религиозного культа, а родина евреев - весь населенный ими мир. "Евреи так
многолюдны, что их не может вместить одна какая-нибудь страна", - говорит Филон
(in Flacc. 7): "Вот почему они населяют большую часть и притом богатейшие из
стран Европы и Азии, как на суше, так и на островах. Своей метрополией они
считают Священный Город, в котором находится святой храм Всевышнего Бога; но
родиной своей они считают те страны, которые достались им как местожительство,
от отцов, дедов, прадедов и еще более древних предков и в которых они сами
родились и были воспитаны".
Как только евреи появились вне Палестины, вместе с ними вошел в мир и
антисемитизм. "Антисемитизм и еврейские преследования появились тогда же, когда
возникла диаспора", - говорит Моммзен (V, 519). "Вполне естественно, что вместе
с еврейством пришел в мир и его естественный коррелат - антисемитизм", -
комментирует этот факт Эд. Мейер (G. d. A. III 216-217): "он так же стар, как и
само еврейство". Действительно, где только мы ни слышим о евреях, мы слышим и об
антисемитизме; Э.Кламрот (Die judischen Exulanten in Babylonien. Beitrage zum
Wissenschaft vom Altertum. Leipzig. Herausg. Jahr 1912) нашел следы
антисемитизма даже в Вавилоне в эпоху еврейского плена.
По его гипотезе (стр. 43), еврейские гонения начались здесь к концу изгнания, в
эпоху Набунаида. Из того, что с этой эпохи евреи занимаются преимущественно
земледелием, и доход их исчисляется количеством плодов земли (как у Езек. 13,
19), а с этого времени большая часть общины уже живет в самом Вавилоне (след.
Занимается торговлей и ремеслами), и ее доходы исчисляются в наличных деньгах,
он заключает, что вавилонское правительство в эту эпоху обложило
евреев-земледельцев невыносимой податью, с "нарочитою целью оторвать евреев от
землевладения" (стр. 43, пр. 1): с этих-то пор евреи и превращаются из
землевладельцев в городских жителей.
Действительно, такие места, как Исаия 51,7 и 51,13 и Езекиель 28,24, показывают,
что в вавилонском обществе существовал сильный антисемитизм, если только эти
места не есть более поздняя интерполяция. Все это могло бы послужить лишним
подтверждением наших взглядов, если бы эта эпоха, по собственному признанию
Кламрота (стр. 88), не была одним из самых темных отделов истории и если бы
выводы Кламрота не были в значительной степени смелой фантазией, только отчасти
опирающейся на данные истории.
В дальнейшем, во всяком случае, как мы видели выше, везде, где мы встречаем
евреев, мы встречаем и антисемитизм. Какие же особенности еврейского народа
вызывали его?
Географическое положение Палестины с древнейших времен было таково, что она, не
составляя органической части какого-либо другого государства, в то же время
почти никогда не была в течение более или менее продолжительного времени
политически самостоятельным государством. Она служила полем битвы между
соседними великими державами и постоянно переходила из рук в руки, находясь в
зависимости то от филистимлян, то от Финикии, то от Ассирии, то от Египта.
Это исключительное, своеобразное положение и дало возможность развиться у евреев
сильному национальному чувству, не связанному не только с политическим
могуществом, но и с политической независимостью - явление единичное и не имеющее
аналогий в древнем мире. Вот почему и будучи выброшенными в Вавилон, евреи в
отличие от других народов сохранили свое национальное самосознание и свои
национальные обычаи. Но это сохранение национальности сильно затрудняло евреям
борьбу за существование. Поэтому для того, чтобы такое "национальное государство
без территории" могло просуществовать, для того, чтобы евреи не были истреблены,
ни затерты в борьбе за существование, у них должен был развиться целый ряд
своеобразных национальных особенностей.
Какова была судьба других покоренных народов, принужденных жить под властью
чужеземцев? Эти народы нередко, отстаивая свою свободу и независимость, погибали
до последнего человека; но если они покорялись и уводились в плен, то тем самым
признавали себя людьми второго сорта, стоявшими ниже по общественной лестнице,
чем прирожденные граждане. На символическом религиозно-правовом языке древности
это выражалось так: бог данного народа признал, что он побежден богом
народа-победителя, и вошел в его свиту в качестве одного из богов второго
разряда, так как по античным представлениям бог вне своей родины не имеет
никакой власти (Klamroth, о. с.60-61).
При таком положении дел сохранение своих национальных черт и обособленности было
обычно признаком приниженности и культурной отсталости народа. Более культурные
группы, оказавшиеся на чужбине, облегчали себе борьбу за существование тем, что
всячески старались перенимать обычаи и облик народа-победителя. Прежде всего
этому процессу подвергалась аристократия, интеллигенция и вообще более успешные
в борьбе за существование группы. Если отдельные инородческие группы и
сохранялись в чужих странах, то они состояли сплошь из забитого, униженного
простонародья, интеллигенция рано покидала их; на первых порах она встречалась с
недоверием коренными гражданами, но уже через короткое время ее успехи на
жизненном поприще заставляли забыть о происхождении; в следующем поколении она
уже ассимилировалась бесследно. Нравственно- оскорбительного понятия
"ренегатство" у таких народов не существовало: с точки зрения их
нравственно-религиозных взглядов, раз их бог вошел в свиту бога-победителя, то
его народу уже и подавно надлежит чтить этого бога, т. е. принять полностью
обряды и обычаи победителей.
Для характеристики отношения "хозяев страны" к проживающим в стране иностранцам
и психологии самих этих иностранцев особенно поучителен мим Геронда "Содержатель
публичного дома", написанный в Александрии в III в. до Р. Х., т. е. как раз в
эпоху расцвета египетской диаспоры и в самом ее центре.
Действующие лица мима - не евреи, а иностранцы с обычной психологией, по
терминологии того времени - метэки. Здесь представлены оба только что
обрисованных нами типа иноплеменников-поселенцев: Баттар, содержатель публичного
дома, простолюдин, иностранец, сам признающий себя гражданином второго сорта, и
Фалет-Артими, крупный негоциант, всячески скрывающий свое происхождение и
прикидывающийся чистокровным греком. Баттар говорит:
...Я метэк, и он метэк также:
Не как хотим живем, а так как нам можно.
Как разрешают нам...
(ст. 8-10).
Он возмущен замашками Фалета:
Ему бы надо знать, какая он птица,
Что он за дрянь! Ему б дрожать всегда надо
Пред каждым гражданином, как бы он ни был
Ничтожен и дурен - с меня пример взял бы!
(ст. 28-31)
и характеризует его так:
Фригиец, из Артимма, ставший Фалетом,
Чтобы показаться греком.
(ст. 37-38).
Так было и с народами, попавшими в вавилонский плен: они либо признавали себя
гражданами второго сорта, либо принимали вавилонский облик и культуру и
бесследно ассимилировались (Klamroth, 81). Стоя на такой общепринятой тогда
точке зрения, евреи должны были считать, что Иегова побежден Мардуком и в
переселении в Вавилон видеть указание на то, что отныне они должны были
поклоняться вавилонским богам (ср. Jer. 44, 16).
Этого не произошло: евреи, как мы видели, уже на родине приучились не
обусловливать своего национально-патриотического чувства политическою
независимостью; им легче, чем другим, было сделать и следующий шаг, и
консолидироваться в национально-государственный организм без своей территории.
Однако нельзя не признать в корне ошибочным выведение этих особенностей
еврейской правовой психологии из еврейской религии: наоборот, возникшее в эпоху
плена представление, по которому Иегова есть Бог всего мира, а Израиль лишь его
возлюбленный сын, только проекция на небо такого факта, что евреи, оставаясь
национально-государственным целым, живут во всем мире, а Палестина (хоть в
мечтах) - их религиозный центр.
Всякому патриотически настроенному народу свойственно ставить себя не ниже, а
выше окружающих народностей. Поэтому и евреи, не смущаясь urbi et orbi заявляют,
что они выше тех народов, в среде которых они живут, - и по происхождению, и по
культуре. Приобретая экономическое и политическое влияние, занимая видные посты
в государствах рассеяния, они ассимилируются лишь до известной границы, с
гордостью заявляя о своей национальности и сохраняя ее отличительные черты.
Полная ассимиляция беспощадно клеймится, как ренегатство; боязнь общественного
мнения делает такую ассимиляцию сравнительно редкой.
Понятно, с каким чувством должны были отнестись к евреям ввиду этой их
особенности "хозяева страны".
К униженным иноплеменникам, к этим жалким гражданам второго сорта, относились,
пожалуй, даже со снисходительной жалостью. Более обидно и оскорбительно было,
когда эта сволочь выходила в люди; однако заимствование полностью местной
культуры и внешнего культурного облика давало возможность вскоре забыть о пятне
на происхождении этих людей. Иное дело, когда эти выскочки, эти "мещане во
дворянстве" на каждом шагу подчеркивают - своим обликом, обрядами, манерой
держаться, рассуждениями - свое "хамское" происхождение и когда, в то же время,
экономическая или общественная роль, занимаемая этими людьми, сплошь и рядом не
позволяет "поставить их на место". Естественно, что хозяева страны не могли
оставаться равнодушными к этому еврейскому "нахальству". Результатом этой
особенности и явились озлобление и ненависть к евреям.
Как я уже сказал выше, если бы евреи при таком отношении к ним реагировали бы
рефлексивно, немедленно на каждое наносимое им оскорбление, они уже очень рано
были бы истреблены подавляющими их силой и численностью "хозяевами страны".
Инстинкт национального самосохранения приучил их вовсе не реагировать на менее
тяжелые обиды, а на более тяжелые реагировать не рефлексом, а разумом. Такой
реакцией являлась, с одной стороны, прекрасно поставленная еврейская пропаганда,
с другой, то упорство, с которым евреи стремились к достижению фактического
влияния в стране. Но, с точки зрения античной морали, такой способ реагировать
на обиду считался недостойным свободного человека.
Таким образом, результатом этой национальной особенности явилось чувство
гадливости и презрения к евреям, их третируют, как "паршивых жидов". Евреи, со
своей стороны, эту естественно возникшую черту, не нуждающуюся ни в осуждении,
ни в порицании, не преминули возвести в высшую добродетель. Жажда мести - грех,
так как надо любить все Божьи создания; чувство самолюбия, реагирование на обиду
- преступная гордыня. В составленных в Египте дополнениях к книге Эсфири
праведник Мардохай (3, 56) находит нужным оправдывать свой поступок, с первого
взгляда, совершенный им в угоду самолюбию и чувству собственного достоинства:
"Не из высокомерия и гордыни, не популярности ради я отказался пасть ниц перед
надменным Аманом. Нет, я охотно целовал бы его пятки, если бы это могло быть на
пользу Израилю!" Христианский принцип: "ударившему в правую щеку подставь левую"
- не что иное, как вышедшая из недр еврейства утрировка этой специфической
национальной особенности, уже евреями возведенной в ранг добродетели.
Наконец, постоянная борьба с преследованиями выработала ряд своеобразных черт
еврейского приспособления в борьбе за существование. Это, во-первых, тесная
сплоченность и взаимопомощь в жизненной борьбе; во-вторых, необычайное упорство
в достижении поставленной жизненной цели, сопровождающееся много большей тратой
энергии, чем обыкновенно, так как еврею, кроме обычных препятствий, приходилось
преодолевать специфическую враждебность к евреям, и, в-третьих, своеобразное
отношение к местному закону и государственности. Это отношение явилось
результатом "двойного подданства" евреев, необходимости соблюдать часто взаимно
противоречащие моральные требования еврейского и местного закона и, как мы
видели выше, может быть охарактеризовано так:
1) Местный закон необходимо строго соблюдать, но лишь поскольку он не
противоречит еще живущим в народном правосознании положениям еврейского закона и