть -- такого мне не вынести. Мой муж
нервничает, как и я, но он весь день на службе, а мне куда
деваться? Почему он прячется? Что он натворил? Кроме служанки,
я одна с ним в доме, и мои нервы больше не выдерживают.
Холмс наклонился к женщине и положил ей на плечо свои
длинные, тонкие пальцы. Он, когда хотел, проявлял чуть ли не
гипнотическую способность успокаивать. Взгляд женщины утратил
выражение испуга, а черты ее взбудораженного лица обрели
присущую им обыденность. Она села в указанное Холмсом кресло.
-- Если я берусь распутать загадку, я должен знать
мельчайшие подробности, -- сказал он. -- Соберитесь с мыслями.
Самая незначительная деталь может оказаться самой существенной.
Вы говорите, этот человек явился десять дней назад и заплатил
вам за квартиру и стол вперед за две недели?
-- Он спросил, какие будут мои условия, сэр. Я ответила --
пятьдесят шиллингов в неделю. На верхнем этаже у меня небольшая
гостиная и спальня -- обособленная квартирка.
-- Дальше?
-- Он сказал: "Я буду платить вам вдвое больше -- пять
фунтов в неделю, если вы согласитесь на мои условия". Я женщина
небогатая, сэр, мистер Уоррен зарабатывает мало, и такие деньги
для меня большое подспорье. Он тут же достал десятифунтовый
кредитный билет. "Вы будете получать столько же каждые две
недели в течение долгого времени, если согласитесь, -- сказал
он, -- а нет -- так я с вами никаких дел больше не имею".
-- И какие же он поставил условия?
-- Так вот, сэр, он хотел иметь ключ от дома. В этом
ничего удивительного нет. Жильцы нередко имеют свой ключ. А
также, чтоб его предоставили самому себе, и никогда, ни при
каких обстоятельствах не тревожили.
-- Но ведь и в этом нет ничего особенного.
-- Так-то оно так, сэр, да надо меру знать. А тут какая уж
мера. Он у нас десять дней, и ни я, ни мистер Уоррен, ни
служанка ни разу его не видели. Мы слышим, как он там ходит и
ходит -- ночью, утром, днем, но из дому он выходил только в
первый вечер.
-- О, значит, в первый вечер он выходил?
-- Да, сэр, и вернулся очень поздно -- мы все уже легли
спать. Он предупредил, что придет поздно, и просил не запирать
дверь на задвижку. Я слышала, как он поднимался по лестнице,
это было уже после полуночи.
-- А как насчет еды?
-- Он особо наказал, чтоб еду ставили на стул за его
дверью после того, как он позвонит. Когда поест, он звонит
опять, и мы забираем поднос с того же стула. А если ему надо
что-нибудь еще, он оставляет клочок бумаги, на котором написано
печатными буквами.
-- Печатными буквами?
-- Да, сэр, карандашом. Только одно слово и ничего больше.
Я принесла вам показать, вот: МЫЛО. А вот еще: СПИЧКА. Эту
записку -- "ДЕЙЛИ ГАЗЕТТ" -- он положил в первое утро. Я
оставляю ему эту газету на стуле каждое утро вместе с
завтраком.
-- Вот как! -- сказал Холмс, с любопытством разглядывая
клочки бумаги, протянутые ему миссис Уоррен. -- Это
действительно не совсем обычно. Желание отгородиться от людей
мне понятно, но зачем печатные буквы? Писать печатными буквами
-- утомительное занятие. Почему он не пишет просто? Как вы это
объясните, Уотсон?
-- Он хочет скрыть свой почерк?
-- Но зачем? Что ему до того, если квартирная хозяйка
получит бумажку, написанную его рукой? Впрочем, может, вы и
правы... Ну, а почему такие лаконичные записки?
-- Понятия не имею.
-- Это открывает перед нами интересные возможности для
умозаключений. Написано плохо отточенным, фиолетового света
карандашом весьма обычного образца. Обратите внимание, у
записки оборвали уголок после того, как она была напечатана,
недостает кусочка буквы "м" в слове "мыло". Наводит на
размышления, Уотсон, а?
-- Он чего-то опасается?
-- Безусловно. На бумажке, по-видимому, остался след,
отпечаток пальца или что-нибудь еще, по чему его могли бы
опознать. Так вы говорите, миссисУоррен, что человек этот
среднего роста, брюнет и носит бороду. А сколько ему лет?
-- Молодой, сэр, не больше тридцати.
-- На что вы еще обратили внимание?
-- Он правильно говорил по-английски, сэр, и все-таки,
судя по произношению, я подумала, что он иностранец.
-- И он был хорошо одет?
-- Очень хорошо, сэр, настоящий джентльмен. Черный костюм
-- ничего такого, что бросалось бы в глаза.
-- Он не назвался?
-- Нет, сэр.
-- Не получал писем, и никто не навещал его?
-- Нет.
-- Но вы или служанка, разумеется, входите по утрам в его
комнату?
-- Нет, сэр, он сам себя обслуживает.
-- Неужели! Поистине удивительно. Ну, а какой у него был
багаж?
-- Один большой коричневый чемодан -- и только.
-- М-да, не сказал бы, что у нас много данных. Так вы
говорите, что из комнаты ничего не выносили, совсем ничего?
Миссис Уоррен извлекла из сумочки конверт и вытряхнула из
него на стол две использованные спички и окурок сигареты,
-- Это было нынче утром на подносе. Я принесла, так как
слышала, что даже из мелочей вы умеете делать серьезные выводы.
Холмс пожал плечами.
-- Из этого никаких серьезных выводов не сделаешь.
Спичками, разумеется, зажигали сигареты, судя по тому, что
обгорел только кончик. Когда зажигают сигару или трубку,
сгорает половина спички. Э, а вот окурок действительно
представляет интерес. Вы говорите, у этого джентльмена усы и
борода?
-- Да, сэр.
-- Тогда не понимаю. Эту сигарету, по-моему, мог курить
только гладко выбритый человек. Ведь даже ваши скромные усы,
Уотсон, нельзя было бы не опалить.
-- Мундштук? -- предположил я.
-- Ни в коем случае: примят кончик. А может быть, у вас в
доме живут два человека, миссис Уоррен?
-- Нет, сэр. Он ест так мало, что я порой удивляюсь, как
одному-то хватает.
-- Что ж, придется ждать еще материала. В конце концов вам
не на что жаловаться. Квартирную плату вы получили, и он
спокойный жилец, хотя, безусловно, не совсем обычный. Он хорошо
вам платит, а если предпочитает не показываться, то,
собственно, вас это не касается. У нас нет причин нарушать его
уединение, пока нет оснований полагать, что он скрывается от
закона. Я берусь за это дело и буду о нем помнить. Сообщите,
если произойдет что-либо новое, и рассчитывайте на мою помощь,
если она понадобится.
-- В этом деле, несомненно, есть кой-какие занятные
особенности, Уотсон, -- сказал он после того, как миссис Уоррен
ушла. -- Оно может оказаться пустяковым -- допустим, жилец
просто оригинал; возможно, однако, что оно гораздо серьезнее,
чем выглядит поначалу. Прежде всего приходит в голову, что в
комнатах миссис Уоррен живет вовсе не тот человек, который их
снимал.
-- Почему вы так думаете?
-- На такую мысль наводит окурок, и потом, разве не было
установлено, что жилец выходил один раз и в тот же день, как
снял квартиру? Он -- или кто-то другой -- возвратился, когда
никто в доме не мог его видеть. У нас нет никаких
доказательств, что вернувшийся -- тот самый человек, который
уходил. Далее, человек, снявший комнаты, правильно говорил
по-английски. Этот же пишет печатными буквами и "спичка" вместо
"спичкл". По-видимому, он нашел слово в словаре, ведь словарь
дает существительное только в единственном числе. Краткость,
возможно, ему нужна, чтобы скрыть незнание английского языка.
Да, Уотсон, у нас достаточно оснований подозревать, что тут
произошла замена.
-- Но с какой целью?
-- Наша задача в том и заключается, чтобы это разгадать.
Один очевидный путь к разгадке у нас, пожалуй, есть. -- Он
достал свой огромный альбом, куда изо дня в день вклеивал
вырезанные из лондонских газет объявления о розыске пропавших,
о месте встреч и тому подобное. -- Боже мой! -- воскликнул он,
листая страницы. -- Какая разноголосица стонов, криков, нытья!
Какой короб необычайных происшествий! А ведь именно из этого
короба человек, изучающий необычное, может выудить самые ценные
сведения! Жилец миссис Уоррен уединился, и ему не шлют писем из
опасения, что раскроется тайна, которую так хотят сохранить.
Каким же путем сообщать ему о том, что происходит за стенами
дома? Разумеется, через газеты. По-видимому, другого способа
нет, и, по счастью для нас, мы можем ограничиться изучением
одной газеты.
Вот вырезки из "Дейли газетт" за последние две недели.
"Дама в черном боа в Конькобежном Клубе Принса" -- это
пропустим. "Неужели Джимми разобьет сердце своей матери!" -- и
это вряд ли имеет к нам отношение: "Если женщина, потерявшая
сознание в Брикстонском омнибусе..." -- меня она не интересует.
"Душа моя тоскует по тебе..." -- нытье, Уотсон, самое настоящее
нытье! А вот это подходит больше. Слушайте: "Терпение. Найду
какой-нибудь верный способ общаться. А пока этот столбец. Дж."
Напечатано через два дня после того, как жилец поселился у
миссис Уоррен. Вполне годится, верно? Таинственный незнакомец,
возможно, читает по-английски, хотя и не умеет писать.
Попытаемся снова напасть на этот след. Ну вот, так и есть --
три дня спустя. "Дело идет на лад. Терпение и благоразумие.
Тучи рассеются. Дж." Потом -- ничего целую неделю. А вот нечто
более определенное. "Путь расчищается. Если найду возможность
сообщить, помни условленный код -- один А, два Б и так далее.
Узнаешь вскорости. Дж." Напечатано во вчерашней газете, в
сегодняшней -- ничего. Все это весьма подходит к случаю с
жильцом миссис Уоррен. Ждать недолго, Уотсон, я уверен, что
положение прояснится.
Мой друг оказался прав. Утром я застал его стоящим на
коврике перед камином, спиной к огню, с улыбкой полного
удовлетворения на лице.
-- Ну, что вы теперь скажете, Уотсон! -- воскликнул он и
взял со стола газету. "Высокий красный дом с белыми каменными
карнизами. Четвертый этаж. Второе окно слева. Когда стемнеет.
Дж." Это уже вполне определенно. После завтрака мы, пожалуй,
произведем небольшую разведку в окрестностях дома миссис
Уоррен... А-а, миссис Уоррен! Какие у вас новости?
Стремительность, с какой наша клиентка влетела в комнату,
говорила о том, что произошло что-то очень важное.
-- С меня хватит, мистер Холмс! -- вскричала она. -- Надо
сообщить в полицию! Пусть укладывает чемодан и убирается. Я бы
сразу поднялась к нему и так ему и сказала бы, да подумала, что
сперва надо посоветоваться с вами. Но терпение мое кончилось,
