бамбуку не решался.
Надо сказать, что тельняшка теперь у меня была цельная,
далеко позади остался треугольный кусочек, я донашивал вторую
свою тельняшку. А хорошая тельняшка, как известно, служит
хозяину примерно десять лет.
Шли недели. Без движения лежал бамбук у Орлова в мастерской.
Посетители спотыкались о него, восхищались таким толстым
невиданным бамбуком. Орлов гордился, расхваливал бамбук и мою
идею.
Прошел месяц, и настроение Орлова переменилось. -- Здесь не
чайный склад купца Высоцкого,-- шутил он.-- Пора превратить
бамбук в лодку.
За месяц Орлов совершенно излечился от "бамбуковой болезни".
Он подхватил где-то "керосиновую болезнь" -- стал собирать
керосиновые лампы и в короткий срок набрал столько ламп, что их
некуда было ставить. Бамбук же занимал много места и мешал
лампам спокойно размножаться.
А я не знал, с чего начать, и, главное, не представлял себе,
какой должна быть самая легкая лодка в мире. Я рисовал
бамбуковые проекты, а ночами снились мне бамбуковые корабли.
-- Тебе, наверно, мешает бамбук? -- заискивая, спрашивал я
Орлова.
Орлов молчал, только усы его недовольно помахивали крыльями.
-- Ну, хочешь, я увезу бамбук домой?
-- Для этого надо иметь квартиру,-- отвечал наконец Орлов.
Квартиры у меня не было. Была комната, которую я снимал у
опасного человека по имени Петрович. Этот Петрович запросто мог
в сердцах растоптать бамбук, а то и продать соседу, возводящему
голубятню.
Помалкивал Орлов, помалкивал.
-- А что? Возьмем за пятерку самосвал и отвезем на квартиру
Высоцкого,-- шутил он. -- все связано
Да, так получилось, что прежде чем иметь лодку, я должен был
заиметь квартиру, в которой мог бы хранить строительный
материал. Меня всегда поражало, как в жизни между собой: лодка
-- бамбук -- милиционер-художник -- керосиновые лампы --
Петрович -- квартира.
Казалось бы, нет в этом никакой связи, а в голове моей все
переплелось, запуталось морским узлом.
-- Это узел судьбы,-- пояснял Орлов.-- Брось ты самую легкую
лодку в мире. Давай распилим бревна и понаделаем из них
кувшинов. В таких кувшинах можно держать керосин, олифу, а если
надо, сыпучие тела.
Замыслы Орлова пугали меня. Особенно раздражали сыпучие
тела. В жидкостях все-таки оставалось что-то от идеи
мореплавания.
Я занялся поисками квартиры, покидая бамбук на несколько
дней, а то и на неделю. Постепенно новая будущая квартира
вытеснила из головы самую легкую лодку в мире.
Случайно наткнулся я на фотографию в журнале "Рыбоводство".
На ней изображена была лодка, очень легкая на вид. В лодке
сидел человек с подлещиком в руке. Под фотографией была
подпись:
"Известный писатель-путешественник любит порыбачить и
поразводить рыбу в свободное от литературы время. Хорошо
отдыхать на водоемах Подмосковья".
В справочном бюро узнал я телефон, позвонил и, путаясь,
извиняясь, объяснил, в чем дело.
-- Ладно,-- сказал писатель-путешественник,-- заходи завтра
ко мне. Покажу лодку.
Глава VI. ПИСАТЕЛЬ-ПУТЕШЕСТВЕННИК
Я шел по улице, с некоторой гордостью поглядывая на
прохожих. Они-то спешили кто в булочную, кто в химчистку, а я к
писателю поговорить о лодках.
Да, самая легкая лодка в мире, еще даже и не построенная,
уже приводила меня в удивительные бухты и заливы.
В подъезде дома, где жил писатель-путешественник, меня
остановила женщина, которую хотелось назвать теткой. Она сидела
у лифта в полуразвалившемся кресле, из которого торчали хвосты
мочалок, и читала роман Толстого "Война и мир".
-- Куда? -- спросила она.
-- К писателю.
-- Здесь все писатели.
-- Как это?
-- А так -- полон дом. Ты к кому?
Я ответил и, пораженный, не решился ехать на лифте. Целый
дом писателей я встретить никак не ожидал и даже представить
себе не мог, что такие дома на свете существуют. Подымаясь с
этажа на этаж, разглядывал я двери, обтянутые кожей, по которым
созвездиями разбросаны были золотые кнопки. Из-за дверей
раздавался собачий лай, звуки пианино, а иногда и стук пишущей
машинки. Где-то посреди пути охватил меня вкуснейший дух
баранины с чесноком, в котором и вправду чувствовалось что-то
мощное, крепкое, писательское.
Добравшись до квартиры писателя-путешественника, я хотел
было позвонить, как вдруг увидел табличку:
Звонить воспрещается! За нарушение -- смертная казнь!
Я потоптался у двери, не зная, что делать. На всякий случай
звонить не стал, а легонько поскребся в дверь. За дверью в
общем-то было тихо, только кто-то поскреб ее с той стороны. Я
постоял и снова слегка поскребся. С той стороны поскреблись в
ответ.
Вдруг дверь распахнулась, и я оказался лицом к лицу с
огромной собакой без хвоста. Она глядела на меня тяжелым
изучающим взглядом.
-- Чанг, кто там? -- послышался голос.-- Если Гусаков,
загрызи его, а если тот тип, что звонил насчет лодки, пускай
войдет.
Чанг посмотрел мне в глаза, сообразил, что я не Гусаков, и
вильнул обрубком хвоста в сторону комнаты.
Я вошел и увидел писателя-путешественника. Он сидел на полу,
на медвежьей шкуре, и курил кривую трубку. По левую руку от
него на шкуре росомахи стоял радиоприемник "Теле-функен". По
правую, на шкуре волка,-- красный телефон.
Прямо под потолком висела настоящая длинная лодка, по виду
напоминающая эскимосский каяк. Я видел ее боевое дно,
исцарапанное, покрытое шрамами и облепленное старой засохшей
рыбьей чешуей. Я поздоровался и спросил:
-- А как Чаиг отличил меня от Гусакова?
-- По запаху,-- серьезно ответил писатель и негромко
приказал: -- Чанг, принеси гостю чего-нибудь помягче.
Громко топая, бесхвостый Чанг сходил на кухню и принес шкуру
рыси. Я расстелил ее и уселся.
-- У меня есть еще шкура австралийского ежа. Я стелю ее,
когда приходит Гусаков.
-- Как же Чанг его до сих пор не загрыз?
-- Это не так просто. Чанг грызет его второй год, а тот --
как новенький.
Чанг виновато опустил голову, дескать, что ж тут поделаешь,
бывают такие, несгрызаемые гости.
-- Ваша лодка похожа на каяк,-- сказал я, чувствуя, что тему
Гусакова лучше не развивать.
[Image]
-- Это смесь байдарки с каяком. Я прошел на ней восемнадцать
рек Западной Сибири... А ты случайно не знаком с Гусаковым?
-- И в глаза его не видел.
-- А может, все-таки знаком? Только не хочешь сказать, а? Ты
не подосланный?
-- Не знаком и не хочу знакомиться,-- твердо ответил я.-- Я
на лодку пришел поглядеть. Интересно, сколько она весит?
-- Двадцать пять.
-- Тяжеловата. Мне нужно на двадцать килограммов легче.
-- Купи детское корыто.
-- Погодите,-- принялся объяснять я. -- У меня есть бамбук.
Из него можно сделать лодочку полегче.
-- А зачем тебе легкая? Лодка должна быть основательной. Как
дом. Но можно, конечно, сделать легкую, заманить в нее Гусакова
-- и пускай переворачивается, а?
-- Для Гусакова можно купить резиновую и дырку проделать.
-- В резиновую Гусаков не полезет. Вот в бамбуковую, да еще
самую легкую в мире, его легко заманить. Он потом на всю Москву
будет кричать: я -- самый великий человек в мире, плавал на
самой легкой лодке в мире! Я уж знаю Гусакова.
-- А кто вашу лодку построил? -- спросил я.-- Может, вы
дадите мне адрес Мастера?
-- Адреса не дам,-- сказал писатель-путешественник.-- Но в
следующее воскресенье я сам поеду к Мастеру в Каширу. Бери
бамбук -- поедем вместе.
Чанг, ты поставил чайник?
Глава VII. ОТРЕЗАННАЯ ГОЛОВА ОРЛОВА
В следующее воскресенье мы с Орловым взвалили на плечи бамбук
и притащили его на вокзал.
Писатель-путешественник ожидал нас у пригородных касс.
Размеры бамбука удивили путешественника, но еще больше удивил
его Орлов. Как видно, писатель ожидал только меня с бамбуком, и
Орлов не входил в его расчеты.
Кое-как мы занесли бамбук в электричку, уложили в проходе
между сиденьями. Пассажиры спотыкались и ругались на нас так,
будто мы везли еловые дрова.
-- Вы очень похожи на одного моего знакомого,-- сказал
писатель Орлову, когда поезд тронулся.
-- Не может быть,-- ответил Орлов, который всегда был уверен,
что не похож ни на кого на свете.
-- Если сбрить вам бороду, будет вылитый товарищ Гусаков.
-- Зачем же мне бороду сбривать?
-- Это мы сбриваем мысленно, чтоб на Гусакова быть похожим.
-- Да не хочу я быть похожим!
-- Вот это правильно. И я бы не советовал походить на
Гусакова, потому что он неприятный человек. А все-таки вы
похожи. Вы не родственники?
Орлов объяснил, что они не родственники, и отключился от
вагонной жизни, уставившись в окно. Он явно обиделся на
сходство с Гусаковым.
Писатель-путешественник тоже замолчал, потому что сходство
было очевидным.
Я чувствовал себя виноватым и перед тем и перед другим,
пытался поддержать разговор, но ничего не выходило. Я был зажат
в молчащие тиски. С одной стороны давила на меня старая дружба,
с другой -- новое знакомство.
"Ладно, -- думал я,--главное-довезти бамбук до Каширы и
лодку построить".
Неожиданно беседу оживил человек в золотых очках, который
сидел напротив и все это время шуршал газетой.
-- И зачем молодые люди носят бороду! -- сказал он.-- Ну,
зачем? Не пойму. Это был камешек в огород Орлова.
Орлов не обратил на камешек внимания и упорно глядел в окно
на дачные участки, сады и огороды.
-- Ну, в старое время люди мало читали -- вот они и носили
бороду. А сейчас-то зачем борода? Я бы всех бородатых взял бы и
насильно им бороду сбрил, чтоб на людей были похожи.
Я никак не мог понять, отчего эти золотые очки так уж
привязались к Орлову. Борода не была самым главным в его
облике, и хоть напоминала порой обрезанную снизу горную
вершину, орел усов выглядел поважнее. Орлова я бы и не назвал
бородатым. Скорей уж -- бородато-усатым. А еще точней --
брадоусым.
-- Сбрить бороду-это мало,--ответил наконец Орлов.-- Я бы
всем, кто носит бороду, голову отрезал.
-- Это уж потом, если бороду не сбреют.
Орлов пошарил в кармане, достал оттуда кривой садовый нож и
протянул человеку в золотых очках.
-- Режьте,-- сказал он.
-- Что такое?
-- Голову мне режьте.
На соседних лавках люди забеспокоились, стали прислушиваться
к разговору. Кто тянул по-гусиному шею, кто протискивался через
проход к нам поближе, а кто, наоборот, подальше.
-- Вы хотели насильно сбрить мне бороду,-- напирал Орлов,-- а
потом отрезать голову -- режьте!
-- Режьте, режьте,-- поддержал писатель-путешественник.--
Хотели резать -- режьте. Чего тянуть?
-- Ничего я не хотел. Я хотел только бороду сбрить.
-- Ничего подобного,-- сказал и я, обращаясь к пассажирам.--
Он хотел отрезать голову моему другу. Это все слыхали!
-- Не хотел я резать! -- отбивался человек в золотых очках,
привставая и отталкивая нож.
-- Граждане! -- громко сказал вдруг
писатель-путешественник.-- Среди нас опасный пассажир. Он хотел
отрезать голову, а потом сбрить с нее бороду!
-- Вот вам моя голова! -- наседал Орлов.-- Что ж вы не
режете?
Да кто же это сказал, что Орлов не похож на орла?! Вон как
блистают гордые бледные глаза, летают усы, а под ними нож
кривой горит в когтистых руках. Да орел же! Настоящий орел!
И писатель-путешественник смотрит на Орлова с уважением.
Какой тут товарищ Гусаков? Орел!
Все больше народу собиралось вокруг нас. Человек в золотых
очках не выдержал, стал сдергивать с крючка свою сумку.
-- Только брить хотел, только брить! -- объяснял он,
пробираясь к выходу из вагона.
Глава VIII. ВРЕМЯ КОМПОТА
Мастер жил на окраине Каширы, и вокруг его дома росли старые
