К сожалению, в отличие от оригинала, эрмитажные гравюры не раскраше-
ны, тем не менее они представляют немалый интерес. В конечном итоге цвет
не был столь уж неотъемлемой частью китайской изобразительной культуры,
которая во все века стремилась к монохромности как к высшему идеалу,
очищенному от всего избыточного и преходящего, хотя, с другой стороны,
чувственная эротическая живопись, как правило, была цветной - цвет в ней
использовался в качестве дополнительного эмоционального возбудителя,
зрительного "эликсира сладострастия".
К публикуемым в настоящем издании 51-й и 52-й главам "Цзинь, Пин,
Мэй" относятся графические листы:
"Ударившая котенка Цзиньлянь дегустирует нефрит", (илл. 125).
"Ин Боцзюэ в гроте насмехается над весенним баловством",
"Пань Цзиньлянь в саду уступает любви зятя" (илл. 128).
Лист "Ударившая котенка Цзиньлянь дегустирует нефрит" есть изображе-
ние длительной сцены минета из 51-й главы.
Нефрит (он же яшма) - юй - в Китае считался одним из основных мировых
составляющих, наряду с такими, как земля, воздух, вода, дерево, золото,
бамбук, и т.д. В своей твердости юй принадлежит стихии ян и, кроме того,
юй или "юй цзин" (нефритовый стебель) - это наиболее часто употребляемый
термин, обозначающий мужской половой член.
Интересна игра слов, содержащаяся в надписи данной гравюры: "дегусти-
рует нефрит" может быть также прочитана, как "играет на нефрите, как на
свирели". В Китае музыка вообще мыслилась как начало всех начал, некий
высший ритм, управляющий всеми жизненными процессами. Но, пожалуй, осо-
бенно сильны музыкальные ассоциации были именно в эротике. С пипа (подо-
бием лютни) сравнивали женские органы. "Струны пипа" - малые половые гу-
бы; "пещера пипа" - женственные глубины. "Проникновение в струны" - пер-
воначальное поверхностное введение полового члена в вульву; "пир в "лют-
невой пещере" - бурные сексуальные наслаждения.
Другой инструмент - дудочка, свирель, флейта - прямая палка (разуме-
ется, нефритовая) да еще и с отверстием, согласно китайскому видению, -
это явный пенис. Игра на свирели - минет, который, собственно, и творит-
ся в указанной сцене.
Другой лист - "Ин Боцзюэ в гроте насмехается над весенним баловством"
иллюстрирует эпизод 52-й главы.
"Весеннее баловство в гроте", т.е. баловство в "иньской пещере", ины-
ми словами, внутри женщины. Секс в Китае по причине социального нера-
венства между мужчиной - хозяином - и его гаремными послушницами почти
всегда рассматривался с позиций хозяина, т.е. с мужских. Поэтому коитус
понимался не только и, может быть, даже не столько как процесс единения
инь и ян, сколько как приобщение ян к инь с целью восприятия иньских
энергий, посещение пещеры инь ("нефритовой пещеры", "лютневой пещеры"),
весенние игры в ее сладостных глубинах.
На данной гравюре изображены как бы сразу две пещеры - внешняя, назы-
ваемая "гротом весны" (метафора соития), и внутренняя по имени Ли Гуйц-
зе.
"Внешний" грот на картинке передан условно при помощи неких каменис-
тых образований. Сквозь причудливые, извилистые, как бы изъеденные, фор-
мы прорастает мощная ветвистая сосна. Подобные образы часто встречаются
в китайской живописи. Сосна (или иногда бамбук) и дырявые камни являются
природной эротической парой. Их присутствие на "весенней картинке" не
случайно. Оно очередной раз фиксирует китайскую идею о том, что, любя,
человек следует природе, приобщается к ней, сливается.
Забавы в "гроте весны" (эротические игры) - не вполне предназначены
для посторонних глаз: это все же грот, а не дворец. Однако в данной гра-
вюре за коитусом с удовольствием наблюдает
В конце 52-й главы романа рассказывается о молодой женщине, которая
ловит в саду бабочек. Сюжет этот не случаен, и возникает он в романе не
однажды. Женская ловля бабочек, мотыльков, пчел в китайском понимании
имеет вполне конкретный подтекст. Любое насекомое - опылитель - это знак
мужской сексуальной энергии. Мотылек-любитель и возлюбленный цветов, в
том числе и красных, то есть тех, что в китайской традиции ассоциирова-
лись с вульвой.
Согласно тексту романа, Цзиньлянь удалось достичь желаемого. Она пой-
мала мотылька по имени Цзинцзи.
Дальнейшее развитие событий представлено на листе "Пань Цзиньлянь в
саду уступает любви зятя".
Кстати, надпись этой гравюры тоже содержит музыкальные реминисценции,
ибо она может быть прочитана как "Садовая мелодия любви Пань Цзиньлянь к
зятю".
И то, что мелодия "садовая", - это тоже не случайно. Китайцы любили,
следуя природе, сливаясь с природой, предаваться любви на свежем возду-
хе. Это к тому же во многом соотносилось с различными даосскими идеями.
Согласно развитию фабулы Цзинцзи зазвал молодую женщину в грот (опять
грот) посмотреть на выросший там гриб. Образ грота не вызывает особых
сомнений. Это классический знак вульвы. Осталось понять, что из себя
представляет возросший в нем гриб.
Грибы, как известно, бывают разными. Но в данной конкретной ситуации
логичнее, видимо, вспомнить о так называемом "черном грибе" с плотно
прилегающей шляпкой, по форме напоминающем пенис. Он, собственно, и ис-
пользовался в таком качестве (илл. зз).
Лист "Пань Цзиньлянь в саду уступает любви зятя" не является абсолют-
но точной иллюстрацией эпизода. Его изобразительный ряд более емок. В
нем соотнесены три существования, три женщины, иероглифы чьих имен стоят
в заглавии романа: очаровательная блудница Цзиньлянь, вечно неприкаянная
в своих страстях; ее служанка и наперсница Чуньмэй и Пинъэр, создавшая
себе ненадолго свой хрупкий микромир, достигшая истинной женской закон-
ченности, но, увы, иллюзорной и кратковременной.
ЛАНЬЛИНСКИЙ НАСМЕШНИК
ЦЗИНЬ, ПИН, МЭИ, ИЛИ ЦВЕТЫ СЛИВЫ В ЗОЛОТОЙ ВАЗЕ
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
Юэнян слушает чтение из "Алмазной сутры" /1/
Гуйцзе прячется в доме Симэня.
В зеркало глядеться не хочу, румянец исчезает,
Рукой подбородок подперши, сижу, желанья нет спать.
Исхудала тонкая талия, бирюзовый поясок повис,
Слезы, по щекам стекая, искрятся на подвесках.
На равнодушного я негодую, тоска меня грызет,
В смятении душа, мукам нет конца.
Когда же благодатный ветер повеет наконец?
Когда он милого мне к ложу принесет?
Итак, узнав, что Симэнь с узелком /2/ остался у Пинъэр, ревнивая
Цзиньлянь глаз не сомкнула всю ночь. На другой же день утром, когда Си-
мэнь отбыл в управу, а Пинъэр причесывалась у себя в спальне, Цзиньлянь
пошла прямо в задние покои.
- Знала бы ты, сестрица, - обратилась она к Юэнян, - какие сплетни
про тебя пускает Ли Пинъэр! /3/ Ты, говорит, хозяйку из себя строишь,
зазнаешься, когда у других день рожденья, ты лезешь распоряжаться. Муж,
говорит, пьяный ко мне пошел в мое отсутствие, а она - это ты-то, сест-
рица, - ее перед всеми конфузишь, стыдишь ни за что ни про что. Она, го-
ворит, меня из себя вывела. Я, говорит, мужу велела из моей спальни уй-
ти, а он, говорит, опять все-таки ко мне пришел. Они всю ночь напролет
прошушукались. Он ей целиком, со всеми потрохами, отдался.
Так и вспыхнула разгневанная Юэнян.
- Вот вы вчера тут были, - говорила она, обращаясь к тетушке У Стар-
шей и Мэн Юйлоу /4/. - Скажите, что я о ней такого говорила? Слуга при-
нес фонарь, я только и спросила: почему, мол, батюшка не пришел? А он
мне: к матушке Шестой /5/ говорит, пошел. Нет, говорю, у челозека ника-
кого понятия и приличия. Сестрица Вторая /6/ рождение справляет, а он
даже прийти не хочет. Ну чем, скажите, я ее задела, а? С чего она взяла,
будто я хозяйку из себя строю, зазнаюсь, я такая, я сякая?! А я еще по-
рядочной женщиной ее считала. Правда, говорят, внешний вид обманчив. В
душу не залезешь. Как есть шип в цветах, колючка в теле. Представляю се-
бе, что она наедине с мужем наговаривает! Так вот почему она так всполо-
шилась, к себе побежала. Глупая! Неужели думаешь, дрогнет мое сердце,
если ты захватишь мужа, а? Да берите его себе совсем! Пожалуйста! Вам
ведь в одиночестве жить не под силу! А как же я терпела, когда в дом
пришла! Он, насильник, тогда мне на глаза совсем не показывался.
- Полно, сударыня! - успокаивала ее тетушка У. - Не забывайте, у нее
наследник! Так исстари повелось: у кого власть, тому все дозволено. А вы
- хозяйка дома, что лохань помойная. Все надобно терпеть.
- А я с ней все-таки как-нибудь поговорю, - не унималась Юэнян. - Хо-
зяйку, видите ли, строю, зазнаюсь. Узнаю, откуда она это взяла.
- Уж простите ее, сестрица! - твердила перехватившая в своих наветах
через край Цзиньлянь. - Говорят, благородный ничтожного за промахи не
осуждает. Кто не без греха! Она там мужу наговаривает, а мы страдай! Я
вот через стенку от нее живу. А будь такой же, как она, мне б и с места
не сойти. Это она из-за сына храбрится. Вот погодите, говорит, сын под-
растет, всем воздаст по заслугам. Такого не слыхали? Всем нам с голоду
помирать!
- Не может быть, чтобы она такое говорила, - не поверила тетушка У.
Юэнян ничего не сказала.
Когда начинает сгущаться мгла, ищут свечу или лучину. Дочь Симэня жи-
ла в большой дружбе с Ли Пинъэр. Бывало, не окажется у нее ниток или
шелку на туфельки, Пинъэр дает ей и лучшего шелку, и атласу, то подарит
два или три платка, а то и серебра сунет незаметно, чтобы никто не ви-
дал. И вот, услыхав такой разговор, она решила довести его до сведения
Пинъэр.
Приближался праздник Дракона /7/, и Пинъэр была занята работой. Она
шила ребенку бархатные амулеты, мастерила из шелка миниатюрные кулечки,
напоминавшие формой праздничные пирожки, и плела из полыни тигрят для
отпугивания злых духов, когда к ней в комнату вошла падчерица. Пинъэр
усадила ее рядом и велела Инчунь /8/ подать чай.
- Вас давеча на чай приглашала, что ж вы не пришли? - спросила падче-
рица.
- Я батюшку проводила, - говорила Пинъэр, - и пока прохладно села вот
сыну кое-что к празднику смастерить.
- Мне с вами поговорить надо бы, - начала падчерица. - Не подумайте,
что я сплетни пришла сводить. Скажите, вы говорили, что матушка Старшая,
дескать, хозяйку из себя строит, а? Может, вы с матушкой Пятой ссори-
лись? А то она у матушки Старшей на все лады вас судила да рядила. Ма-
тушка Старшая собирается с вами объясниться. Только не говорите, что я
сказала, а то и мне достанется. А вы, матушка, с мыслями соберитесь, по-
думайте, как ей ответить.
Не услышь такого Пинъэр, все бы шло своим чередом, а тут у нее даже
иголка выпала, руки опустились. Долго она была не в силах слова вымол-
вить.
- Дочка! - наконец со слезами на глазах заговорила Пинъэр. - Ни слова
лишнего я не говорила. Вчера только я услыхала от слуги, что батюшка ко
мне направился, я к себе поспешила и стала уговаривать его пойти к ма-
тушке Старшей, только и всего. Матушка Старшая так обо мне заботится! Да
как я буду отзываться дурно о человеке, когда он делает мне столько доб-
ра! Но кому же, хотела бы я знать, я такое говорила?! Зачем зря клеве-
тать!
- А матушка Пятая как услыхала, что Старшая собирается с вами потол-
ковать, так вся и вспыхнула, - объяснила падчерица. - По-моему, этого
так оставлять нельзя. Надо ей очную ставку устроить, вот что.
- Да разве ее перекричишь? - махнула рукой Пинъэр. - Уж буду на Небо
уповать. Она ведь и днем, и ночью под меня подкапывается и не успокоит-
ся, пока не покончит либо со мной, либо с сыном.
Пинъэр заплакала, падчерица успокаивала ее. Появилась Сяоюй /9/ и
пригласила их к обеду. Пинъэр отложила работу и направилась с падчерицей
в покои хозяйки дома, но, даже не коснувшись еды, вернулась к себе, лег-
ла в постель и тотчас же уснула.
Вернулся из управы Симэнь и, найдя Пинъэр спящей, стал расспрашивать
Инчунь.
- Матушка целый день крошки в рот не брала, - сказала служанка.
Симэнь бросился к постели Пинъэр.
