утилитарного. К примеру, та мама восемнадцатилетнего
преступника. Ведь она точно все высчитала: жить инвалиду год,
от силы два. пользы от инвалида государству никакой -- одни
убытки. Лечение, инвалидский паек, жилплощадь занимает -- вред
один. По сути, мальчик избавил общество от вредителя. За что же
наказывать? Она даже исторический прецедент вспомнила: у
северных народов некогда сын душил престарелого родителя,
набрасывая на шею удавку, чтобы не кормить в условиях сурового
севера лишний рот. Такая смерть от руки сына считалась
почетной. А чем мы хуже, спросила на суде образованная мама? У
нас в стране в настоящее время с пропитанием дела обстоят не
лучше, и мы это понимаем -- перестройка хозяйственного
механизма требует от всех нас, советских людей, определенных
жертв... Логика железная, в пределах четырех арифметических
действий. И что ты ей возразишь на это? Скажешь, нехорошо, мол,
старичка было убивать, безнравственно как-то? Она не поймет
тебя. Какая, ей-богу, нравственность, если от нее никакой
пользы? А завфинотделом Возжаев, который за все желает платить?
То же самое, вместо нравственности голая арифметика. Если эту
так называемую нравственность нельзя просчитать на калькуляторе
и разнести постатейно, сделать бухгалтерскую проводку, стало
быть, никакой нравственности в природе нет. Так, баловство
одно. При всем том, Возжаев человек честный, на чужое никогда
руку не поднимет.
Оставшуюся часть дороги Хлыбов уже не умолкал, одна
история следовала за другой с одновременным осмотром
достопамятных мест. только на этом маршруте их набралось
десятка три, а то все четыре -- Алексей давно сбился со счета.
К тому же, к центру города публики на улицах становилось
больше, и редкий из встречных не обменялся с Хлыбовым сердечным
рукопожатием. Хлыбов всех знал, и люди в массе своей все были
чрезвычайно интересные.
Поначалу Алексей смеялся от души. Потом замолчал, а к
концу в нем созрело и постепенно оформилось некое
апокалиптическое ощущение конца...
Мир с подачи Хлыбова, вывернутый своей изнаночной
стороной, на глазах превращался в чудовищный паноптикум.
Какаято нечисть крутилась вокруг, выродки улыбались со всех
сторон исковерканными лицами и протягивали для рукопожатия
искривленные или же сросшиеся пальцы... Безобразно обнажались и
что-то убежденно доказывали друг другу, срываясь на визг,
требуя возмездия, шельмуя, обличая, негодуя...
Алексей тряхнул головой, прогоняя наваждение. Все, что
говорил Хлыбов, было абсолютно верно, было запротоколировано и
давно превратилось в документ, но в то же время Алексея не
оставляло чувство, что перед ним тяжело больной человек, спустя
еще какое-то время он уже не сомневался, что Хлыбов,
действительно, болен "прокурорской" болезнью. Та самая
изнаночная жизнь постепенно вытеснила здоровые ее формы, и в
душе Хлыбова с некоторых пор воцарился этот ужасный паноптикум.
Они остановились перед подъездом пятиэтажного типового
дома.
-- Пришли,-- коротко резюмировал Хлыбов.-- Но у меня
вопрос, Алексей Иваныч, прежде чем мы расстанемся.
-- Хоть два, Вениамин Гаврилович.
-- Какого черта тебе здесь понадобилось? В этой дыре? Тебе
что некуда было деваться?.. Ну, чего молчишь?
-- Думаю, Вениамин Гаврилович. Если я скажу правду, вы все
равно не поверите, поэтому стою вот и думаю, как бы соврать
убедительно, чтобы вы удовлетворились.
-- Ха! А я помогу, пожалуй. Я тут на днях получил насчет
тебя рекомендации. Прямо скажем, великолепные. Расхвалили, у-у!
Дальше ехать некуда. Как на похоронах. А когда хвалят, сам
знаешь, обычно хотят спихнуть, во что бы то ни стало. Это как
цыган на базаре старую кобылу продавал.
Алексей кивнул.
-- Все так, Вениамин Гаврилыч. Могу только добавить...
-- Ну?
-- Первомайский район, вы знаете, в областном центре самый
престижный, прокуратура, стало быть, тоже на высоте, кадрами
укомплектована на все сто. И работы в меру. Но вот гляжу, с
нового года одно дело на меня сверх навесили, второе, третье. И
все неподъемные, я чуть дышу. Сроки прохождения начали
требовать, а у меня -- завал. До десяти вечера каждый день
торчу на работе, и так из месяца в месяц. Наконец, зампрокурора
Сапожников...
-- Знаю такого.
-- Вызывает к себе. Давай, говорит, Леша, поговорим
начистоту. Тебя отсюда выталкивают, ты, наверное, понял? Не
потому, что ты плохой следователь, не подумай. Понадобилось
твое место для одного высокопоставленного отпрыска.
Только-только закончил московский юрфак и хотел бы иметь работу
недалеко от места жительства. Прокурор, сам понимаешь, тут не
при чем. Самого в два счета вышибут. Так что не мучай себя и
нас, пиши заявление. А уж рекомендации тебе будут, какие хочешь
и куда хочешь. Вот такие дела, Вениамин Гаврилович.
Хлыбов фыркнул.
-- Я так и думал в этом роде что-то. Ладно, вот ключ...
Квартира сто восьмидесятая, четвертый этаж. Две комнаты, так
что в любую на выбор заселяйся.
Алексей шагнул в темный подъезд.
-- Стой! -- раздался сзади голос Хлыбова.-- А версия?
Насчет соврать... Или не придумал еще?
-- Версию, Вениамин Гаврилович, я вам и доложил.
-- Ну да? Соврал, что ли?
-- До последнего слова.
-- От шельма! Молоде-ец... на голубом глазу. Экспромтом!
Хлыбова, а?! -- шумно восхитился Хлыбов.-- А я, голубчик,
признаться, поначалу тебя за дурака держал, ты уж извини, но
теперь вижу, сработаемся, ха-ха! Кстати... на кой ляд тебе наша
дыра? Если по правде? Здесь мухи от тоски дохнут.
-- Из любопытства, Вениамин Гаврилович.
-- Чего, чего?
-- Из любопытства. Это сущая правда, как на духу. Если не
слишком торопитесь, я в двух словах объясню.
Хлыбов качнулся с пяток на носки, махнул рукой.
-- Ладно. Валяй.
-- Все началось с моего студенческого диплома. По
статистике правонарушений. С дипломом я разделался скоро, а вот
в статистике увяз. Поначалу меня интересовала динамика
правонарушений, цикличность, периоды вспышек, затухание,
характер преступных действий и тому подобное, но потом я
выделил для себя особую группу так называемых нераскрытых
преступлений. Не тех, которые были завалены по халатности или
по недомыслию следствия, а совершенно особую -- в некотором
роде таинственных преступлений, из числа тяжких.
-- Ну-ка, ну-ка? Садись,-- заинтересовался вдруг Хлыбов, и
почти насильно усадил Алексея на скамью. Сам сел напротив.
-- Несколько таких дел я по архивам раскопал, и ничего из
них не понял. Изложено на первый взгляд бестолково, в
свидетельских показаниях разнобой. Внятные мотивы отсутствуют,
одни домыслы, свидетели все на подозрении. Улик либо нет вовсе,
либо одна взаимоисключает другую. В результате с большой
натяжкой списывают косвенное соучастие на первого попавшегося.
Словом, неразбериха полная, я, правда, попытался установить
некую определенную сумму качеств, то общее, что позволяло
выделить эти дела в особую группу. Кроме неразберихи, все
преступления такого рода относятся к особо тяжким, это раз.
Направлены против личности, два. Личность потерпевшего, как
правило, образцом для подражания не являлась. Но это дело
обычное, я заключений не делаю, В-третьих, все преступления
имели характер возмездия. И самое главное, большая часть
свидетельских показаний, кроме явных оговоров или попыток
свести счеты, по сути совершенная чертовщина, в прямом смысле.
Или новейшая наукообразная ахинея: "резонансные орбиты",
"лунные фазы", "сверхактивность солнца"... "Полтергейст".
"Ремная энергетика", "орбитальная". Вплоть до "биополей". Да!
Еще одно свойство. Эти преступления носят, как правило,
локальный характер. Привязка к определенной местности, к
определенному, я бы сказал, социальному градусу.
Хлыбов опустил тяжелые веки, как бы притушив неподвижный
взгляд.
-- Так. И поэтому ты здесь?
-- Да. Я ждал этой вспышки. Может быть, не один год.
Следил за всеми оперативными сводками. Из вашего района тоже,
Вениамин Гаврилович. Даже читал докладную, помните?
"Параноидальная чушь с запахом серы" -- довольно точное
определение для этого рода преступлений. Но вам, кроме меня,
пока никто не верит. Да вы сами, кажется, принимаете
происходящее у вас в районе за бред, не так ли?
По каменной неподвижности Хлыбова он вдруг понял, что
пробный шар упал-таки в лузу. Похоже, крест над входной дверью
появился не случайно.
Некоторое время Хлыбов молча обдумывал сказанное. Потом
спросил:
-- Имеешь ввиду конкретное дело?
-- К сожалению, я не видел в глаза ни одного, пока все
выводы только по сводкам.
-- Угу.
-- Кстати, что за дело такое Золотарева?
Хлыбов хмыкнул.
-- Пожалуй, то самое. С запахом серы. Суть вкратце такова.
Трое местных ублюдков призывного возраста торчали у видеосалона
на набережной, подъехал четвертый, Золотарев, на "девятке".
Вышел из машины и присоединился к компании. Минут двадцать
стояли, курили, приставали к девушкам с вопросам: за сколько
она бы согласилась? Потом Золотарев распрощался и сел в машину.
По показаниям ублюдков, мотор вдруг взревел, и с места на
скорости, никуда не сворачивая, "жигуль" выскочил на набережную
и -- прямиком ахнул в воду. Со своего места все трое видели
выброс воды, фонтаном. Но когда прибежали, приятель уже пускал
со дна пузыри. Никто, разумеется, нырять за ним не стал.
Стояли, глазели, пока не приехала милиция, но вот дальше...
запах серы делается ощутимее. Один из ублюдков настаивает, что
в машине у Золотарева на заднем сидении находилась женщина, или
девушка, лица он не разглядел, поскольку стекла были типа
"хамелеон", с затемнением. Когда Золотарев сел за руль, она
положила ему на плечо руку. Другой ублюдок вроде подтверждает
слова первого, но сомневается, потому что заглянул перед этим в
салон. В салоне в это время никого не было и, если бы подошла
женщина, чтобы сесть, он бы обратил внимание. Третий свидетель
вообще ничего не видел.
-- Машину подняли?
-- Разумеется. Глубина всего четыре метра. Но Золотарев
даже не сделал попытки выбраться. Судя по всему, при вхождении
автомобиля в воду его сильно ударило головой о лобовое стекло,
и он потерял сознание. Когда машину подняли, кроме трупа
Золотарева, в салоне никого не было. Все дверцы оказались
закрыты. Было приспущено стекло рядом с водителем, и
теоретически выбраться через него наружу можно. Но на
практике... едва ли. На всякий случай дно вокруг пробагрили
вдоль и поперек. Результата никакого, конечно. Версия о
самоубийстве тоже -- под большим сомнением.
-- Может заклинило рулевую колонку?
-- Машина в исправности. Проверили первым делом. Течения
нет... пруд.
Хлыбов поднялся, давая знать, что разговор окончен.
Протянул руку.
-- Четвертый этаж. Квартира 180 не забыл?
Алексей кивнул.
-- Вчера сделали уборку, сняли печати. Так что все в
лучшем виде.
-- Квартира была опечатана?
-- Ах да! -- Хлыбов усмехнулся.-- Я уже начал забывать,
что ты приезжий. Это хорошо... хорошее качество. В одной из
комнат, Алексей Иванович, проживал покойный Шуляк. Там его и
нашли, с заточкой в спине. Соседняя комната числилась за одним
придурком из агропрома, но он появлялся редко. Пригрела
какая-то бабенка, как оказалось. Теперь находится под
