Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Проза - Коваль Ю.И. Весь текст 269.83 Kb

Рассказы

Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3 4 5 6  7 8 9 10 11 12 13 14 ... 24
идти далеко.
     Рубить избушку Женька начал в августе, а в конце сентября объявились  к
нему лесники. Стали составлять протокол.
     Женька упал на землю, скорчился и выпустил пену:
     --  Рублю  домик...  зять  выгнал...  с  ножом  на  медведя...  Лесники
отступились. Приехала милиция в малом составе. Опять  были  слезы,  крики  и
пена. Милиция в малом составе отступилась -- глухие все-таки места.
     --  Не  вижу  состава  сумасшествия,  --  сказал  я. -- Корчи и пена --
ерунда. Прикинулся перед властями.
     -- Бог с ней, с пеной, -- сказал Вадим.  --  Но  скажи,  какой  охотник
будет рубить избушку в таком месте? А ты видел, как она срублена? Там у него
между бревнами такие щели -- кулак можно просунуть.
     -- Холод, ветер, -- добавила Алена. -- А он в свитере драном.
     -- Не вижу в драном свитере состава сумасшествия, -- сказал я.
     На другой день отправились мы с Вадимом на Хрыли.
     Веселят  меня эти слова -- "отправились на Хрыли". Что-то есть дурацкое
в этих самых "Хрылях". А между тем Хрыли --  это  глухое  лесное  озеро,  на
берегу  которого  и жил, наверно, когда-то некоторый хрыль. С красной скалы,
нависшей над озером, ловили мы на Хрылях черных и горбатых окуней.
     -- Приходил твой друг, -- сообщила Алена, когда мы вернулись домой.
     -- Какой друг?
     -- Сумасш"дший. Взял еще хлеба и соли.
     -- Кораблик принес?
     -- Ничего не принес. Сидел все, ждал тебя на крыльце. День уже шел  под
вечер,  уже  закат  распластался над озером. Я взял ружье и пошел глянуть на
избушку, которую рубил сумасшедший.
     Подходя к лесу, я вдруг заприметил Женьку. Он шел впереди меня шагов за
сорок. Как-то получилось, что меня заслонили кусты, когда он оглянулся.
     Осмотревшись тревожно, не заметив меня, он вдруг наклонился  и  спрятал
что-то  под ольховый куст, закидал пожухшими ветками. Выпрямился, огляделся,
опять не заметил меня и ушел по тропе в лес.
     Я подождал немного и пошел следом.
     Под ольховый куст не заглянув, я вошел в лес и, метров пройдя с полторы
сотни, увидел сруб в три венца. Начат был венец четвертый.
     Внутри сруба, облокотясь на бревно, стоял Женька в свитере и помпоне.
     -- Ну ты и хвощ, -- сказал я с некоторой приветливостью.  --  А  где  ж
обещанный кораблик?
     --  Да  вот  же  он,  --  стал  извиняться Женька, достал из-под бревна
кораблик с рваными крючками, перепутанными мушками.
     Я оглядывал сруб. Меж бревен и вправду были щели, не в кулак, но  порою
в  ребро  ладони.  Внутри сруба тлел костер, валялись перья рябчика и крылья
тетерки. В углу примитивная -- на жердях -- постель из рваных одеял и кусков
толя, над нею какая-то полукрыша-полубалаган из  тех  же  кусочков  толя  на
жердях.
     -- Закурить бы, -- сказал Женька.
     -- Тетерку грохнул?
     -- Куропатку, а вчера рябчика.
     -- Это не куропатка, -- сказал я. -- Тетерка. Их бить нельзя.
     --  Э,  парень,  чего ни кинь -- всего нельзя. Мне тут и избушку рубить
мешали. С милицией приезжали. После-то отступились,  потому  что  и  у  меня
права есть.
     -- Какие же права?
     --  Свои  люди  в  районе.  Они  и  заступились. Теперь только крышу до
холодов успеть.
     -- Какая крыша! У тебя между бревен щели с кулак.
     -- Щели? -- удивился Женька. -- Подумаешь, щели. Девятое  додавит.  Вот
видишь,  рублю  четвертый  венец,  еще  бы  пять,  и  хорош. Шел бы ко мне в
напарники. Мы бы с тобой и медведя нашли. Я с ножом, ты -- с ружьем.
     -- Пошел бы, да баба у меня в городе.
     -- А баба там пускай и живет, ты к ней в гости будешь ездить. Так  даже
удобней. Многие эдак-то с бабой не живут, а в гости ходят.
     -- Не могу, Женька. Мне уезжать скоро.
     -- Когда скоро-то?
     -- Завтра.
     --  Эх,  жалко.  А  как  бы  хорошо  зимой  в избушке. На улице мороз в
тридцать градусов, а у нас свет, тепло. Муки бы пуд --  так  можно  самим  и
хлебы  печь.  А  ночью над лесом звезды да луна, а в избушке огонечек горит.
Надо бы мне напарника.
     -- Ты торопись, Женька, -- серьезно сказал я. -- Скоро морозы, а у тебя
только четвертый венец.
     -- Успею, парень. Темнело, я поспешил домой  и  попрощался  с  Женькой.
Вышел  из леса и у ольхового куста не выдержал, наклонился, пошарил в траве.
Интересно было, что он там прятал. Там лежал  заваленный  пожухшими  ветками
оранжевый мотоциклетный шлем.
     --  При чем здесь, черт подери, мотоциклетный шлем? -- сказал Вадим. --
Кто прячет шлем в ольховый куст.  Зачем  шлем  без  мотоцикла?  Сумасшедший,
конечно. У него, видно, повсюду вокруг избушки захоронки.
     -- Не вижу в мотоциклетном шлеме состава сумасшествия, -- сказал я.
     На  следующий  день  мы  уехали,  и  перед отъездом, разбирая продукты,
наткнулся я на лишнюю пачку макарон. Хотел было отнести ее Женьке, да ведь и
в Кондопоге были друзья, которым лишняя пачка макарон никак не повредит.
     По дороге мы все с Вадимоы спорили, есть состав сумасшествия или нет.
     -- Не вижу такого  состава,  --  рассказывал  я  друзьям  в  Кондопоге,
которым пачка макарон и вправду не повредила. -- Помоему, он не сумасшедший,
а просто неприспособленный к жизни человек, наивный романтик и доходяга.
     --  Это  ты  наивный  романтик  и  доходяга,  --  сказали мне друзья из
Кондопоги. -- Какого размера сруб?
     -- Три на четыре.
     -- Это вовсе не охотничья избушка. Он рубит баню.
     -- Какую то есть баню?
     -- Обыкновенную. Рубит он рядом с  дорогой.  Верно?  Бревна  толком  не
подгоняет.  А  как  только  срубит  да  выпадет  снег,  пригонит  машину  из
Медвежьегорска, вывезет баньку и продаст. Вот и все дела. Так многие делают.
А сумасшествие -- для отвода глаз.
     Меня поразила эта  неожиданная  логика,  выгнала  сомнение  и  жалость.
Печальный  образ сумасшедшег. о в шапке с помпоном посреди кривого сруба под
снегом и дождем поблек и пропал. Рубит баньку на продажу. Нет, куда ближе  и
понятней  человек,  который  рубит  избушку,  чтоб  обогреться, вериувшись с
охоты, чтоб хлебы пеклись и огонечек светил.
     В Москве среди разных суетливых городских дел я вдруг  вспоминал  порою
Женьку.
     Я видел, как стоит он в шапке с помпоном, как засыпает снегом его сруб,
и гадал,  сколько  еще  венцов  успел  оя  срубить. Опять объявлялась в душе
бессильная тревога.
     -- Да ведь он рубит баньку, -- успокаивал себя я. -- Наверно, уже вывез
и продал.
     Потом я  узнал,  мне  рассказали,  что  Женька  так  и  остановился  на
четвертом  венце.  Четвертый  венец  оказался  его  пределом.  Пятого  он не
начинал.
     Выпал снег. Настали холода, а у него все четвертый  венец,  постель  из
рваных одеял и кусков толя.
     Снега  заваливали  берега  озера. В рваном свитере и в шапке с помпоном
Женька бродил по дороге, просил соли и спичек.
     Глубокой зимой приехала милиция в полном уже составе, и Женьку  куда-то
отвезли.
     Сруб  в четыре венца простоял до весны, а весною на плоты растащили его
туристы.

     КРАСНАЯ СОСНА

     Тогда-то, в феврале, на набережной Ялты, в толпе, которая фланирует меж
зимним зеленым морем и витринами магазинов, я увидел впервые этого человека.
     В шляпе изумрудного фетра, в  светлом  пальто  с  норковым  воротником,
очень  и  очень  низенького  роста,  в ботинках на высоких каблуках, он брел
печально среди толпы, опустив очи в асфальт, а толпа вокруг него  бурлила  и
завивалась. Особенно любопытные забегали спереди, чтоб осмотреть его, другие
шли  поодаль  и  глаз  с  него не спускали. Причиною такого любопытства была
кукла, огромная, в полчеловека кукла, которую он влек за собою, обхватив  за
талию.
     Кукла  склоняла  свою  русую  голову  к  нему  на плечо, и он шептал ей
что-то, не обращая на толпу никакого внимания.
     Изредка маленький печальный  господин  останавливался  у  какого-нибудь
лотка  с  бижутерией или у газетного киоска, разглядывал товары, советовался
со своей спутницей и восклицал:
     -- Это совсем недорого!
     Спутница во всем с ним соглашалась.
     И он покупал что-нибудь для нее. Я сам видел,  как  он  купил  янтарное
ожерелье, накинул ей на шею, покачал восторженно головой:
     -- Это вам к лицу!
     Кукла сделана была хорошо. Я отметил про себя и русые волосы, и розовые
щечки,   цветастый   плащ  и  ботики  с  розовыми  бантами.  Но  слишком  уж
приглядываться казалось  мне  неудобным.  Иногда  стыдно  глазеть  вместе  с
толпою. Я прошел немного за человеком с куклой, стало мне за себя неловко, и
я отстал.
     В  ту  зиму  каждый  день  ходил я на этюды. Удивлял цветущий в феврале
миндаль, увлекали узкоголовые кипарисы, рассекающие море. Особенно полюбил я
старый город с его белокаменными переулками  и  ржавыми  отвесными  стенами,
укрепляющими и подпирающими горные склоны.
     Как-то, Ьлиже к закату, я писал в старом городе сосну.
     Начинающийся  закат  яростно  мешал мне, бил в холст и в глаз. Мешали и
прохожие, которые останавливались за спиной. Я старался не слушать  шуток  и
замечаний, боролся с цветом и закатом, топтался и курил.
     --  Смотрите,  Генриэтта Павловна, -- послышалось за спиной, -- красная
сосна... Вам нравится?
     Генриэтта Павловна, слава Богу, промолчала.
     -- А какое вообще-то вы любите дерево? Березу? Ну, Генриэтта  Павловна,
это -- обычно. Березу любят все. Как только увидят березу, так и лезут к ней
целоваться. Я терпеть не могу березу. А сосна -- гордое дерево.
     Я  ненароком  оглянулся.  Это  был  он -- господин с куклой. Они сидели
позади меня на невысокой каменной  стеночке,  предохраняющей  от  падения  с
дороги в обрыв.
     --  Пишите,  пишите,  --  замахал  мне  шляпой человек, прижимая к себе
куклу. -- Мы вам не помешаем. Посидим, посмотрим... Какой закат!
     Кукла Генриэтта Павловна отчужденно глянула на мой этюд  пластмассовыми
глазками. На коленях у нее стояла сумка, набитая продуктами.
     Я  пытался  писать  дальше,  но  уже не получалось. Было неприятно, что
какой-то сумасшедший сидит с куклою за спиной. Четко представилась  неловкая
композиция,  составленная  из четырех фигур: красная сосна на холсте -- я --
печальный господин -- и Генриэтта Павловна. Та сосна, основная  --  главная,
живая сосна, которую я писал, в этой сцене участия не принимала. Она стояла,
вечная  и  великая,  поодаль  и  не  протягивала к нам ветвей. Я помазал еще
немного и стал складывать этюдник.
     Оглянувшись, я не увидел господина с  куклой.  Закат  раскачивался  над
морем,  два военных корабля таранили закат, выпрыгивая с линии горизонта. На
каменной стеночке, предохраняющей  от  падения  с  дороги  в  обрыв,  стояла
бутылка  хереса.  Нигде  -- ни по дороге вниз от сосны, ни вверх, к каменным
стенам -- не было видно человека с куклой.  Я  даже,  грешник,  заглянул  со
стеночки  вниз  --  не  свалились ли? Некоторое время постоял я, озираясь, и
решил все-таки предохранить херес от падения в обрыв, сунул бутылку в сумку.
     На другой день начался шторм, прошел  снегопад.  Волны  хлестали  через
набережную,  и  пена  морская  подносила  к  витринам  магазинов  пробки  от
шампанского и водоросли.
     Вечером я зашел в "Ореанду". Народу штормового в этот  вечер  собралось
там  немало,  мест  не  было, и все волей-неволей замечали свободный столик,
стоящий в уголке, за который официанты никого не сажали.
     -- Стол заказан, -- поясняли они публике.
     В какой-то момент официанты оживились. Через стеклянные двери я заметил
в гардеробе некоторое столпотворение. Мелькнули  русые  волосы,  и  я  узнал
Генриэтту   Павловну.  С  нее,  кажется,  снимали  пальнто'.  Через  минутку
печальный господин с куклой вошли в зал и сразу  направились  к  заказанному
столику.  Господин усадил куклу в кресло, и два официанта завертелись вокруг
них.
     Зал  зашушукался,  заоглядывался,  некоторые   тыкали,   к   сожалению,
пальцами.
     Кукла  сидела  ко  мне  спиной,  но  я видел, что она в черном вечернем
платье. Сам же печальный господин -- в сером костюме и галстук имел  бабочку
Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3 4 5 6  7 8 9 10 11 12 13 14 ... 24
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (2)

Реклама