с остатками асфальта дороге в центр города. Хлыбов отрешенно
молчал и только проезжая приземистое здание из светлого
силикатного кирпича, обронил:
-- Прокуратура.
Через сотню метров кивнул направо.
-- РОВД... На соседней улице суд.
Некоторое время машина петляла по старой части города с
однообразными старокупечеокими домишками и перерытой в
нескольких местах проезжей частью. Мелькнули деревянные
корпуса, похожие на больничные, и через минуту Хлыбов остановил
машину,-- душераздирающе взвизгнули тормоза.
-- Конечная. Вагон дальше не идет.
"Конечная", судя по всему, располагалась на окраине
города, и, пожалуй, это было единственное отрадное для глаза
место из всего, что Алексею удалось разглядеть по дороге сюда.
С полгектара крупного соснового леса и премилый, рубленый из
сосны же коттедж с высокой мансардой-теремом и кирпичными
пристройками. В сотне шагов от них сквозь желтеющие стволы
отливала закатным блеском узкая полоска воды. В другой стороне
маячил еще коттедж, целиком из кирпича, но, кажется,
незаконченный -- наполовину в строительных лесах.
Хлыбов перехватил взгляд, усмехнулся.
-- Местный приходской поп. Жорка Перепехин, это в миру. А
в сане -- отец Амвросий, ни больше ни меньше, хва-ат, тот еще.
У прокурора власть, связи, а этот божьим словом кормится. И
неплохо кормится! Я стороной кой-какие справки навел о доходах.
Усопших родственников помянуть -- десять, пятнадцать, двадцать
пять деревянных в зависимости от поминального списка. Свечку
поставить за упокой -- трояк. Родины, крестины, свадьба,
покойника отпеть -- четвертак и выше. Молебен заказной --
полсотни с носа. Пожертвования на храм -- полпенсии, плюс
трудовое участие. Кто уклоняется, тем с амвона гееной огненной
навечно грозит. Или стыдит персонально каждого, сам слышал.
Грехи ни в какую не отпускает. Словом, разбойник. Зато храм --
вот он. Прокурора переплюнул. И личная "волга", двадцать
четвертая. У попенка прихода пока нет, но на храм с гаражом
батька со своих прихожан насшибал. Где-то на Белгородчине.
Торговлишка у него... Пластмассовый образок -- десятка.
Крестик, алюминиевая штамповка -- пять. Свечи... Ну, и до
бесконечности. Как говорится, не сеем не пашем -- только ху...
пардон! Кадилом машем. Вот так, Леша Попович...
-- Иванович.
-- А я что сказал? А... ну, да. Конечно. А теперь скажи,
на кой ляд русскому мужику еще раз сажать себе на шею этого
спиногрыза Жорку Перепехина? С его чадами и домочадцами? Ведь
сказано: "Бог не в церквах, а в душах ваших". А потому
"молитесь втайне, а не как фарисеи".
Хлыбов забрал прессу, сигареты и распахнул дверь на
веранду.
-- Проходи. Гостем будешь.
Вслед за хозяином Алексей миновал просторную веранду с
набором плетеной мебели и через тамбур попал в полутемную
прихожую со множествам дверей, свет в которую проникал через
витражное узкое окно с цветными стеклами. Из прихожей наверх в
мансарду вела полукруглая лестница с ажурными резными
перильцами.
Пока Алексей озирался, Хлыбов исчез. Потом его голос
раздался откуда-то из глубины.
-- Анна! У нас гость. Принимай!
Алексей почувствовал легкое движение у себя за спиной и
обернулся. Одна из дверей справа бесшумно отворилась, и через
порог в прихожую ступила роскошная, чуть тяжеловатая шатенка в
чем-то длинном, густо вишневого цвета. Возможно, это был просто
халат, Алексей не слишком разбирался, но от обычного халата это
одеяние отличалось столько же, сколько уссурийский тигр от
обычного домашнего кота. Правда, в данном случае не халат
украшал хозяйку, а скорее наоборот -- это была совершенная
северная роза. Мягкая ткань откровенно подчеркивала
кустодиевские чувственные пропорции, и Алексей, пожалуй, только
сейчас, глядя на хозяйку, до конца прочувствовал смысл
небезызвестной фразы: женщине надо уметь одеться так, чтобы
выглядеть как можно более раздетой.
По тому, как Анна на мгновение приостановилась в дверях,
тоже разглядывая его, он понял, что оценка была взаимной и для
него вполне положительной.
Алексей улыбнулся дежурной, ничего не значащей улыбкой,
инстинктивно догадываясь, что таких женщин в большей мере
задевает мужское безразличие к ним, нежели навязчивый интерес.
Представился:
-- Алексей. Вечер... добрый.
Хозяйка, неслышно ступая, приблизилась к нему почти
вплотную и подала руку.
-- Анна... Кирилловна. Очень приятно.
И вдруг на ее липе явилась такая откровенно кокетливая
явно вызывающая гримаска, что от неожиданности он смешался.
Желая скрыть растерянность, гость поспешно склонил голову и
слегка коснулся губами узкой руки с удлиненными, розовыми
пальчиками.
"Вот это да,-- промелькнуло в голове.-- Настоящая танковая
атака... Но какого черта?"
Когда он поднял наконец глаза, на губах хозяйки еще
дрожала легкой тенью улыбка удовольствия от маленькой победы.
"Понятно,-- решил он про себя.-- демонстрация боевой мощи. От
напускного равнодушия противника не осталось даже следа.
Опасная женщина. Пожалуй, следует держаться начеку".
-- Что же мы стоим? Право, этот Хлыбов, он ужасный мужик.
Мало того, что оставил вас тут в одиночестве, мы еще вынуждены
сами знакомиться. Словно на улице.
Голос у Анны был грудной, низкий.
-- Да оставьте же вашу ужасную сумку здесь. А может, вы
мне не доверяете?
-- Ну, что вы!
-- Бог ты мой, какая тяжелая...
-- Позвольте, я сам.
-- Знакомься, Аннушка, это Алексей Иванович Валяев, наш
новый следователь.-- И с некоторым значением в голосе Хлыбов
добавил.-- Вместо зарезанного поляка.
Мгновенная искра, похожая на электрический разряд,
проскочила в воздухе. Гость тоже почувствовал ее. По лицу Анны
словно промелькнула тень, а Хлыбов, круто развернувшись,
двинулся в гостиную.
-- Прошу следовать за мной,-- раздался в дверях его голос.
Ужинали молча, обмениваясь изредка незначительными
репликами. Декоративная, низкая люстра освещала лишь центр
массивного стола с приборами и руки, оставляя лица в тени. Углы
просторной гостиной и вовсе терялись в темноте, лишая интерьер
каких-либо подробностей. Хозяйка дважды вставала из-за стола за
какими-то мелочами, которые находились тут же в гостиной, и
настенное бра в одном случае, в другом скрытая подсветка
выхватывали из темноты прелестный со вкусом обставленный уголок
-- словно зеленая лужайка посреди сумеречного леса.
Хлыбов, кажется, совершенно ушел в себя. Иногда пропускал
обращенные к нему реплики, или вставлял свои невпопад, Анну это
почему-то тревожило, то ли раздражало,-- понять Алексей пока не
мог. Внезапно Хлыбов уперся в него тяжелым, вопрошающим
взглядом. Грубо спросил:
-- Они что, не верят мне там? Или за дурака держат?
Алексей салфеткой вытер губы.
-- По существу о "них там" я мало что знаю, Вениамин
Гаврилович. Но напутственные слова, когда я пришел за
направлением, были такие: "В районе в прокурорах сидит
небезызвестный Хлыбов". Я сказал: "Я знаю". "Что ж, тем лучше.
В прошлом он был отличным оперативником, настоящий волкодав.
Имеет на счету десятки опасных задержаний, но законник из него
оказался слабоват. Последнее время он вовсе мышей не ловит, на
районе повисло несколько тяжких преступлений, в том числе
убийство Шуляка, профилактика на нуле, а Хлыбов в оправдание
несет какую-то параноидальную чушь с запахом серы и требует
людей".
-- Кодолов?
-- Что?
-- Кодолов напутственные речи держал?
-- Да.
-- Свиной огузок. Его стиль.
-- Хлы-ыбов! -- с укоризною протянула Анна.-- Ффу...
какой.
-- Молчу, молчу! -- Хлыбов махнул рукой и действительно
надолго замолчал, глядя перед собой невидящими, неподвижными
глазами. Хозяйка и гость оказались на неопределенное время
предоставлены самим себе, и тотчас последовал расхожий дамский
допрос:
-- Алексей Иванович, вы женаты?
-- Мм? Не уверен.
-- О-о!
На милом лице хозяйки впервые за весь вечер появился
неподдельный интерес.
-- Все предельно просто, уважаемая Анна Кирилловна. За что
моя супруга в свое время меня возлюбила, за это же самое после
загса стала меня презирать. Тогда я был щедр, после стал мотом.
Я человек честный, но уж лучше бы мне быть взяточникам и вором.
Я человек необидчивый, покладистый, и она обнаружила, что во
мне нет ни капли мужского самолюбия. Раньше я считался
человеком деликатным, в меру скромным, теперь я -- шут
гороховый. Каждый, говорит она, может вытереть о тебя ноги,
потом взять взаймы, сколько захочет, и ты сто лет не решишься
напомнить негодяю о долге. Тьфу на тебя!
Анна засмеялась так искренне и заразительно, что Алексей,
глядя через стол на мрачного Хлыбова, невольно подумал:
"Неужели, многоуважаемый прокурор, можно быть несчастным в
присутствии такой чудной женщины, как твоя Анна?" Впрочем, ему
тут же пришло в голову, что всякое"чудо", становясь привычным,
теряет в конце концов свои чудодейственные свойства.
Допрос на этом, разумеется, не закончился.
-- Алексей Иваныч, бедненький, и что же теперь? Что вы
станете делать дальше? -- еще смеясь, продолжала она.
-- Мы решили разбежаться. На время. Тем более, что я знал
уже, куда и зачем мне бежать.
-- Так вы попросту сбежали сюда?
-- Ну, можно назвать это так.
-- Конечно, вы сделали это из деликатности?
-- Да.
-- По причине душевной щедрости? Уважая собственную
замечательную скромность?
-- Мм... да. Кроме того, заметьте, я поступил как честный
человек, чья карьера на семейном поприще приказала долго жить.
-- Это ужасно как благородно, благородный Алексей
Иванович. Но я бы предпочла послушать кроме вас и вашу супругу.
Ее версию, как говорит Хлыбов.
-- Вот видите, вы тоже не поверили ни единому моему слову.
-- Почему тоже?
-- Точь-в-точь как моя супруга.
В это время снаружи послышался глухой удар, словно чем-то
тяжелым задели по обшиву. Зимой так обычно трещат венцы на
крепком морозе. Смех замер у хозяйки на устах, а лицо Хлыбова
передернула неприятная гримаса. Он встал и решительными шагами
с поспешностью вышел из гостиной. Хлопнула за ним дверь. Гость
удивленно посмотрел на хозяйку.
-- Что это?
-- Не обращайте внимания, Алексей Иванович, зто к Хлыбову.
Она чуть приметно усмехнулась.
-- Хотите еще кофе?
-- Очень.
-- А сами из скромности вы бы не решились спросить? Не так
ли?
С кофейником в руках она обошла стол и встала у гостя за
спиной, наклонилась, чтобы дотянуться до чашки, и Алексей вдруг
с трепетам ощутил у себя на плече ее горячее мягкое бедро.
Тонкая душистая струя из кофейника медленно наполняла чашку. Он
замер, чувствуя, как жар подымается по спине к затылку,--
прикосновение было явно намеренным.
Очередная танковая атака оказалась настолько внезапной,
что вновь застала его врасплох. Пока он приходил в себя, чудная
Анна Кирилловна со своего места с любопытством за ним
наблюдала.
-- Алексей Иваныч, что же вы не пьете? Вы, кажется,
о-очень хотели кофе?
"Баловница, черт бы тебя..". -- подумал гость, а вслух, не
подымая от чашки глаза, вяло отшутился:
-- Вы слишком круто завариваете, Анна Кирилловна. Боюсь,
сегодня мне уже не заснуть.
Снова был выброшен белый флаг, и Анна, отметив это,
зашлась тихим грудным смехом.
В гостиную вошел Хлыбов, чернее тучи. С порога мрачно
